Он выглядит искренне сбитым с толку. Он шел против своей природы, чтобы дать мне хоть какую-то форму счастья, но я его оттолкнула.
Я обхватываю его за талию и зарываюсь лицом в его грудь. Лэн обнимает меня, его большие руки обволакивают мою спину защитным коконом.
— Если ты не будешь говорить со мной, я не пойму тебя, Мия. Неужели мои действия имеют, противоположный эффект тому, что я задумал?
Я качаю головой, прижимаясь к его груди, а затем отстраняюсь назад.
— Это действительно делает меня счастливой. Наверное, я была немного резкой, потому что скучала по тебе последние несколько дней.
Волчья ухмылка приподнимает уголок его губ, и он гладит меня по щеке.
— Повтори это еще раз.
— Это делает меня счастливой.
— Нет, другую часть.
Я улыбаюсь.
— Я скучала по тебе, Лэн.
— Скучала, да?
— Не будь слишком самоуверенным.
— Впрочем, это часть моего обаяния. Кроме того, мне позволено быть самоуверенным, если верить твоей тете, которая, кстати, мне очень нравится, понятия не имею, как она приходится матерью этому безвкусному Киллиану.
— Тетя Рейна сказала, что тебе позволено быть самоуверенным?
— Нет, но она упомянула, что я единственный парень, которого ты представила семье. В старших классах, видимо, был кое-какой Брайан, но он едва познакомился с твоей мамой и только благодаря случайному совпадению. Кстати, какое его полное имя?
— Брайан Мюллер. А что?
— Я просто хочу знать имя этого неудачника, чтобы нарушить его жизнь.
— Не будь неразумным. Мы с Брайаном ходили максимум на пять свиданий и технически ничем не занимались.
— Я знаю, поэтому я и сказал, что нарушу его жизнь, а не разрушу ее. А теперь поясни, что такое технически, потому что ответ на этот вопрос, безусловно, решит его судьбу.
Я поджала губы.
— Он прикасался к тому, что принадлежит мне, Мия? — он обхватывает пальцами мое горло. Хватка достаточно свободная, чтобы я могла дышать, но достаточно крепкая, чтобы определить, кто обладает властью. — Отсутствие ответа – это тоже ответ, муза.
— Нет, не ответ. Я просто отказываюсь уступать твоим необоснованным требованиям.
— Тогда скажи мне. Трогал ли неудачник Брайан это прелестное горлышко? Чувствовал ли он точку твоего пульса и возбуждался ли от мысли, что в его руках твоя жизнь?
Мое сердце почти перестало биться, когда Лэндон скользнул свободной рукой под лифчик, по животу и к вздымающимся грудям. Мои соски плотно прилегают к атласной ткани, и он выкручивает один, а затем тянет. Меня пробирает дрожь, а между ног расцветает боль.
Я не могу остановить свою реакцию на него или даже усмирить ее.
Может быть, я и не хочу этого.
Причина, по которой я пристрастилась к Лэну, не только в его интенсивности, но и в том, что он, как правило, совершенно не управляем.
— Он играл с ними? Дразнил ли он твои соски, как неопытный подросток, который видел настоящие сиськи только в порно? Тебе нравились его прикосновения?
У меня вырывается стон, когда он выкручивает другой сосок, но заканчивается на вздохе, когда он щиплет его до боли.
Боли настолько, что у меня слезятся глаза.
Боли настолько, что внутренняя поверхность бедер становится липкой от влаги.
Со мной определенно что-то не так. Иначе почему, черт возьми, меня так тянет к нему?
— Он ведь сделал это, не так ли? — голос Лэндона темнеет, опускаясь до пугающей грани. — Он положил свои руки на то, что принадлежит мне.
— Тогда я не была твоей, — показываю я трясущимися руками, с трудом сохраняя способность соображать.
— Очень сомнительно. Ты всегда была моей, Мия. Просто мы еще не были знакомы, — он проводит ладонью по моему животу, затем сдвигает мои шорты и трусики вниз настолько, чтобы схватить мою ноющую киску. — Что еще делал этот Брайан, которого скоро сотрут с лица земли? Он трахал мою киску? Тебе нравилось чувствовать его вялый член?
