Поцелуй… Полноценные молнии тока.
Засос, засос… Хрипы и крики.
Давление пульсирующего от нетерпения члена… Низкий и затянутый скулеж.
Едва Даня полностью входит, я улетаю. Это не оргазм. Что-то большее. Нечто такое тонкое и эфемерное – самый странный, самый сильный, самый яркий экстаз.
Я перестаю слышать музыку, видеть и что-либо воспринимать. Сердце не стучит. Пульс не бьется. Дыхания нет. Даня забирает все мои ощущения на себя. Я чувствую только его. Кажется, будто он физически в мое тело проник. Полностью. Не просто натянул на член, нет. Он распирает каждую клеточку в моем организме.
Особенно, когда поднимает меня, заставляя приклеиться спиной к своей груди. И все, мы одно целое. Единое существо.
– Маринка… Маринка… – выдыхает у уха. – Ох, мать вашу… Маринка…
Ко мне то ли сознание возвращается, то ли только чувствительность. Я захлебываюсь воздухом, когда определяю его член внутри себя. Он ощущается неестественно огромным. Не просто частью моего любимого человека. А силой, которая держит во мне жизнь.
Данины ладони накрывают грудь. Страстно сминают. Выкручивают соски. Находят киску. Так и замираем: одна рука поперек верхней части корпуса, вторая – между ног.
– Мм-м…
– Дд-д…
Первый толчок, словно удар. Мощный обвал похоти. Я еще никогда так не зверела. Да и Даня тоже. Чувствую, как он дуреет. Теряет контроль. Мой свирепый, порочный и ласковый.
Я просто самка. И это так охрененно. Мне не нужен рассудок. Я теряю себя, растворяюсь, подчиняюсь инстинктам, покоряюсь своему самцу.
Нас накрывает темнотой. Окутывает ее густой чернотой. Распаляет и воспламеняет.
Никогда прежде я так не рычала. Все, что я хочу – чтобы он трахал меня. И не ради какой-то разрядки. Сам процесс потрясающий.
– Е-ба… Ебать, девочка моя… Маринка…
Толчки отрывистые, с промежутками, но такие сильные и глубокие, что я на каждом воздухом давлюсь и разрываю пространство криком. Слезы и прочие жидкости – над этим точно контроля не держу. Да, мы оба мокрые. И мы полностью горим. Пылаем, будто с физической силой. Кровь сгущается. Мышцы каменеют и обращаются в раскаленные угли.
Я хочу, чтобы это длилось вечность. Но понимаю, что вечность мы не выдержим. Сгорим дотла. Словно комета в невесомости. Ничего не останется.
Даня ускоряется. Рычит громче и чаще. Сотрясает мое тело, сотрясает, сотрясает… Мои нервы искрят только от предвкушения финального взрыва. А потом в меня выплескивается лава Даниного удовольствия. Вспышка, за ней вторая, третья… И меня буквально выкручивает наизнанку. Я рассыпаюсь на атомы, каждый из которых продолжает гореть и разрастаться в объемах.
– Ты как? – Данин голос улавливаю долгое-долгое время спустя.
Он уже покинул мое тело. Понимаю это, осознавая положение наших тел – на кровати лицом к лицу лежим. Тяжело дышим. Впитываем демоническую темноту, что продолжает клубиться в зрачках.
– Странно… – озвучиваю свои ощущения по мере их принятия. – Удивительно хорошо… Запредельно… – задыхаюсь. На миг цепенею, не отрывая от своего Шатохина взгляда. Словно только сейчас его и увидела. – Ты такой красивый, Данечка… – он моргает и точно так же застывает. – Я люблю тебя всецело.
– Маринка… – выдыхает тяжело, отмирая.
У меня по коже мурашки, но я уже не могу на них реагировать. Это какая-то далекая реакция. Во всех уголках моего тела колотится сердце, словно оно не одно… Словно сотни их. И все они любят его – моего Даню Шатохина. Подаюсь вперед, чтобы прикоснуться кожей и сообщить об этом невербально.
– Смотри… Чувствуешь?
– Да… Я тоже тебя всю, Маринка… Одну тебя… Всю тебя люблю! Всем, что у меня есть – духовно и физически.
И я… Просто начинаю плакать. Так выходят избытки эмоций. Пока я не отрубаюсь.
* * *
Утро выдается тяжелым. Шатохину с трудом удается меня растормошить.
– Я так устала, Дань… Спать хочу… Отстань…
– Порядок, – уши ласкает не только его голос, но и смех. – Нормально отдохнули. Отоспались! Целый час в отключке! То, что нужно, чтобы восстановиться после ночных тусовок с Дынькиными зубами!
