лишь упреки и равнодушие. И все-таки Арина не спешила избавляться от чужих прикосновений — она лежала, затаившись в случайных объятиях, и наслаждалась каждой минуткой близости с до сих пор не разлюбленным мужем. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. В какой-то момент Горский за ее спиной засопел, зашевелился… На какое-то время замер, видимо, осознавая, что не ту обнимает, а потом осторожненько от не своей женщины отстранился.
Арина сделала вид, что спит. Обида кольнула до самого сердца — так и есть, он думал, что обнимает Ланку. Прикрыв глаза, слушала она, как Горский, выскользнув из ее кровати, тихонько крадется на выход… Да пусть катится ко всем чертям! Только душу разбередил!
И снова в спальне воцарилась тишина. Солнечный лучик весело скакал по лицу женщины, гладил, ласкал своим теплом, а Арина прислушивалась к звукам в квартире и ждала, когда за Горским захлопнется входная дверь. Но дверь не захлопывалась, в глубине квартиры чем-то гремели, а через несколько минут в ее спальню постучались и, не дожидаясь ответа, позвали:
— Аришка, вставай! Кофе уже стынет.
Кофе?!
Как все-таки приятно, когда кто-то с утреца пораньше варит тебе кофе!
Арина, все еще сомневаясь, что протрезвевший Горский не путает ее со своей Ланкой, тихонько вышла на кухню — а там действительно на столе уже дымится ароматный кофе! С пеночкой! И печеньки лежат — ждут ее. И все еще не одетый Горский улыбается ей, по-хозяйски приглашая на завтрак.
Не очень понимая его радость, Арина послушно села за стол и настороженно посмотрела на мужа.
— Арька, ну не смотри на меня как на врага народа, — усаживаясь напротив, попросил Горский, а потом виновато добавил: — Я ночью тебе очень мешал?
— Извиняешься, что ли? — кивнула Арина на кофе.
Извиняются, когда сожалеют. А он не жалеет. Он сидит на кухне бывшей жены и жалеет лишь о том, что это утро случайно и больше не повторится.
Неловкая тишина воцарилась на кухне. Горский задумчиво разглядывал женщину напротив, Арина же, чувствуя его взгляд, уткнулась в чашку. Даже взгляд его выдержать не может… Надо срочно менять тему.
— Про Сажинского расскажешь? — первой нарушила молчание Арина. — Удалось что-нибудь нарыть?
Горский покачал головой и отхлебнул горячий кофе — доказательств нет и уже, наверно, не будет. Слишком много времени прошло.
— И что теперь? Оставишь все как есть? — нахмурилась Арина. — Он угрожает Лике…
— Не оставлю. Ждем, пока его из больницы выпишут.
— Его до сих пор не выписали?!
— Нет. Там вообще мутная какая-то история… Сажинский, оказывается, не помнит ничего.
— В смысле?!
— В прямом. Амнезия у него. Только непонятно с чего… Я справки наводил, когда он только попал туда: у него ребра были сломаны, почки отбиты, печень… Но вот никаких черепно-мозговых травм у него не было. По крайней мере, о них никто мне не говорил. А сейчас вдруг выясняется, что у него травма серьезная была.
— Думаешь, симулирует?
— Да черт его знает… Мать плачет, отец другую клинику ищет… Лечащий врач утверждает, что у него амнезия. А к самому пока не подобраться — охраняют его очень хорошо, да и не в больнице ж ему допрос устраивать — лишнего шуму не хочется. Но ничего, рано или поздно он выйдет оттуда — вот тогда и посмотрим, что у него за «амнезия».
— Доказательств нет, у него «амнезия», и никаких гарантий, что Лика в безопасности, — вздохнула Арина.
— Арин, безнаказанным он не уйдет и Лике угрожать больше не посмеет — я решу этот вопрос. Обещаю.
— Как?
— Какая разница? Сказал, решу — значит, решу.
— Как с Максимом решал? Опять самосуд устроишь? А если он все-таки не убивал Карину?
— Ты не веришь Лике?
— Лика может ошибаться, — отмахнулась Арина. — Она была напугана… Это не доказательство.
— Арин, Сажинский, по-твоему, может оказаться безвинной овечкой? Да даже если он Карину не убивал — за ним достаточно грехов. В беде Власова он не последнюю роль сыграл, Лике сколько крови попортил… Ты считаешь, что его не за что наказывать?
— Ты только сам не сядь, Саша.
— Я пока еще никого не убил.
— Я серьезно. Твои методы меня пугают.
— А ты не пугайся, посадят — вам с Ликой проблем меньше будет. Ну и Власова своего порадуете.
— Прекрати, а?
— Прекратил, — огрызнулся Горский. — Арин, ты вообще уверена в этом Власове? Уверена, что он Лике вреда не причинит?
— Уверена. Горский, закрыли тему.
— Закрыли, закрыли… Ариш, я не понимаю, ты ему что, в мамочки записалась? Почему ты так веришь ему?
— Потому что я его видела. Нормальный, адекватный парень.
— Ага, адекватный… Дружка своего, вон, чуть на тот свет не отправил!
— Было за что.
— Арин…
— Саш, оставь их с Ликой в покое.
— Да оставил, — отмахнулся Горский. — И все-таки нам надо с ним что-то решать. Тоже мне, жених нашелся… Ни образования, ни работы… На что он вообще рассчитывает? На тебя? На Лику?
— Если б ты его не посадил, у него были б и образование, и работа. Так что не вижу ничего плохого в том, чтобы теперь помочь ему встать на ноги. И вообще, — вдруг улыбнулась Арина, — ты не намного богаче Макса был, когда женился на мне… Забыл уже? А меня, между прочим, родители вот так же отговаривали.
— Ну ты сравнила…
— Действительно. Я ж не знала, что мой любимый муж так по-свински со мной поступит…
— Арь, не начинай, а?
— Не начинаю.
— И нет, кстати, никакой гарантии, что ваш драгоценный Власов, вкусив другой жизни, не поведет себя так же.
— Ну вот когда поведет, тогда и разговор будет другим.
— Поздно уже будет, Арина!
— Лика знает, что ей всегда есть куда вернуться. Я никогда не упрекну ее, если она ошибется. Зато она познает счастье быть с любимым человеком. Любимым, понимаешь? А не выгодным.
— Арин, ну ладно Лика, влюбленная