Я покачала головой.
— Это значит «нет»? — его глаза темнеют, пока я не оказываюсь в центре его внимания.
— Мне никогда не нравились его прикосновения. Он был слишком нежен.
Его губы скривила ухмылка, которую можно назвать только гнусной.
— И ты не любишь нежности, не так ли, моя маленькая муза? Тебе не нравится слушать сладкие слова, которые шепчут тебе на ухо, пока тебя трахают в миссионерской позе. Ты предпочитаешь извращенное и неизведанное. Ты получаешь удовольствие от грубости и жестокости.
Шлепок.
Я задыхаюсь от пульсирующей боли, вспыхивающей в моей киске. Этот сумасшедший ублюдок сделал это снова, и я даже не могу себя больше заставить притворяться, что оскорблена.
— Держу пари, что ты так намокла не для Брайана. Правда?
Я качаю головой.
— Это моя девочка.
Он отпускает мою шею и расстегивает брюки, звук эхом разносится в воздухе вокруг нас. Я едва успеваю заметить его твердый член, когда он поднимает меня.
Мои шорты и трусики падают на пол, и я оказываюсь голой в его объятиях. Позволив ему нести мой вес, я говорю:
— Мы не можем, Лэн. Папа узнает.
— Я не буду тебя трахать. Мне просто нужно почувствовать тебя.
Мои протесты замирают в горле, когда он скользит своим членом по моим мокрым складкам. Ощущение его кожи на моей дает передышку от пульсирующей боли шлепка.
Так всегда было с Лэном. Удовольствие может быть только с болью – грубой, первобытной и очень вкусной.
Я обхватываю его за шею. В сгущающейся темноте он выглядит диким и абсолютно грубым. Увядающие синяки придают опасную остроту его и без того свирепому характеру.
И все же я никогда не чувствовала себя так, как в объятиях Лэндона.
Мои пальцы проводят по родинке под его правым глазом. Его взгляд перехватывает мой, когда его член скользит вверх-вниз по моим складкам и по моему клитору. Давление нарастает в моем сердце, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не издать громкий звук.
— Блять. Ты так хороша, малышка.
У меня болит в груди, а в основании живота порхают бабочки, злобные, но притягательные. Разрушительные, но очень вкусные.
Раньше я думала, что бабочки – это клише, но стоило найти Лэна, чтобы понять, что я хочу чувствовать их при любой возможности.
Он всухую трахает меня, хотя я не уверена в сухости, когда слышу признаки своего возбуждения.
В тот момент, когда я думаю, что кончу от постоянного давления на мой клитор, Лэн вводит кончик своего члена в меня. Мои глаза расширяются.
Что он делает? Он сказал…
— Планы изменились. Не думаю, что сдержу свое обещание, — и тут он одним толчком входит в меня.
Я стону, когда он заполняет меня полностью, его член входит в меня снизу. Я вцепляюсь в него, ногти впиваются в его шею и воротник рубашки.
Он толкает меня так, что я ударяюсь спиной о стену, а затем бьет ладонью над моей головой.
Мои глаза встречаются с его темными глазами, когда он входит в меня со стремительностью безумца.
— Твоя киска так хорошо принимает меня. Я единственный, кто может так трахать тебя. Владеть тобой. Никто больше не прикоснется к тому, что принадлежит мне, малышка. Никто. Никто.
Его ритм становится звериным, и я держусь за него изо всех сил, когда напряжение, возникшее ранее, взрывается в одном ярком оргазме.
Я все еще нахожусь на нем, когда Лэндон выходит, опускает меня на пол и разворачивает к себе.
— Ладони на стену, а задницу вверх. Покажи мне мою дырочку.
Мои конечности трясутся, я еле стою, но хватаюсь за стену.
Лэн раздвигает мои ягодицы и скользит по моей мокрой попке к задней дырочке. Я извиваюсь каждый раз, когда он касается моего центра, все мои нервы все еще чувствительны от оргазма.
Его пальцы впиваются в мои ягодицы, раздвигая их еще больше, а потом он сплевывает. Я чувствую, как слюна скользит по моим ногам, и почему-то это меня заводит.