– Час? Всего час? – хнычу я. – Оставь меня сейчас же!
Даня снова ржет.
Вашу мать, вот откуда он силы берет?
– Марина… – зовет. Я делаю вид, что не слышу. – Марина?.. Ма-ри-на… Нам домой нужно, забыла?
Черт… Конечно, вылетело из головы, что мама говорила о своих планах на сегодня. Отпуская нас на очередную ночевку, предупредила, чтобы в этот раз не задерживались.
– Боже… – растирая пальцами глаза, силюсь их открыть, но веки ощущаются свинцовыми. – Мне требуется реанимация.
– Я готов.
– Как всегда…
Да, секс – самое лучшее лекарство. Даже если занемог ты тоже из-за него. Это как лечение ангины мороженым. Внушительно, эффективно и безумно приятно.
– Ожила? – спрашивает Даня уже в машине, по дороге домой. Задерживая взгляд, вовсю ухмыляется. – Довольна?
Я, конечно, краснею. Но, черт, не от смущения. Эмоции до сих пор бушуют. Стоит вспомнить один фрагмент – внутри все переворачивается и загорается.
– Ага, – выдаю с растяжкой. – Мне очень понравилось.
Даня сжимает губы и игриво подергивает бровями.
– Что именно?
– Все, Данечка, – подаюсь через консоль, чтобы поцеловать его. И прошептать за ухо: – Я уже думаю про наш следующий выгул…
Глаза в глаза. Мгновенный пожар.
– Выгуляю тебя через пару дней, – обещает многозначительно. Во время следующей паузы пламя разгорается еще яростнее. Даня прочищает горло, чтоб чуть хрипло добавить: – Закончу основной проект и кое-что по мелочовке… Буду свободен.
– Договорились, – выдыхаю я. Но не отлипаю. Припадая к плечу, осторожно обнимаю. Убедившись, что не мешаю управлять автомобилем, замираю. – Боже… Главное, при маме сильно не зевать.
– А то она не понимает, зачем мы оставляем с ней дочь и едем на квартиру…
– Ну… Масштабов она точно не представляет!
– И слава Богу! – смеется Даня. Останавливаясь на «красный», поворачивает голову ко мне и прижимается лицом. – Блядь… – шумно вдыхает. – Я тебя сожрать готов, веришь? Сейчас сожру, – впивается зубами в щеку и всасывает кожу. – Точно сожру.
– Разрешаю только кусать!
– Сожрать!
– Ну, нет… Покусывай! И то осторожно, чтобы надольше хватило!
– Навсегда, Марин… – хрипит, перехватывая мой взгляд. Сам резко серьезным становится. – Ты нужна навсегда.
– И ты мне, любимый. Навсегда.
Остаток пути молчим. В комфортной, я бы даже сказала – какой-то блаженной тишине доезжаем. Пока Даня паркуется в гараже, я, окончательно позабыв о своей усталости, бегу в дом.
– Мамоська!
Дарина, едва меня увидев, подскакивает с коврика у камина, где они с папой играли, и несется навстречу. Я наклоняюсь, чтобы поймать ее. Подхватывая, крепко-крепко прижимаю к себе и, прикрывая веки, в миллионный раз думаю о том, какая я счастливая.
Жена. Мама. Дочь. Сестра.
Я – плод любви. И я призвана сеять ее дальше.
Пусть я не зажигаю залы, танцуя на сцене, как когда-то мечтала. Мое имя не скандируют миллионы. Я не заполняю своими мыслями и чувствами целую вселенную.
Но благодаря им, я освещаю и согреваю вселенную своей семьи.
Я знаю, каково смотреть в глаза своему мужчине и видеть там исключительно свое отражение. Знаю, как его завести, разрядить и успокоить. Знаю, как дарить ему свою любовь, и каково чувствовать ее в ответ.
Я знаю, каково носить его ребенка внутри себя. Знаю, каково видеть этого ребенка у него на руках. Знаю, каково находить у них общие черты и замечать идентичные манеры.
Я знаю, что любовь к созданному вами человечку множится всю вашу жизнь по мере его личного роста и взросления. Знаю, как много сил для этого порой нужно. Знаю, как их восстанавливать.
Я знаю, что через десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет – они у меня будут. Потому что меня тоже есть кому любить, лечить и наполнять.
Даня прижимается сзади. Обнимает нас с дочкой. Я поворачиваюсь и льну к нему. Одновременно теснее притягиваю к нам малышку.
