приятель, но в этом году я выиграла лучший день рождения.
Полгода спустя
Я усаживал Келли вместе с кексами на пассажирское сиденье внедорожника, когда в моем кармане зазвонил телефон.
— Держишь? — спросил я ее, указывая на коробку.
Она обхватила ее крошечными ручками и торжественно поклялась:
— Буду защищать их ценой собственной жизни.
Я усмехнулся, задаваясь вопросом, откуда детям удавалось нахвататься такого дерьма.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет, кроха. — Захлопнув ее дверцу, я вытащил телефон. Звонила мама.
— Уокер, — ответил я, огибая капот машины.
— Я знаю. Я же тебе звоню. — В ее голосе слышалось веселье, заставившее меня расслабиться. Нам потребовалось некоторое время, но наши отношения, наконец, стали комфортными.
— Все в порядке? — Я сел за руль.
— Звоню, только чтобы пожелать удачи.
Я взглянул на Келли и коробку с кексами.
— Спасибо, мам. — На днях я рассказал ей о своих планах, и она была рада за меня. И отчаянно пыталась наверстать упущенное. — Вы с отцом по-прежнему планируете приехать на следующей неделе?
— Безусловно. Ни за что не упустили бы такой возможности. Твой папа тоже желает удачи.
— Передай ему мою благодарность.
Примирение с отцом оказалось немного более натянутым. К сожалению, я думаю, что унаследовал от него излишнюю строгость к самому себе. Хотя я и простил ему прошлое, но сам он еще не простил себя. Причина его грубости заключалась не во мне, и я знал это, потому что видел в нем себя.
— Сейчас я еду туда.
— Хорошо, не буду тебя задерживать. — Я услышал ее нервный вздох. — Дай мне знать, как все пройдет.
Возможно, это делало меня высокомерным ублюдком, но я не нервничал. Я был на девяносто девять и девять процентов уверен, что знаю, как все пройдет.
Келли взволнованно болтала о предстоящем событии. Однако когда она перешла к своему, возможно, скорому статусу старшей сестры, я засомневался в том, что позволил ей съесть так много масляного крема, оставшегося от кексов. Тема меня не беспокоила. Но ее язык двигался тревожно быстро.
— Можем мы сначала проехать мимо пекарни? — попросила Келли, пока мы двигались по Касл-стрит.
Срок договора аренды Слоан с Аррохой и Маком закончился два месяца назад, и, поскольку я знал, чего хочет Слоан, то попросил их с Келли переехать ко мне. Теперь Слоан жила, ни о чем не сожалея, поэтому сразу согласилась. Удивительно, как быстро я приспособился к женскому вторжению в мое жилище. Я и глазом не успел моргнуть, как на моем диване появилась новая подушка, а на кофейном столике — непонятная свеча. Жизнь с подростком требовала от моей упорядоченной опрятности компромиссов. Тетради и учебники Келли, ее книги, ноутбук, школьный рюкзак, обувь и заколки для волос… валялись повсюду.
И мне это нравилось.
Почти так же, как видеть кучу косметики Слоан на туалетном столике в ванной, и свисающие с дверных ручек ночные рубашки и кардиганы. Несмотря на то, что теперь она владела профессиональной пекарней, в нашем доме по-прежнему всегда пахло выпечкой. Я находил муку в самых странных местах.
И мне это нравилось.
Теперь дом походил на дом, а не на жилище.
Проезжая по Касл-стрит, я замедлил ход возле пекарни, которую Слоан открывала через полчаса. Пара деревенских жителей уже сновала снаружи, заглядывая внутрь.
Новая вывеска на витрине гласила: «Крошечная пекарня Келли». Было бы лишним упоминать, что Келли была на седьмом небе от счастья, что мама назвала пекарню в ее честь. А местные жители пришли в восторг от того, что впервые за сорок лет им будет где купить свежеиспеченный хлеб.
Я повернул налево, на одну из боковых улиц, которая вела к задней части пекарни, где мы могли припарковаться. На крошечный процент денег, доставшихся Слоан от отца, мы преобразили магазин на Касл-стрит. Отреставрировали кухню и оборудовали всем необходимым. Поскольку работа в пекарне предполагала подъем ни свет ни заря, Слоан решила, что пекарня будет открыта только три дня в неделю. Другие дни она, как и раньше, посвятила бы сторонним заказам, но на этот раз имея возможность готовить все на новой профессиональной кухне. Не то чтобы ей это было нужно. Отец Слоан заработал на судебных тяжбах больше денег, чем я мог предположить. Она была финансово независима, и если бы разумно инвестировала и тратила деньги, ей не пришлось бы работать ни дня в своей жизни.
Но Слоан к такому не привыкла.
К счастью, моя трудолюбивая женщина наняла двух продавцов в помощь для управления пекарни.
Переполняемый гордостью, я выбрался из внедорожника и направился на помощь Келли. Слоан не только справлялась со стрессом из-за предстоящего судебного процесса против мачехи, своего бывшего и его друга, одновременно открывая новое дело, но она еще пыталась сделать жизнь Келли максимально нормальной. И я видел, что Келли была тем источником, откуда Слоан черпала свою силу. Это впечатляло. Эта женщина не переставала меня удивлять. Мне никогда не понять, как один человек мог столько на себе нести, и делать это с таким оптимизмом и надеждой. Она смотрела на меня так, будто я мог спасти ее от чего угодно, но на самом деле это она спасала меня.
Каждый чертов день.
— Готова? — спросил я Келли, забирая у нее коробку, и она взяла меня за руку.
— Думаю, мне следует спросить об этом тебя, а?
Я ухмыльнулся. Чем дольше она оставалась в Хайленде, тем больше перенимала шотландский акцент от своих одноклассников.
Войдя в заднюю часть пекарни, мы обнаружили, что Слоан раскладывает на подносе свежеиспеченные буханки хлеба, чтобы вынести их в зал.
— Мы освободили место для хлеба! — донесся из зала голос одного из продавцов.
Слоан подняла голову, чтобы ответить, и увидела нас. На ее лице расплылась широкая улыбка.
— Я не ждала вас до открытия.
Опустив взгляд на коробку в моих руках, она обошла длинный стальной кухонный стол, сокращая расстояние между нами. Кухня сверкала, как новый блестящий пенни, за исключением одной секции, где она работала над украшением торта.
Вдоль одной из стен стояло несколько тортов в разной степени готовности, как я знал, это были сторонние заказы. Свет в духовках горел, там стояла выпечка, которая присоединится к той, что уже выставлена в витринах. Одна раскрасневшаяся щечка Слоан была испачкана в муке, а лицо обрамляли выбившиеся из хвоста пряди. Фартук тоже был в муке.
Она выглядела счастливой. Красивой.
— Значит, все идет хорошо? — уточнил я, когда она встала на цыпочки, чтобы
