Она хотела
поторопить события.
Ник поддержал меня как шафер. А Женевьева — Брайс.
Мне нравилось думать, что мама приложила руку к тому, чтобы мы с Ником нашли своих жен. Где бы она ни была, она смотрела на своих сыновей сверху вниз и посылала им женщин, в которых они нуждались.
Включая мою сестру.
— Ты отнесла копию Женевьеве? — спросил я, просматривая статью на первой странице.
— Да.
— Как она это восприняла?
— Она заплакала, — сказала Брайс, понизив голос. Ксандер был в полном шоке. — Но ей нужно было это завершение. Думаю, она довольна тем, как все обернулось.
В сегодняшней газете Брайс написал статью в память об Амине, которую она готовила больше года. Брайс была готова опубликовать ее через несколько недель после переезда Женевьевы в Клифтон Фордж, но моя сестра бесчисленное количество раз просила ее отложить публикацию.
Она не была готова прочитать это последнее прощание. После всего, что произошло с нами за последний год, я не винил ее.
Я гордилась тем, что она наконец-то нашла в себе мужество позволить этому случиться.
— Отличная статья, детка. — Я сложил газету.
— Спасибо. Хотя тебе тоже стоит поздравить себя. Ты практически прочитал всю статью, нависая над моим плечом, пока я ее писала.
— Я не нависаю.
Брайс закатила глаза. — И я не оставляю белье, чтобы ты его складывала.
Может быть, я нависал.
В последний год я постоянно следил за Брайс. Она редко ходила куда-то одна, и даже тогда за ней кто-то присматривал. Сегодня этим человеком был Лейн. Брайс не жаловалась, ни разу за весь год, потому что знала, что мне это нужно. Я должен был быть уверен, что она в безопасности, и она давала мне это. Но ей нужна была свобода. Чтобы жить, не наблюдая, как я накручиваю себя по кругу.
Я бы первым признал, что после рождения Ксандера я немного помешался на безопасности. Система, которую я установил дома, была лучше, чем та, которую Эмметт установил в клубе.
Но я не собирался рисковать своей семьей, не после тех потерь, которые я понес.
Может быть, со временем я ослабну.
А может, и нет.
Я принимал ситуацию по одному дню за раз, делая все возможное, чтобы стать достойным отцом. Брайс постоянно говорил мне, что я хорошо отношусь к Ксандеру, но промахи случались. Я делал что-то не так, оступался то тут, то там.
Но что я мог сделать, так это защитить то, что принадлежит мне. Однажды я уже потерпел неудачу, когда похитили Брайс. Это был первый и последний раз.
— Он вышел. — Брайс поднялась со стула и кивнула мне, чтобы я следовала за ней в детскую.
Я усмехнулся и пошел за ней по коридору. У двери в комнату Ксандера я положил руки ей на плечи и наклонился, чтобы поцеловать голую кожу ее шеи. Сегодня она собрала волосы в хвост. Ксандер только начал хвататься за вещи, и ее волосы были его любимой вещью.
Может быть, я бы тоже намотал ее на кулак.
Когда она улыбнулась через плечо, кровь прилила к моему члену. Мы усердно работали, чтобы компенсировать те шесть недель после родов, когда ее тело было под запретом.
Брайс отнесла Ксандера в детскую и положил его в кроватку. Его руки тут же поднялись над головой. Затем она включила его звуковой аппарат, и комнату наполнило мягкое колыхание океанских волн. Она вышла на цыпочках, тихо закрыв дверь.
Я схватил ее за руку и потянул в спальню, но она остановила меня.
— Подожди. Мне нужно тебя кое, о чем спросить.
— В чем дело? — Мои глаза просканировали ее с головы до ног, чтобы убедиться, что все в порядке. — Ты в порядке?
Она прикусила нижнюю губу. — Как ты относишься к тому, чтобы у тебя было больше детей?
— Эээ… — Глубокий разговор о нашей семье был не совсем тем, что я планировал провести во время дремоты, но вопрос был задан. Что бы я чувствовал?
Рождение Ксандера было потрясающим. Даже в младенчестве, когда он ел и спал весь день, с ним было здорово. А когда он подрастет, мы могли бы делать что-то вместе, например, играть в мяч во дворе, строить домик на дереве или строить картинг для гонок, как те, что я делал в детстве. Это было бы невероятно.
— Хорошо, — сказал я, удивив нас обоих. — Очень хорошо.
— Фух. — Ее лицо расслабилось, и она широко улыбнулась. — Отлично. Я беременна.
— Что? — Я засунул палец в ухо, прочищая его. — Ты беременна? Уже?
— Согласно тестам, которые я сделала сегодня утром, да. То есть, я перестала кормить грудью и не принимала таблетки. У меня есть упаковка, которую нужно начать принимать на следующей неделе, но я не думала, что это может произойти так скоро.
Беременна. Я все еще боялся? Определенно. Но на этот раз я не собирался позволить шоку от ее заявления прогнать меня. Поэтому я обхватил ее руками, дыша в ее волосы. — Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. — Она прижалась к моей груди, ее руки обвились за моей спиной. — Я была уверена, что ты сойдешь с ума.
Я усмехнулся. — Не в этот раз. Мы надерем задницу этим детям.
Брайс отстранилась, поднявшись на носочки для поцелуя. — Да, черт возьми, именно это мы собираемся сделать.
— Почему я решила, что это будет хорошей идеей? — Я заставила себя улыбнуться, когда фотограф расположилась за камерой. Затем, мы ждали. И ждали.
— Сделай этот гребаный снимок…
Щелчок.
Дэш зарычал на меня, его тело напряглось.
— О, это выглядит так мило! — Фотографом была двадцатисемилетняя женщина с хвостиком, затянутым так туго, что, должно быть, растягивала клетки мозга. Она вошла в нашу больничную палату сегодня утром, ее улыбка была раздражающе яркой для восьми часов.
Я бы отмахнулась от нее за одну только улыбку, но потом она достала папку с тремя кольцами, заполненную фотографиями новорожденных, и я была обманута.
Она дала нам несколько часов, чтобы встать и немного подвигаться. Я покормила Зика, и пришли медсестры, чтобы искупать его. Затем я заскочила в теплый душ, наложила минимум макияжа и высушила волосы феном, как раз к тому времени, когда зашли мои родители, Женевьева и Исайя.
Фотограф, конечно же, выбрала этот момент, чтобы вернуться, ее камера была наготове.
Дэш молчал в течение первых тридцати фотографий. Он сидел рядом со мной на кровати, пока она крутила и поворачивала Зика в
