class="p1">Его сохраняющееся хладнокровие продолжает пугать. Если бы злился в открытую, было бы куда проще. Накричал бы на меня, я бы попросила прощения. Наверное. Или накричала бы на него в ответ.
А равнодушие…
Что может быть хуже?
— Ладно, допустим, — соглашаюсь с ним на свой лад и отступаю ещё на шаг в сторону, когда он снова оказывается ближе. — Но я разве тебе не оставила записку? Что вернусь. Сама, — напоминаю о немаловажном факте. — Как ты меня вообще нашёл? — спрашиваю скорее саму себя.
И тут же отвешиваю себе мысленный подзатыльник.
Ширин!
Она сдала меня.
По-любому!
Или нет?
— Прочитал переписку в твоём телефоне, — развеивает моё возникшее опасение Адем Эмирхан.
Шумно и с облегчением выдыхаю.
Всё-таки не Ширин.
— Садись в машину, Асия, — добавляет опекун.
Не знаю, откуда во мне берётся столько смелости и беспечности. Наверное, алкоголь всё ещё не выветрился.
— Нет, — огрызаюсь, отступая ещё на шаг в сторону.
Подальше от открытой им дверцы. Поближе к капоту. К последнему, это, кстати, совершенно напрасно. К нему я и прижата в считанные доли секунды.
— Садись в машину, Асия.
В чёрных глазах — всё то же равнодушие и пустота.
— Нет.
Почему отказываюсь?
Зачем усложняю?
Всё равно ведь придётся сесть рано или поздно. По доброй воле. Или же он сам меня туда запихнёт.
Но может сперва он перестанет так на меня смотреть?
Да, именно это мне и нужно!
— Нет? — спрашивает, но в ответе не нуждается. — Ещё скажи, что обратно вернёшься. Туда. К нему.
Где-то здесь его фальшивое безразличие даёт трещину. И я пользуюсь этим сполна.
— Может и вернусь, — пожимаю плечами. — Может, Каан Дикмен и мудак, а ещё слегка дебил, но зато точно мне подходит по возрасту. И никто осуждать меня за это не станет! А тебе-то что? Даже если и вернусь? Разве в твоём плотном расписании есть время для всего этого? Возвращайся туда, откуда пришёл! Разве тебя там не ждут? У тебя нет куда более важных занятий? Ты всегда будешь меня постоянно контролировать? Мне и вздохнуть без твоего разрешения нельзя? Ты просил не уходить, не сказав ни слова. Я исполнила. Предупредила. Что ещё?
Кажется, это не совсем именно то, что я собиралась ему поведать. Вообще не знаю, зачем я всё это ему говорю, если учесть, что сама же выпроводила его этим утром за дверь. Вот и он о чём-то таком же призадумывается, слегка прищурившись, прежде чем податься ко мне ещё ближе, пристально всматриваясь в моё лицо. До сих пор не прикасается. Даже после того, как я отклоняюсь и отодвигаюсь назад, тем самым практически оказываясь на капоте. Но и так… ни одно прикосновение на всём белом свете не может сравниться с тем, что он заставляет меня чувствовать. И слышать:
— Если бы ты не хотела, чтобы я за тобой пришёл, то не сбежала бы из дома в очередной раз, — замечает он вполне себе справедливо.
— Возможно, — не отрицаю и вслух. — И что с того? Что ты будешь с этим делать? Снова пристегнёшь к себе наручниками? Как тогда, в Бремене. Что? Ты ведь правда их с собой носишь, — вспоминаю и об этом, закатывая глаза в полнейшем негодовании. — Не могу поверить. Ты самый настоящий маньяк, Адем Эмирхан!
Нахрена он их с собой вообще носит? Зачем? Собирается навечно меня к себе пристегнуть? Или как?
Должно быть стоило задавать все последние вопросы тоже вслух. Но я не задала. А он не понял.
— Тогда, перед Бременом, собирался от них избавиться. Не успел. Забыл. Пригодилось, — ни разу не оправдывается, просто констатирует факт собеседник. — Причем здесь сейчас вообще наручники, Асия? — кривится, как от боли, выдерживает небольшую паузу, спустя которую напоминает сурово: — Я бы не приехал, если бы ты не прикончила поллитра моего арманьяка, тайно выбравшись из дома, оставив свой телефон, чтобы тебя не отследили. Если хотела куда-либо пойти, вполне могла бы. Вместе с теми, кто за тобой присмотрит. Но ты решила иначе. А раз так… Садись в машину, Асия.
И не думаю проявлять послушание. Вместо этого, складываю руки на груди и отворачиваюсь в демонстративном отказе.
Знаю ли, что за этим последует?
Вполне!
Но это совсем не мешает вновь возмутиться, как только терпение опекуна заканчивается, и он подхватывает меня, банально перекинув через плечо, пока я брыкаюсь и не собираюсь так легко сдаваться.
— Ты сумасшедший что ли?! Ты что делаешь?! — воплю на всю округу, не единожды заехав по широкой спине. — Точно маньяк! Отпусти! Хватит! Сумасшедший!
От капота до двери не так уж и далеко. Только поэтому я не сыплю новыми ругательствами.
— Да! Потому что ты меня с ума сводишь!!!
Окончательно затыкаюсь. В изумлении. Не слышала ведь прежде ни разу, чтоб он настолько повышал голос.
Про сопротивление тоже забываю. Временно. Но этой возможности моему тирану и деспоту вполне хватает, чтобы действительно запихнуть меня в машину.
И ладно, если бы просто увёз!
Нет. В его планах есть и другое.
— Посиди тут пока немного, — сообщает опекун, пристегнув меня ремнём безопасности. — Скоро вернусь.
Хлопок автомобильной дверцы сопровождается глухим щелчком заблокированных замков. И ни один из них, как назло, мне не поддаётся, сколько ни пробую исправить эту вопиющую несправедливость, едва понимаю, к чему он это. Обещал ведь Каану… вот и вернётся. Туда. Сомневаюсь, чтобы просто поговорить.
Если учесть, что не при мне…
Гадство!
— Нет! Стой! — хватаюсь за дверную ручку, безнадёжно дёргая ту, что ни в какую не поддаётся. — Не надо! Подожди! Кому говорю?! Вернись!
Мои отчаянные вопли, пока я колочу ладонями по стеклу, оглушают даже меня саму. А бывший муж моей матери правда останавливается. Вот только, немного погодя, осознаю, что не совсем потому, что я его зову.
— Твою мать… — срывает с моих уст гораздо тише.
Ровно в тот момент, когда на крыльце дома Лаль появляется Каан, решивший