Ознакомительная версия.
– Меня к тебе тоже. – Он улыбнулся и поцеловал ее – хотел в губы, но дотянулся только до кончика носа. – Хоть и на органе я не играл, и ничего вроде бы не боюсь. Люблю я тебя, Улинька…
Уже под утро, когда глаза у нее закрывались сами собою, Ули сказала:
– Я хочу предложить тебе, Георг, чтобы ты переехал жить ко мне. Мне кажется, что ты не очень охотно уезжаешь в свою квартиру, потому что, возможно, чувствуешь себя там одиноко. А к тому же, ведь если и меня и тебя так тянет друг к другу, то для нас будет правильно, чтобы мы попробовали жить вместе, да?
– Да.
Георгий услышал, что открылась входная дверь, и, положив книгу на стеклянный столик, поднялся с дивана. Сегодня Ули работала в гуманитарном фонде, а там, в отличие от корпункта ее журнала, она всегда задерживалась допоздна.
Еще в самом начале их знакомства Ули объяснила ему, чем этот фонд отличается от других подобных организаций, которых немало появилось за последние несколько лет в Москве.
– Это частный фонд, – рассказала она тогда, – а к тому же очень… как это сказать… индивидуальный. Я очень рада, что могу работать там как волонтер во время моего журналистского контракта в Москве. Он называется «От порога к порогу», и это уже понятно, что мы связываем людей напрямую. Мы находим здесь, в Москве, таких людей, которые нуждаются в помощи, а в Германии таких людей, которые хотели бы кому-нибудь помочь в России. И тех, и других достаточно много, но без нас они вряд ли нашли бы друг друга. Люди из Германии могут приехать сюда, если они хотят, и познакомиться лично, а могут просто посылать деньги или пригласить к себе в гости. Если они найдут хороший контакт, то могут даже дружить, но в любом случае наша работа приносит взаимную пользу. Ведь здесь у вас бывают очень тяжелые ситуации, очень! Есть совсем маленькие дети, которым нужно срочно сделать операцию на сердце, но у их родителей на это нет денег, и это просто страшно. Я думаю, так не должно быть, это совсем неправильно. Я думаю, бог не для того создал людей, чтобы они с этим помирились!
Ули всегда очень волновалась, когда говорила о какой-нибудь неправильности, независимо от ее масштаба, и Георгию всегда хотелось обнять ее и успокоить, но он понимал, что в такие минуты она совсем не ищет спокойствия.
Весь день шел дождь, волосы у нее были мокрые – наверное, пришлось припарковать машину далеко от подъезда. И он сразу почувствовал, что она сердита. Конечно, не из-за дождя, а из-за очередной неправильности, которую преподнесла ей московская жизнь.
– Устала, Улинька? – спросил Георгий, снимая с нее плащ.
– Ах, совсем нет! – Она покачала головой. – Но очень расстроилась, потому что сегодня пришлось заниматься только глупостями других людей.
– Какими? – улыбнулся он.
– Я не считаю, что это смешно, – резко сказала Ули. – По-моему, это просто ужасно. Большой контейнер с детской одеждой и игрушками не отпускают от таможни, потому что никак не могут поверить, что эти вещи не новые, и считают, как будто мы хотим их продавать как бизнес!
– Не расстраивайся, – попытался он ее успокоить. – Помурыжат и пропустят. Их дети в играные игрушки не играют и ношеную одежду не носят, так что контейнер ваш им без надобности.
– Но действительно ничего нельзя сделать, потому что у вас есть такой закон, по которому все это происходит! – воскликнула Ули.
– Да мало ли какой тут есть закон, – махнул рукой Георгий. – Вот увидишь, как только разглядят хорошенько, сразу вам все и отдадут. Чтоб ценные складские помещения бесполезным грузом не занимать.
– Это какой-то ужас. – Ули посмотрела на него как на тяжело больного человека. – Ты говоришь: «Мало ли какой закон»? Но как же может существовать страна, если ее граждане не уважают ее законы?!
– Не знаю, не я ее такую придумал, – пожал плечами Георгий. – Но существует же как-то. Ты голодная?
– У меня совершенно пропал аппетит, – сказала она с раздражением. – И мне неприятно твое спокойствие. – Ули хлопнула ладонью по выключателю и зашла в ванную. – В Германии тоже очень большая бюрократия, – сквозь шум воды донесся ее голос, – но у нас она имеет смысл, потому что мы живем по тем правилам, которые она устанавливает. Может быть, этих правил слишком много, может быть, они даже вызывают смех, но они действуют! А зачем вам нужна бюрократия, если вы все равно живете по каким-то другим правилам? Это какой-то сюрреализмус!
Уже на кухне, за ужином, она спросила:
– А ты весь день был дома, Георг? Я вижу, что ты приготовил ужин, спасибо.
– Ничего я вообще-то не приготовил, – сказал Георгий. – Что в морозилке было, то в микроволновке разогрел. Зачитался, – чуть смущенно улыбнулся он. – Я, знаешь, в первый раз Томаса Манна читаю, и…
– Все-таки для меня это странно, – пожала плечами Ули. – Я не могу понять, в чем заключается твоя работа. Иногда ты занимаешься чем-то целый день и – извини, но я должна тебе это сказать, – занимаешь мой квартирный телефон так, что мои коллеги не могут позвонить мне, если это необходимо, а иногда целые дни сидишь без дела, и это, как мне кажется, тебя совсем не беспокоит.
– А почему это меня должно беспокоить? – усмехнулся Георгий. Глаза его из карих мгновенно сделались серыми как сталь. – Все маклеры так работают. Думаешь, в Германии по-другому?
– Я никогда не интересовалась этим подробно. – Улин голос стал каким-то особенно внятным. – Но когда мне приходилось обращаться к специалистам по иммобилен… как сказать… недвижимости, то я видела, что эти люди имеют рабочий день в бюро, а не лежат на диване и не читают целый день какую-нибудь книгу, которая им нравится.
– У меня нет бюро, – сердито ответил Георгий.
– А у меня есть впечатление, что у тебя его никогда и не будет, потому что ты не очень хочешь его иметь, – тем же тоном сказала Ули. – И в таком случае я не понимаю, зачем ты занимаешься своей работой.
– Вот и не надо судить о том, чего не понимаешь. – Он судорожно сглотнул, еле удерживаясь от того, чтобы не ответить ей куда как порезче. – Телефон твой я больше занимать не буду, спасибо, что сказала. А остальное тебя не касается.
– Мне кажется, – медленно и внятно произнесла она, – если люди решили жить вместе, то их касается, чем занят партнер, а если не касается, то они должны расстаться. И это я тебе тоже должна сказать.
Ули налила себе вина и с бокалом в руке ушла из кухни в комнату, включила телевизор. Она всегда смотрела новости подряд по трем каналам, чтобы, как она говорила, иметь более широкое представление о том, как сами русские оценивают все, что происходит в их стране.
Георгий остался сидеть за столом, не зная, что ему делать. Пойти за ней, уйти совсем? Идти за ней не хотелось, хотя он вообще был отходчив, а на Ули и невозможно было долго сердиться, потому что она всегда говорила то, что думала, и то, что она думала, чаще всего бывало справедливо. Уходить хотелось еще меньше: он чувствовал какую-то убогую мелочность в том, чтобы хлопать дверью из-за обычной ссоры, да и, честно говоря, не хотелось тащиться вечером через весь город в Чертаново, где он не был ни разу за эти три месяца.
Ознакомительная версия.
