— А где Кристофер? — спросила Моник у Софи.
— С Габи. Мы не любим оставлять ее с няней.
— Мне сегодня приснилось, что я унаследовала «Шанель», — выпалила Саманта. — Мадемуазель оставила компанию мне.
Она отпила «Кир рояль» и выпрямилась на стуле, удивленно глядя на друзей.
— Вокруг падали камелии, свернутые из тысячедолларовых купюр, и…
Софи и Моник взволнованно переглянулись.
— Как ты можешь унаследовать дом? Ты же не дизайнер, — осторожно заметила швея.
— Не обманывайся, — кивнула модель.
— Но я же могу быть directrice, — обиделась Саманта. — Хочется верить, что мадемуазель велела включить меня в совет директоров. Нам не понадобится дизайнер. Я могу каждый сезон изменять модели Коко: новая ткань, другая длина юбки, прочие детали. Ты же поможешь, Моник?
Моник залпом выпила скотч, вспоминая слова старушки-легенды: «Ты должна быть готова занять мое место…»
— Саманта, — нерешительно проговорила она. — Возможно, тебя удивит завещание мадемуазель. Может, ничего и не изменится.
— Но им понадобится кто-то, кто будет заниматься дизайном! — воскликнула американка.
Женщины замолчали. Софи прикурила и глубоко затянулась. Остальные зачарованно смотрели на нее.
Заметив это, молодая мама сказала:
— Шанель почти всем обещала что-нибудь оставить. — Она выдохнула дым. — Пожилые женщины иногда так добиваются дружелюбия окружающих. У меня всегда было ощущение… что мы с мадемуазель как-то связаны. Может, мы даже родственники. Представьте, она предлагала удочерить моего ребенка, хотя она годилась бы ей в прабабушки!
— Это ничего бы не изменило, — заявила Моник. — Она даже не желала видеть племянниц. Мне приходилось говорить им, что тетя плохо себя чувствует. А милые девушки хотели просто поздороваться.
— Не хочу, — пожала плечами Софи, — чтобы кого-то из вас постигло разочарование.
— Да нет, я ничего и не ожидаю. — Моник знаком велела официанту принести еще скотча. — Просто мне грустно: она ведь умерла совсем одна. Каждая одинокая женщина боится этого.
— Хочешь сказать, ты тоже? — спросила Саманта.
— Да, боюсь.
— Большинство женщин умирают в одиночестве, потому что переживают мужей, — пожала плечами Саманта. — Я боюсь только того, что умру не в одежде от Шанель!
— Но мадемуазель умерла не одна: с ней была Жанна, — сказала Софи.
— Но она просто служанка, — ответила Моник.
— Моник, Жанна была не просто служанкой, — сказала Саманта. — Она была наперсницей Коко и знала все секреты… Слышала и видела абсолютно все.
— Какие секреты? — прищурилась Софи, глядя на американку сквозь сигаретный дым.
— Откуда мне знать? — Та пожала плечами. — Их было множество. Думаешь, почему столько писателей бросили работать над ее биографией? На обложках большинства книг пишут «Записано со слов…». В случае с мадемуазель надо было бы писать «Записано с вранья…».
— Она врала? — спросила Моник.
— Шутишь? — засмеялась Саманта. — Даты, имена и факты менялись каждый раз, когда Шанель рассказывала о своей жизни.
— Но зачем она это делала? — настаивала швея.
— А зачем женщины умалчивают о прошлом? — сказала американка. — Значит, ей было что скрывать.
— Но, — нахмурилась Моник, — Коко столького добилась…
— Да уж, загадка, — кивнула Саманта.
Дамы заказали себе еще напитки. Никто не заметил, что Софи глубоко задумалась.
«Жанна слышала и видела абсолютно все». Слова эхом раздавались в мыслях молодой мамы. Она смотрела в бокал. Служанка! Почему она раньше о ней не думала?
— Какой выбрать? — спросила Саманта Клауса, держа в руках два костюма от Шанель: розовый и нежно-голубой.
— Ни тот ни этот, — ответил мужчина. — Черный.
Девушка состроила недовольную рожицу и повесила их обратно в гардероб.
— Наверное, ты прав.
Де Кузмин пригласил Саманту, Моник и Софи в свой офис обсудить ситуацию и планы на будущее.
Знаменательная встреча была назначена на десять часов. Дамы нарядились в лучшую одежду. Саманта взяла из бутика напрокат красный костюм и попросила Клауса составить компанию.
В следующий понедельник небольшая группа репортеров и фотографов собралась возле главного входа в «Шанель».
— А они что здесь делают? — шепотом спросила Софи у Саманты.
Девушка улыбнулась и взяла Клауса под руку.
— Ждут материал для новостей: «Кто унаследует лучший модный дом планеты?»
— Ты проболталась? — Модель остановилась. — Боже, как глупо! Я думала, мы сошлись на том, что никто ничего не унаследует.
— Может, да, а может, нет. — Американка покачала головой. — Но я верю, что Шанель могла оставить мне дом или, по крайней мере, удобное кресло за столом совета директоров. Я связывалась со старушкой по спиритической доске, и она почти сказала мне это. Кого ты хочешь обмануть? Ты жаждешь того же для себя. И она тоже!
Девушка указала на Моник.
— Саманта, ты ошибаешься, — возразила швея. — Мне ничего не нужно. Я ничего не жду.
— Это бред! — засмеялась Софи. — Ты, наверное, переела волшебных грибов. Клаус, чем ты ее кормишь?
— Положительными эмоциями, — прогремел немец. — Она просто очень нервничает.
Саманта задрала нос повыше и, опираясь на руку жениха, прошествовала мимо фотографов.
— Если подождете часок, возможно, заполучите сенсацию, — пообещала она толпе, входя в здание.
— Ему туда нельзя. — Изящный рукав от «Шанель» преградил Клаусу дорогу в кабинет де Кузмина.
Саманта прищурилась, глядя на высокомерную секретаршу Эдуара, которая никогда ей не нравилась.
— Klaus est mon partenaire, — объяснила она. — Mon amant! Mon amour![116]
— У меня в списке только вы трое.
— Господи! Хуже, чем в «Режин»! — взорвалась американка. — Подожди в кафе внизу.
Она поцеловала Клауса и прошептала:
— Когда увидимся в следующий раз, возможно, я буду стоить миллиард баксов.
Фотограф недоверчиво посмотрел на свою невесту.
— Не разочаруйся. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Бесплатный сыр? — яростно прошептала девушка. — Я надеюсь получить бесплатный модный дом. Я из кожи вон лезла, чтобы старушка не чувствовала себя одинокой. Она сотни раз намекала, что оставит бизнес мне.
— Дорогая, пожалуйста, не строй воздушных замков, ты ведь себя знаешь. Мечты и фантазии — это прекрасно, но…
Саманта оттолкнула парня.
Они ждали в кабинете. Де Кузмин опаздывал.
— Ой, вот и он! — Саманта побежала от двери к своему креслу.
Мгновение — и месье ввалился в комнату, сел за стол и вопросительно оглядел девушек из-под черных густых бровей.