– Если ты услышишь ее рассказ, то тебе так не покажется.
– А что, по ее словам, с ней случилось после смерти Узды?
– Она работала служанкой, мыла посуду, стирала чужое белье, недолго училась в школе, но после смерти учителя его родственники стали постепенно тяготиться ее присутствием, и в конце концов она уехала из Японии. После этого она работала в Сингапуре, Макао, Бангкоке, Вьентьяне и еще бог знает где. Я думаю, что она даже не может вспомнить все места, где ей приходилось жить или работать.
– А каким же образом ей удалось выйти на тебя?
– Она говорит, что примерно пять лет назад совершенно случайно прочитала в газете обо мне и подумала, что вполне может быть моей дочерью.
– Но пришла она к тебе только сейчас?
– Да.
– И до сих пор настаивает, что является твоей дочерью?
– Не совсем. Она допускает мысль, что может ошибаться, но все же склоняется к тому, что я ее мать.
Клайв угрюмо хмыкнул:
– Значит, она оставляет тебе возможность самой домыслить недостающие звенья. Она что, действительно не помнит ничего, что произошло с ней до появления японцев?
– Клайв, она такое пережила, что это вполне могло стереть из ее памяти все предшествующие события.
Он сокрушенно покачал головой:
– Это очень подозрительно. И к тому же удобно. Очень легко придумать подобную историю, которая в общих чертах будет совпадать с какими угодно фактами.
– Я сама об этом думала, – огрызнулась Фрэнсин.
– Фрэнсин, – осторожно начал он, бросив на нее быстрый взгляд, – как могло случиться, что ты не узнала ее с первого взгляда? Это настораживает меня и заставляет думать, что она лжет.
Фрэнсин долго молчала, собираясь с мыслями.
– Ты прав, у меня не было никаких мистических чувств, которые могли бы безоговорочно подсказать, что это моя дочь. А если бы я все-таки поддалась такому чувству, то меня с полным основанием можно было бы счесть сумасшедшей. Но когда я впервые увидела ее, то поняла, что в ней есть что-то такое… Не знаю, как это выразить, но у меня действительно иногда возникало чувство, что это Руг. И оно усиливается с каждым днем.
– Боже мой, – тяжело вздохнул Клайв.
– Клайв, вся эта история покрыта мраком, окутана таинственностью и совершенно неподвластна доводам разума. Но меня постоянно мучает мысль, что я могу ошибаться и она действительно моя дочь. Как я могу игнорировать такую возможность?
– Да, ты не можешь игнорировать ее, но должна докопаться до сути, прежде чем принимать важное решение и уж тем более жертвовать своими деньгами.
– У нас практически нет времени, Клайв. Они в любую минуту могут убить ее ребенка. Это маленький мальчик, Клайв, и он вполне может оказаться моим внуком.
– А если его вообще не существует в природе?
– А если существует? – Фрэнсин повысила голос, хотя и прилагала, немало усилий, чтобы не терять самообладания. – Как я буду жить потом, зная, что погубила не только дочь, но и внука? Причем дочь – уже во второй раз?
– Лицо Клайва потемнело от напряжения.
– Фрэнсин, если она задумала ограбить тебя, то лучше истории о бедном и несчастном внуке и придумать трудно.
– Я знаю, Клайв, но ничего не могу сейчас поделать.
Он тяжело вздохнул и посмотрел в окно на мелькающие мимо деревья и дома, за которыми возвышались высокие шпили небоскребов.
– Ну ладно, будет лучше, если ты посвятишь меня во все детали этой невероятной истории.
Они подъехали к многоэтажному дому, поднялись на лифте и постучали в квартиру. Им открыл Манро.
– Это Клэй Манро, – представила хозяина Фрэнсин. – Мой консультант по вопросам безопасности. Клэй, это Клайв Нейпир.
Мужчины молча пожали друг другу руки.
– А где же Сакура? – поинтересовалась Фрэнсин, оглядываясь вокруг.
– На террасе, – махнул Клэй рукой. – Думаю, она еще спит.
Они проследовали на террасу и увидели сидящую в кресле женщину в солнцезащитных очках. Услышав шаги, она медленно повернула голову и поднялась навстречу гостям.
–. Клайв, – тихо сказала Фрэнсин, – это Сакура Уэда. Сакура, познакомься, это Клайв Нейпир.
Повисла гнетущая тишина. Сакура сняла очки и несколько секунд молча смотрела на Клайва. Фрэнсин увидела, как Сакура вдруг побледнела и лицо ее застыло от напряжения. Клайв тоже побледнел, хотя и старался держать себя в руках.
– Привет, малышка, – нарочито спокойно сказал он и протянул к ней руки.
Сакура вздрогнула и медленно подалась вперед, а потом повисла у него на шее, уткнувшись лицом в широкую грудь. Фрэнсин услышала тихое всхлипывание и увидела дрожащую руку Клайва, когда тот поглаживал ее по черным волосам.
Они стояли обнявшись несколько долгих минут, а когда Клайв наконец отпустил ее, чтобы что-то сказать, она чуть не рухнула на бетонный пол террасы. Слава Богу, Манро оказался рядом и успел подхватить ее за талию, как срезанный под корень цветок.
– Сегодня утром она испытывала легкое недомогание, – пояснил он, усаживая ее в кресло.
– Да, мне действительно нездоровится, – призналась Сакура, закрывая рукой бледное, мокрое от слез лицо. – Извините.
– Давайте уложим ее в постель, – предложила Фрэнсин, обеспокоено глядя на Сакуру. – А я вызову врача.
Они отвели ее в спальню и уложили в постель, а Клайв сел на край кровати и осторожно убрал волосы с ее лба.
– Боже мой, – потрясение шептал он, не веря своим глазам.
Сакура села на кровати и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я знаю вас, – проговорила она.
– Правда?
– Вы были там.
– Где?
– В том большом деревенском доме. Вы ведь были там, правда?
Клайв прикоснулся пальцами к ее щеке.
– Да, я был там.
– И задолго до этого.
– Верно, – тихо подтвердил он, – и задолго до этого.
– Я помню вас. – Она не отрываясь смотрела ему в глаза, а по ее щекам неудержимо текли крупные слезы.
Потом ее начала сотрясать дрожь, и она отвернулась, закрыв глаза.
– Клайв, – прошептала она дрожащими губами, – Клайв.
Клайв посмотрел на Фрэнсин.
– Вы не могли бы оставить нас наедине? – попросил он. – На несколько минут?
Фрэнсин молча кивнула, и они с Клэем вышли из комнаты.
– Сакура, – осторожно начал он, когда они остались одни, – ты действительно уверена, что знаешь меня?
Она кивнула:
– Да, но мне кажется, как будто это во сне.
– А что именно ты помнишь обо мне?
– Вы часто называли меня «малышкой» и «цыпленком».
– А еще?
Она была абсолютно уверена, что знает этого симпатичного мужчину средних лет, причем знает так хорошо, что даже оторопь берег. Но к сожалению, в памяти не осталось никаких конкретных деталей, которые могли бы подтвердить ее правоту. Словом, сердцем она чувствовала, что знает его, но сознание отказывалось привести хоть какие-то аргументы в ее пользу.
