попариться? Полупасить друг друга вениками? И наконец-то уже повзрослеть, блядь?
— Ага, понятно, — покачал головой Марк, — значит Сонька негодует там, да, Даня?
— На свиданки с другим бегает, — подтвердил Шах всю «прелесть» сложившейся ситуации.
— А этот другой еще жив? — вопросительно уставился на меня Ян.
— И здоров, — кивнул я, — я слово ее отцу дал, что не стану Соню кошмарить своими поползновениями.
— Так забери это слово назад! На мумию же уже похож, Ром, — психанул Громов.
— А толку? — фыркнул Шахов, — Сестра разобиделась и уперлась рогом.
— Да? И кто в этом всем пиздеце виноват? — наконец-то отвис и подал голос Гордеев, глядя на Данилу с осуждением.
— Ну я.
— Ну так сделай теперь что-нибудь, блядь!
— Что, например? — психанул Шах.
И все зависли, понимая, что в такой ситуации реально ничего уже не сделаешь. Просто бывает так, что принципы, обида и страх перед будущим сильнее любви. Почти все парни в нашей компании это понимали. Если твоя женщина тебя не простила, то совершенно бесполезно убеждать ее в снисхождении.
За это мы в них и вляпались так эпически. Потому что сильные они у нас, смелые и знают себе цену.
— Все, пацаны, сменили пластинку, — окинул я всех усталым взглядом и приговорил свой бокал.
И понеслась.
Шашлыки. Баня. Веники. Пьяные разговоры до утра. Даня извинился, я перед ним тоже. Оба же вели себя как свиньи. И из-за кого? Из-за телки, которую я даже не помню. Парни на Шахова сначала смотрели с подозрением, но потом все-таки смирились.
Почти все майские вместе куролесили. Я больше не злился на то, кто у Макса крестный папа. Отпустило. Девчонки тоже приняли новенького нормально. Ярослава даже пригласила Шахова вместе с женой на свой День рождения десятого мая.
— А ты чего один? — спросил я, когда он явился на праздник с подарком, но без супруги.
— Отвали, — пробурчал Даня.
— Прячешь ее что ли или как?
— Или как, — вздохнул и устало потер глаза.
— Не расскажешь?
— Расскажу, только дай на муху запрыгнуть.
— Ага, — хмыкнул я, — интриги, скандалы расследования?
— Только второе.
— Соболезную, — потянул я.
— Знаешь, не ты один, Ромашка. Даже я сам себе соболезную, — пожал плечами Шахов и соскочил с темы, — завтра прилетает Соня.
И сердце тут же скорчилось от мучительной судороги. Вот бы увидеть ее. Хоть разочек. И не в социальной сети, где фотографии я уже затер взглядом до дыр, а в живую. Улыбку бы ее поймать, взмах ресниц, невольно прикушенные пухлые губы…
Я тогда еще не знал, что спустя семнадцать бесконечно долгих дней, моя мечта осуществится. Стал ли я счастливее от этого? Нет, я окончательно превратился в зомби.
Выставка современного искусства, на которую я поперся по просьбе отца. Благотворительность — дело нужное. Вот только знал бы, что там будет она… И не одна, а в компании вполне себе приличного парня, который пожирал ее похотливым взглядом.
Ревность молниеносно изрезала по-живому, превращая меня в суповой набор, тихо скулящий от боли. Почти оглох, отупело улыбаясь администратору этого сборища, сам не зная куда себя деть. В какой чулан уползти, чтобы там окончательно сдохнуть от отчаяния.
А она мимо идет, даже не поднимая на меня глаз. Вцепилась в своего кавалера и ушла, даже не представляя, что сделала со мной этим своим равнодушием. Выпотрошила. Размозжила последнюю вяло трепыхающуюся надежду на пресловутое «однажды»…
Не будет больше ничего. Никогда. И однажды тоже не будет. Она начала новую жизнь, в которой нет места потребителю, предателю и обманщику. Я остался в прошлом.
И мне бы поступить так же, как она, да я не могу. Мне не нужны другие женщины, мне нужна моя, та единственная, для которой все еще худо-бедно, но бьется мое грешное сердце! Я не хочу больше тупой гимнастики и пустой разрядки. Я хочу заниматься любовью!
С ней…
Вот только теперь все это лишь глупые мечты. Потому что Соня больше не моя. Она ушла под руку с другим парнем, которому, возможно уже давно подарила всю себя. И я не могу ее за это винить. Она имеет право быть счастливой, пусть даже и не со мной.
Мне же остается только смириться с ее выбором.
И я честно пытался сделать это. Да, было, пиздец как, сложно, но я упорно пер вперед, не сворачивая. Весь с головой ушел в работу, превратившись в робота, напичканного только несколькими четкими установками: работать, спать, колотить в зале грушу. Все!
На все забил, медленно, но верно, превращаясь в гребанного затворника, которому периодически докучали друзья со своим сопереживанием.
Так случилось и сегодня. Шахов притащился. И не один, а с пузырем и двумя коробками ароматной пиццы. Зашел как к себе домой и давай на кухне шурудить.
— Че приперся? — сложил я руки на груди.
— Соня уговорила отца ей тачку купить. Блядь, Ветров, я волнуюсь за нее! Это же пиздец какой-то! Ну какой ей руль?
Внутренности обварило кипятком. Страх, паника. Злость!
А еще тупая деструктивная ревность, от того, что все в курсе, что происходит в жизни Сони, а мне остаются только крошки с барского стола.
Психую. В голове бомбят петарды.
— Ну так ты не с тем человеком решил наболевшим поделиться, Шахов. Пиздуй к ее парню и причитай сколько влезет.
— Какому, блядь, парню? — хлопает глазами друг и протягивает мне полный рокс вискаря.
Тут же принимаю и опрокидываю пойло, а затем рычу.
— Не беси меня!
— Ах, тому парню! Так она с ним еще месяц назад рассталась, Ромашка.
— Че? — словно идиот замер я с открытым ртом.
— Ага, подробностей не знаю, но разошлись полюбовно.
— А почему ты раньше мне об этом не сказал?
— А толку?
— Резонно, но…
Уселся на высокий барный стул и прикрыл глаза, радуясь, словно дите малое. Рассталась. Бля, как же круто это звучит! Кайф! И пусть она не со мной, но и не с другим.
Я месяц на стенку от этой мысли лез. Реально тронулся головой. Мозги сбились в творог от ревности. А оно вон как, оказывается…
Остаток вечера почти порхал, лишь иногда замирая от страха, что она опять сядет за руль. Думал, что могу предпринять, но, по факту, никто не имел права решать за Соню. Она имеет право на полноценную жизнь. Обязана бороться со своими страхами. Да и, в конец концов, в той злополучной аварии не она была виновата. Будь Соня хоть тысячу раз трезвой, то в нее все равно бы впечаталась другая машина.
Единственное, что я сделал, так это с утра позвонил ее отцу.
