стали практически профессиональными. Все же пацана из мужика, разменявшего четвертый десяток, вывезти нереально.
Окей, я не буду морду Ольшанскому бить. Я по-другому его уничтожу…
Роман
– Удалось? – спокойно поинтересовался. Наши безопасники и биржевики три недели разрабатывали Ольшанского. По-тихому. Он действительно скупал наши акции, прилично башляя инвесторам и государственникам, чтобы запугивали и грозили пальчиком. Цену на фондовом рынке обрушить хотели, чтобы Ольшанскому акции продавали, опасаясь обвала капитализации «ТСТ-Медиа».
– Да, – Владимир Стрельский, глава депозитария, щелкнул проектор, – мы ограничили выпуск ценных бумаг и временно приостановили продажу. После одобрения Роскомнадзором проекта единого интернет-пространства акции и доходность поднялись, и мы открыли продажу. Наш «клиент» не смог выкупить и половины доступных привилегированных купонов.
– Силы закончились, – проговорил вслух и посмотрел на начальника службы экономической безопасности.
– Мы подглядели движения на счетах Ольшанского – он много вложил в «ТСТ» и даже подсосался» к деньгам «СтройНавэк». Уверен, совет директоров еще не в курсе, что они в минусе.
– Завтра котировки придут в норму. Ольшанский не сможет отбить их цену, если надумает продавать.
– Нашим юристам есть, с чем к нему идти? – задумчиво спросил.
– Конечно. Если он не хочет сесть за хищение средств со счетов «СтройНавэк», то продаст вам акции в полцены. Возможно, ему удастся выйти в ноль.
– Лучше бедным, чем в тюрьме, – ровно констатировал. – Назначайте встречу на завтра. Готовьтесь. Финансистов обязательно подключите.
Я обещал Наташе две вещи: что буду осторожен и что не буду кулаки чесать об Ольшанского. Но я должен его обезвредить. Не нужно гадить мне и моей семье. Моей работе. А самое главное, упаси боже подкатывать к моей жене! Склонять к чему-то и наговаривать на меня.
Я сел в машину и отправился в центр репродукции и здоровья. Сегодня у Наташи второй скрининг. На первом нос у малыша не разглядели, видите ли. Нужно удостовериться, что он здоровый. Жена меня не то чтобы звала, но я напросился. Мы очень медленно двигались навстречу друг другу. Жил я по-прежнему один, но иногда оставался на ночь. Княжна так пуглива стала. Ей необходимо мужское плечо, и я счастлив, что она позвала именно меня. Доверилась, будучи максимально уязвимой.
– Простите, можно? – прямо как желторотый школьник просился в класс. – Пробки.
Наташа уже была за ширмой. Я поздоровался с доктором и сел рядом с ней.
– Привет, – взял за руку. – Все хорошо?
Она медленно кивнула, но пальцы ледяные. Нервничает.
– Я с тобой.
– Начнем? – репродуктолог взял датчик и намазал гелем. Наташа вздрогнула, когда выдавил и на живот.
– Вот-от! – протянул довольно. – Теперь все видно. Ух, какие ножки длинные у не… Чуть не испортил сюрприз, – улыбнулся врач. – Вы хотите знать пол?
– Да, – ответил легко. Честно, мне без разницы, но хотелось бы знать лентой, какого цвета торт из памперсов перевязывать.
Наташа лихорадочно сжала мои пальцы.
– Рома, а если не мальчик? – тихо спросила. Я не поднимал эту тему в принципе. Я хочу детей от жены. Всегда хотел. Важно ли мне, чтобы был сын? Нет. Самое главное, безумно любить мать своих детей. А я люблю. Очень.
– Да кому нужны эти мальчик?! Они дурные. На меня посмотри!
Княжна глаза закатила, но улыбнулась.
– Так, у нас тут, – начал репродуктолог, – красивая, здоровая девочка.
– Девочка, – эхом повторила Наташа.
– Девочка! – воскликнул радостно и расцеловал аккуратный животик. На меня больше не давило желание отца иметь внука. У меня два брата, пусть пацанов делают!
Мы вышли из медицинского центра, держась за руки. Просто счастливые. Отставив в сторону, пусть на несколько счастливых мгновений, неразрешенные вопросы. Сегодня в принципе сакральный день, а известие о еще одной малышке – просто в самое сердце. Возле меня всегда будет цветник. Правда, придет время и начну отстреливать всяких разных кобелей. Но это потом, лет через много.
– Давай заберем Еву, купим еды и проведем день втроем?
Сегодня у нас годовщина. Могла бы быть. Семь лет счастливой семейной жизни. Сейчас у меня была надежда, что сможем прожить еще пятьдесят годиков. Если Княжна примет меня окончательно, то я сделаю все, чтобы не разочаровать ее больше.
– Давай.
Мы с дочкой и собакой валялись на полу и строили самую высокую башню из мягких кубиков. Она падала постоянно, но мы не отчаивались. Я украдкой посматривал на Наташу. Она стояла, прислонившись к двери, и задумчиво наблюдала. У меня сердце замирало и одновременно ломало ребра. Чувствовало, что судьба его решалась. Разбиться и никогда не любить больше. Или в руках, нежных и ласковых, снова жить начать?
– Пап, а кодя мы велнемся домой? – неожиданно спросила Ева. – Я хосю мою комнату и бассейн. По тлавки с Беби гулять.
Я погладил дочку по голове и к Княжне нашей обернулся:
– Это как мама решит. У нас дом там, где она.
– Давайте ужинать, – сказала Наташа. Она не ответила, но по крайней мере не отсекла этот вариант тут же.
Я уложил дочку и собаку. Бэби поначалу упорно перебиралась из своей лежанки в детскую кровать, но пара месяцев дрессировки и собачьих вкусняшек сделали свое дело – теперь она ложилась рядом с кроватью. Хоть что-то.
– Я не поздравил тебя с годовщиной, – вошел в спальню и встал позади Наташи. Она сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. В черной кружевной фиговине, которая фантастически подчеркивала полную грудь, что я думать ни о чем другом не мог.
– А девятьсот одиннадцатый? – глядя через зеркало, напомнила Наташа.
Она оставила его. И ездила. Мне было приятно.
– Каюсь, ничего настолько яркого не приготовил. Но, надеюсь, тебе понравится, – и положил рядом с ее рукой ключи и документы.
– Что это? – изумленно проговорила, переводя взгляд то на меня, то на подарок.
– Фотостудия. Я голову сломал. Уже хотел сорваться в банальность и подарить украшение. А потом подумал, что тебе должно понравиться. Ты же любишь фотографировать.
Наташа повернулась. Ничего не говорила. Только молча смотрела.
– Съезди, посмотри, если не понравится, можно переделать.
Княжна поднялась и грациозно движением сбросил бретельки с плеч. Сорочка соскользнула с груди, оголила животик и крутой изгиб бедер.
– Это благодарность? – шепнул, взглядом лаская женственное великолепие. Все во мне отзывалось на нее. Тянулось и стремилось. Моя женщина. Другой такой нет.
– Я люблю тебя, Рома.
У меня защемило в сердце от благоговения. В первый раз за долгое время Наташа первая произнесла эти слова без приставок и разных «но». Значит ли это, что я прощен? Неужели даст нам шанс начать заново?
– Княжна моя, – я бережно обнял, хотя внутри разрывало желание стать одним целом, буквально
