Юлия Михуткина - Совместный номер. Противостояние (СИ)

Она напишет эту книгу, по её принципам, без этого нам не обойтись, и я ей дам такую возможность. Только это будет на тех условиях, к которым я и сам пока не готов и не знаю, буду ли. Контракт Алекс заключил на то самое издательство, где она должна проходить практику. И уже не важно, что она думает по этому поводу, она туда поедет, уже однажды отказавшись от поездки ради меня. Зная теперь, каких усилий это стоило ей и её матери, я просто не могу поступить иначе, впервые в жизни я отступаю для свершения чьей-то заветной мечты, не моей, но значащей для меня не меньше, чем моя собственная. Она упорно шла и стремилась к этой цели и столько бед, свалившихся на эти хрупкие плечи, не потопили её. Эта девушка сильная и выносливая, и она достойна своей цели, её мечта обязана осуществиться, теперь уже любой ценой.

Утром снова касаюсь ее, где могу, ловлю любой миг и возможность. Как же тяжело томиться в ожидании, желая её. Но всё станет возможным уже сегодня, я возьму себя в руки – моё тело натренировано на выносливость и я потерплю, думаю, награда будет того достойна.

В утреннем аэропорту Сьюдад-Хуарес не людно и полно мест в зале ожидания, куда мы направились за кофе. Наш рейс, на удивление ранний, почти в 7 утра и ободряет то, что к вечеру  мы уже будем дома. Девчонки немного помятые, с лёгким похмельем, но довольные и бодрые. Выпив кофе и дождавшись объявления на посадку, проходим регистрацию на рейс домой.

Сев в самолёт, мы держимся за руки. Кирс кладет голову мне на плечо. Тревоги нет, внутри тепло и спокойно.

– Спасибо тебе, – тихо шепчет, стискивая мою ладонь, Кирс, – за всех нас.

– Кирс перестань, ты же сама знала, начав искать меня, что я тебя не брошу в беде. Знала ведь? – развернувшись к ней, пристально смотрю девчонке в глаза, укоризненно подняв бровь.

– Знала, - она смущенно улыбается, – у меня больше и нет таких знакомых.

– Которые могут быть твоими протеже? – срывается у меня с языка. Черт, обидится она на такое?

– Ну да, мы так серьезно попали. Рэйч пыталась меня защитить, да и саму не пустила изначально в клуб. Я очень ей обязана и не могу рисковать ею. Сами бы мы никак не вырвались отсюда.

– Давай уже не будем думать об этом. Ты скоро будешь дома, и тебя ждут мама и брат.

– Да, – она заметно светлеет, и её лицо озаряется улыбкой, – Рождество с семьёй, дома, с маминым яблочным пирогом с изюмом, бабушкиными медовыми пряниками с корицей и пряным  ароматным глинтвейном, байками брата, рождественскими фильмами, ярмаркой, катанием на катке, как же я хочу домой!

Ее воспоминания дразнят меня. Глинтвейн, печенье и вся эта детская суета меня не заботит. Да, отец в детстве пытался на Рождество мне что-то купить, но это был обычный поход в магазин и выбор игрушки с зимних распродаж. Ничего такого. Поэтому, даже интересно, почему вся эта дребедень у неё вызывает такой восторг? Почему говоря об этом, у неё такой блеск в глазах и тёплая сияющая улыбка.

– Ты будешь с нами на Рождество?

Ее вопрос застает врасплох. Мне хочется, чтобы она была рядом со мной, но у нас разные пути. Она не вписывается в мою жизнь, а я  – в  её. Что ей сейчас сказать? Что я отвезу её домой, побуду месяца два, пока ей сделают операцию и на этом всё? Что я могу ей обещать?

Ей нужно на практику Wolters Kluwer в Нидерланды, мне – на новый сезон рестлинга в Лос-Анджелес. Эти отношения будут тупиковыми – мы никак не сможем быть вместе, мотаться друг к другу, да и мой образ жизни: тренировки, бои, фанатки, пресса – она явно не в восторге от всего этого, сможет ли она с этим мириться?

– Буду, – улыбаюсь, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Я не хочу её огорчать, что это всё ненадолго, что скоро уеду. Не сейчас.

В дороге она вспоминает их семейные посиделки у телека с пиццей и разной хернёй, такие простые и обычные, кажущиеся незначительными, моменты рядом с близкими, которые начинаешь ценить только вдали, когда понимаешь что это были действительно важные моменты в кругу тех, кто тебя любит, ценит и понимает, пусть даже вы занимались всякой хренью.

В ее воспоминаниях и болтовне мы проводим почти всё время в самолёте. Но я всё думаю о своем, слушая ее только наполовину. Ее жизнь вполне размеренна и сможет ли она влиться в мой иногда бешеный и бесконтрольный ритм? Что с нами случится за тот год, пока она будет проходить практику в Нидерландах? А может, всё-таки не стоит ничего разрушать, может у нас есть шанс? Но сам же понимаю, что хватаюсь за жалкие попытки удержать отношения без будущего. Даже если я буду изредка прилетать к ней, то, как это будет в остальное время. В сезон боёв? Это будут электронные переписки и звонки? Я буду ревновать, да и она возможно, тоже. И на сколько нас так хватит? Ненадолго, это уж точно. Тогда стоит ли даже пытаться? Потом ведь будет больнее и ей и мне. Но что бы я не думал, просто я уехать не могу, головой понимаю, что нет вариантов, но всё остальное во мне кричит забить на хренов здравый смысл и не отпускать её, прочно и наглухо засевшую во мне.

После посадки самолёта, отправляю девушек на такси домой, где их встретит Келз и присмотрит пока за ними, а мы с Кирс едем к ней. На пороге нас встречают Мелани, Хельга – соседка, помогавшая ей в последние дни, когда Кирс пропала и Кэвин.

Кирстен с матерью, разрыдавшись, бросаются друг другу в обнимку. Кэвин подходит к ним и тихо обнимает обеих. Хельга стоит рядом, улыбаясь и вытирая слёзы.

– Спасибо тебе, Коннор, – поднимает на меня заплаканные глаза Мелани, одной рукой подзывая меня к ним, и обнимает. Теперь и я стою с ними. Хренова семейная идиллия. И я это сделал, я справился. Нереальное чувство удовлетворения и приятного тепла разливается по телу. Я вернул Кирс домой, воссоединил семью. И я могу разделить этот момент с ними.

После небольшого ужина, Кирс зашла в гостиную посмотреть на елку и всякие рождественские безделицы, расставленные в разных уголках комнаты. Сегодняшним вечером на елке включили гирлянды и она переливается и искрится маленькими, то ярко вспыхивающими, то быстро затухающими цветными огоньками. Отблески от огоньков пляшут в сияющих глазах Кирс.

И снова во мне вспыхивает вожделение, которое я пытался погасить, утихомирить. Она, как-будто почувствовав это, поворачивает голову в мою сторону, ловит мой испытующий взгляд, приоткрывает губы, облизывая нижнюю, и шумно выдыхает. Чувствую моментально накатившую ноющую боль в паху.

Твою мать. Что ты делаешь, Кирс?

И я больше не слышу свой разум, просто не слушаю его. Внутренний голос, то ли на минимуме, то ли совсем вырублен. Я как полоумный самец - только чувствую то, что хочет моё тело. Я желаю эту девчонку.