Юлия Михуткина - Совместный номер. Противостояние (СИ)

– Угу, – сонно бормочу, свернувшись на его руках. Как же с ним всё-таки спокойно. Чувствую себя, как за стеной из гранитного камня – моей тяжёлой крепкой стеной.

Прямо с самого утра мама забирает Коннора с собой, и они уезжают, оставив меня и Кэвина на кухне. Но и мы не скучаем. По дому разливается сладкий пряный аромат пирога из духовки, Кэвин режет овощи на салат, а я занялась индейкой.

Под вечер мы накрываем стол, Коннор привозит к нам бабушку. Вся семья в сборе, мама немного суетится, чувствуется предвкушение теплого семейного праздника.

Расставив последние подарки под елкой, она зовет всех к столу. Атмосфера странная. Мы все сидим за одним столом и немного переглядываемся. Конечно, я и надеяться не смела, что Коннор будет с нами на Рождество, но вот он, а мне неловко.

Тишину разряжает голос Кэвина с вопросами о предстоящих боях Коннора. Мы все подключаемся, становится немного проще, но совсем ненадолго. Ужин подходит к завершению, когда мама неожиданно встает из-за стола и, взяв под ёлкой одну из коробок, возвращается к нам, протягивая её Коннору.

– Это вам, дети. – Вижу, как она взволнованно смотрит на коробку и на Коннора.

За столом снова воцарилась тишина, слышен только шелест разрываемой бумаги. Коннор открывает крышку и задумчиво с лёгким недоумением на лице смотрит внутрь. Пытаясь понять его озадаченность, заглядываю в коробку и моё сердце замирает. Я забываю, как дышать, глядя на содержимое подарка. На первый взгляд там ничего особенного – шерстяной зимний свитер с норвежскими мотивами и пара теплых носков, но я знаю к чему это, и в горле пересыхает.

И мама рассказывает ему наш семейный обычай, что этот комплект вещей для пары – одна вещь ему, одна – ей, а вместе они одно целое, один неразрывный комплект.

Мама! Господи, мам, что же ты делаешь? Я не знаю, как он это воспримет. Примет или убежит? Между нами такая тонкая нить! Я в нём так не уверена, совсем не уверена…

Мама продолжает говорить о том, что Коннор так много для нас сделал, стал для неё сыном, нашим полноправным членом семьи, и мы с ним теперь связаны. Рассказывает, что так и она получала вещи, и моя бабушка, но я почти не слышу этого, её слова становятся просто фоном. Я потрясена её подарком. Для меня это много значит, слишком много. И он… он тоже стал для меня незаменимым. И я боюсь его реакции.

Тянусь за стаканом с водой, трясущимися от волнения руками, отвернувшись от него и мамы, чтобы прочистить пересохшее горло. Судорожно сглотнув, и резко втянув носом воздух, я решаю вмешаться в этот процесс.

– Мам, спасибо. – Забираю из коробки пару носков, всё-ещё боясь посмотреть на Коннора, и встаю из-за стола. Вручив свои подарки, с улыбкой, иду в кухню включить чайник.

Не умею я ни долго кривляться, ни ехидничать. И сейчас натягивать напускные эмоции для меня будет неестественно и сложно. Уж лучше я остыну на кухне в одиночестве, хотя-бы не надо ни перед кем притворяться, что всё хорошо. Я остыну, переживу свои эмоции здесь и вернусь к ним после того, как немного отойду.

– Тебя смутил мамин подарок. – Слышу приближающиеся шаги за спиной.

Черт. Он понял, как меня это задело.

– Да, это слишком важно для меня, слишком… слишком интимно. Я не знаю, приняла ли я бы в другой ситуации этот подарок, мы просто оба не могли ей отказать, верно? – Поворачиваюсь, откровенно глядя ему в глаза и охватив плечи руками, словно защищаясь от несказанного мне ещё ответа, но уже боясь его. ­– Ведь ты же понимаешь, какую смысловую нагрузку это несёт.

– Кирс, но она же не сказала, что хочет прямо сейчас помолвку и всего, что следует дальше. Ты боишься, что я сбегу, понимая, к чему ведёт её подарок?

– А ты не сбежишь?

– Я согласен, что всё слишком рано, но я не сбегу. А твоя мать, ну для неё мы просто с тобой многим связаны.

Он воспринял это проще, чем я ожидала. Чувствую, как тревожное напряжение уходит, сменяясь расслабленностью облегчения. Как камень с души. Это же его не оттолкнёт, в дальнейшем?

Но всё оказалось проще. Он принял от мамы свитер, подарил Кэвину абонемент на вход в арену во время рестлерского сезона, чему Кэвин был безгранично рад. Обстановка немного разрядилась.

Рождественский день прошёл весело и беззаботно: мы катались на коньках, играли в снежки, пили горячий Глинтвейн, смотрели в очередной раз, затертый ежегодным просмотром до дыр, «Один дома» с Макколеем Калкиным. Казалось, мы забыли за мамин подарок и всю неловкость, связанную с ним.

Но дни шли, Рождественские каникулы закончились и каждый вернулся в свою повседневную жизнь. Я восстановилась в университете, Коннор вернулся в Новый Орлеан. Но вскоре он приехал опять, забирая меня в Орлеан, уговорив на операцию.

Ему особо долго и не пришлось меня уговаривать. Шрамы у меня большие, глубокие, а быть его девушкой, на виду у всех, да и самой видеть каждый день свои ноги не было внутренних сил. Я просто смирилась с тем, что есть, и была рада, что осталась живой, но он подарил новую надежду и я поверила. Он убедил, что всё будет хорошо, что так нужно и что я потом это отработаю. И я согласилась.                     

По палате снуют туда-сюда медсестры, подключая разные приборы и проводки к моему телу. Одна из них, взяв мою руку, туго сминает мне запястье, нащупывает вену и ставит иглу с трубочкой. По тонкой трубке подсоединенной капельницы, как по артерии струится прозрачная жидкость. Моё тело готово, я подготавливала себя к этому моменту, но страх есть, причем жуткий. Я очень волнуюсь, меня бросает в дрожь, всплеск адреналина гоняет кровь по венам, как заядлый гонщик по автодрому, учащенно дышу, и от его взгляда это не уходит.

Коннор обходит кровать с другой стороны, берет мою ладонь в свою и мягко гладит тыльную сторону шершавыми подушечками пальцев, нежно водит по костяшкам большим пальцем.

– Малыш, всё будет хорошо, – на его лице мелькает улыбка, но как-то натянуто, я бы даже сказала напряженно. Ему тоже не по себе, как и мне.

Откуда-то сверху возникают руки, и на моё лицо опускают маску. Раздается щелчок и она начинает шумно заполняться кислородом. Веки тяжелеют, в глазах всё растворяется, звуки становятся приглушенными, а потом и вовсе уходят на второй план.

– Я здесь, я буду рядом… – откуда-то отдаленно слышу слова в сером непроглядном тумане, который втягивает меня всё сильнее и сильнее в темный непроглядный кокон.

Я в серой пустыне. Иду и протягиваю руки вперёд. Туман сплошной, не вижу ничего перед собой, и очень хочется пить. Слышу собственный кашель. Появляется горьковатый привкус во рту. Звуки становятся чётче, слышу шорохи, едкие запахи лекарств. Начинаю чувствовать себя, своё тело. Немного открываю глаза, щурясь от света, фокусирую свой взгляд, ищу…