притвориться, что я его раздражаю и мешаю, но вот в чем дело. Всякий раз, когда я отстраняюсь от него во сне, я просыпаюсь и обнаруживаю, что его голова лежит у меня на груди, а рука обхватывает мою талию. Или он прижимается грудью к моей спине, закидывает руку мне на грудь и зарывается лицом в мои волосы.
Он такой чертовски милый, что мне всегда хочется проглотить его целиком, и я часто так и делаю.
Обычно я бужу его, обхватывая губами его член или проникая в него. Он подхватил это и стал стараться просыпаться раньше меня, чтобы первым делом подарить мне утренний минет.
Это не то соревнование, на которое мне следует жаловаться. На самом деле, мне нравится, как он с самодовольным выражением лица делает мне самый небрежный из небрежных минетов.
За последние несколько недель Брэну стало немного легче прикасаться ко мне, и мне уже не всегда приходится инициировать секс.
Если он в настроении, то обязательно дает об этом знать, либо набрасываясь на меня, как только я захожу в квартиру, либо своими постоянными сообщениями, имитирующими мою навязчивую натуру.
Он также может быть удивительным собственником — хотя и не таким безумным, как я, поскольку я буквально угрожаю сломать руку любому, кто к нему прикоснется. На днях я столкнулся с Саймоном в одной из кофеен, и он, как обычно, начал приставать, пока я не оттолкнул его.
Оказалось, что Брэн увидел это и прислал мне вот такое замечательное сообщение.
Брэн: Тебе лучше помнить, кому ты, блять, принадлежишь, Николай.
Распечатал ли я это сообщение и вставил ли его в рамку? Возможно.
Мне чертовски нравится, что в последнее время он стал более откровенным. Не до такой степени, чтобы говорить со мной на людях — не дай Бог, кто-то узнает о нас. Но он к этому идет.
Я не против. Очень даже. Мне нравится, что я — его секрет. Мне нравится, что на людях он отстранен и полностью контролирует себя, а наедине распадается на моем языке, пальцах и члене.
Мне нравится, что он украдкой поглядывает на меня, когда все смотрят, а потом шепчет, как сильно ему нужно, чтобы я выебал из него все, что только можно, когда мы вдвоем.
Он мой, и это все, что имеет значение.
Только я знаю, что во время секса он шумный ублюдок, и это все, что меня волнует. Тем не менее я обязательно украшаю его кожу засосами, чтобы другие знали, что он принадлежит мне. Я не тороплюсь делать их темно-фиолетовыми, пока он не начинает ныть, и добавляю новые каждую ночь. То, что он мне потом говорит, того стоит.
Наступит день, когда он примет свою ориентацию. Я знаю это. Я чувствую это по его глазам, когда мы на людях. Я вижу это в языке его тела, когда он наклоняется в мою сторону, как будто хочет подойти ко мне, обнять и поцеловать. Он каждый раз останавливает себя, но в последнее время это выглядит все более болезненным для него.
Однажды он сломается, и я буду рядом, чтобы подхватить его с распростертыми объятиями и открытым ртом.
Я его изматываю, а он в меня влюбляется.
Ладно, я снова заблуждаюсь. Хотя даже если он меня не любит, я ему небезразличен.
Иногда даже больше, чем нужно.
Дело вот в чем: Брэн презирает драки и каждый раз дает это понять, когда ухаживает за мной и мажет синяки мазью.
А еще он ненавидит то, как хаотично я красив — хотя, наверное, он бы назвал это иначе. Он не может перестать ворчать по поводу всякого дерьма, которое я оставляю на виду, или посуды в ванной — что? Я перекусил, пока отмокал в джакузи, — или всякий раз, когда трясу своей мокрой головой. Я делаю это только для того, чтобы он высушил мои волосы. Некоторые утверждают, что я в добавок и дерусь специально, чтобы он так очаровательно беспокоился обо мне.
Самое главное, он отвечает на мои нелепые сообщения, которые звучат так:
Николай: Ты знал, что существует так много греческих Богов?
Брэн: Действительно?
Николай: Да. И как мне их всех запомнить? Почему их так много?
Брэн: Как они посмели?
Николай: Скажи! Вразуми их, особенно этого козла Зевса. Он должен перестать делать столько детей и насиловать женщин направо и налево. Отец Богов, чтоб меня.
Брэн: У меня будет с ним очень строгий разговор.
Николай: Ты действительно думаешь обо мне как о нем? Я ранен.
Брэн: Приношу свои искренние извинения. Было дурным тоном даже сравнивать его с тобой.
Николай: Тебе придется повторять извинения, обхватив Колю губами. Ну, знаешь, раз уж он обижен и все такое.
Брэн: Ты мог бы просто сказать, что хочешь, чтобы я пососал твой член, а не раздувать из этого целую драму.
Николай: Нет, нет, дело не в этом. Коля действительно обижен.
Брэн: Я заглажу свою вину.
Николай: Сейчас?
Брэн: Господи, ты невыносим.
Николай: Это «да»?
Брэн: Увидимся через час.
Я спрыгиваю вниз через канаты после того, как избил кого-то почти до смерти, не обращая внимания на крики и рев толпы, и пью из бутылки воды, которую мне передает Джереми.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я выливаю воду на голову и встряхиваю ею, а затем улыбаюсь, представляя, как Брэн щиплет себя за переносицу и говорит: «Ты невыносим».
— Нико? — Джереми внимательно наблюдает за мной. — Только не говори мне, что ты думаешь о новой драке?
— Нет. Одной достаточно, — я прижимаю бутылку к его груди. — До встречи, Джер.
— Подожди, — он шагает рядом со мной, когда мы идем по туннелю, и закидывает руку мне на плечо. — Что с тобой происходит в последнее время? Ты едва вернулся в особняк, а уже ведешь себя подозрительно.
— Очень занят.
— Чем? Или, точнее, кем?
Я делаю паузу, останавливаясь перед раздевалкой, а затем поворачиваюсь лицом к Джеру. Он мой лучший друг, и обычно я рассказываю ему обо всех партнерах и странных приключениях. И хотя его не волнуют подробности, он слушает без осуждения. Разве что иногда говорит мне, что я сумасшедший, что является правдой.
Дело в том, что я начинаю чувствовать себя немного неспокойно из-за этого секрета. Мне нравится иметь Брэна для себя, но мне не нравится, что никто об этом не знает. Иногда Килл странно смотрит на меня, как будто все понял, но у него постоянно такой взгляд психопата, и я определенно
