Энджи почувствовала, как сперва ее пронзила острая боль, а потом вдруг охватила, стала душить все усиливающаяся паника.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай на этом и кончим. Я знала, что не надо было тебе об этом говорить. Прости меня, Макс. Давай забудем об этом. Это моя большая ошибка. Очень большая.
— Энджи, — проговорил Макс, медленно оборачиваясь, на лице его по-прежнему не было еще никакого выражения, однако голос дрожал и стал каким-то странно глубоким. — Энджи, ничего более дикого я еще в жизни не слышал. Честное слово. Просто смешно. Бог знает, что все станут говорить.
— Ну, — она вдруг рассмеялась, — я ожидала любой реакции, но только не такой. Так что ты все-таки хочешь сказать, Макс? Каков твой ответ?
— Я хочу сказать, что это все решает, дура ты несчастная. Раз и навсегда. Мы сможем пожениться. И надо сделать это как можно быстрее. Я не хочу, чтобы в роду Кейтерхэмов опять появились незаконнорожденные отпрыски.
Александр, ноябрь 1987
Это было настолько ужасно, что он даже заболел. И теперь постоянно чувствовал себя плохо. Только подумать. Макс женится на этой потаскушке! И как спокойно они ему сообщили! Уселись на диване там, в библиотеке, рядышком, улыбаясь, и Макс еще держал ее за руку!
Нет, чтобы она, эта Энджи, которую его жена подобрала где-то в Ист-Энде и пригрела из чистой благотворительности, чтобы эта Энджи поселилась теперь тут в качестве графини Кейтерхэм! Просто омерзительно! Господи, и о чем только думает этот Макс? Ей же впору быть его матерью. Не говоря уже обо всем остальном, она не сможет обеспечить ему наследника. Об этом они явно не подумали. И к тому же она совершенно не тот человек, который нужен. Нужен Максу, нужен Хартесту. Конечно, она по-своему приятна, одно время она ему даже очень нравилась. Но она заурядна, вульгарна, невежественна. У нее никакого вкуса. Достаточно только взглянуть на ее дом в Лондоне — на эти ковры с ворсом по щиколотку, на эти ужасные модные драпировки, — чтобы сразу же стало понятно, во что она превратит Хартест. Да она станет тут бедствием не лучше арабов. Возможно, даже и хуже. Господи, какой-то сплошной кошмар. Стоило ему только избавиться от одной угрозы, от перспективы того, что тут поселится этот ужасный тип Кендрик, как перед ним сразу же вырастает новая.
Неприятности. Скандалы. Что-то в последнее время их стало чересчур много. Александра отчасти забавляло, отчасти сердило то, что все вокруг полагали, будто бы он не читал этих заметок в прессе. Похоже, все они считали его кем-то вроде слабоумного. Его тревожили и эти заметки, и такое отношение к нему; хотя и не так сильно, как встревожила его угроза Фреда III подать на газеты в суд. Позвонить ему вот так вот прямо через Атлантику и спросить, что, по его мнению, они должны предпринять! Когда каждому известно, что лучший способ общаться с прессой — это ничего вообще не говорить. Ну, с Фредом он справился. А заодно добился и того, что Хартест теперь находится в безопасности, его положение надежно. Они все считают его идиотом. Наивным и рассеянным идиотом. Что ж, возможно, так даже и лучше, в противном случае ему могло быть гораздо труднее. Но иногда ему приходит в голову мысль, с каким бы удовольствием он им все рассказал. Он и расскажет, обязательно расскажет. Когда-нибудь.
Но не сейчас. Прежде он должен разобраться с этой женитьбой Макса. Господи, ну почему Макс порвал с Джеммой? Такая милая, такая подходящая девочка. Александр действительно был искренне обрадован, когда она появилась. Она так полюбила Хартест, полюбила Макса; и выглядела она как раз так, как надо, и сама была тем человеком, который здесь нужен.
Глупый мальчишка, полный идиот: это же абсурд какой-то, то, что он затеял.
Нет, этого никак нельзя допустить.
Энджи, Рождество 1987
— Давай встретим Рождество здесь, — проговорила Энджи. — В «Ключах». Мне бы этого очень хотелось. Тут было бы так здорово.
— Ладно, — ответил Макс. Он лежал, положив голову на ее пока еще впалый живот, и вид у него был крайне умиротворенный. — Только подумать, Энджи, что он уже там, внутри. Мой сын. Потрясающе.
— А может быть, твоя дочь. И потом, не только твой. Он и мой тоже.
— Не-а. Это мальчик. Я знаю. А если девочка, тогда сделаем еще одну попытку.
— Макс, я уже немного старовата для того, чтобы давать начало целым династиям. До сих пор не могу поверить, как я этого-то ребенка допустила. Терпеть не могу беременность. И маленьких детей тоже терпеть не могу. Я же тебе говорила, этот будет последним.
— Ладно, там поглядим. А ты не думаешь, что, может быть, лучше в Хартесте? Я имею в виду, встречать Рождество.
— Нет, не думаю, — отрезала Энджи. — Александр пока еще не очень свыкся с этой новостью. Насчет нас. Я как-то… в его присутствии не очень хорошо себя чувствую.
Макс пожал плечами:
— Ну ладно. Останемся тут. Тут хорошо. Я не против. А насчет Александра ты ошибаешься. Наоборот, он очень обрадован. Просто счастлив. Он мне сам об этом говорил. Со слезами на глазах. Старый паршивец. Боюсь, он в последнее время действительно малость спятил. У него не все дома.
— Да, — согласилась Энджи, — пожалуй, ты прав. Но все-таки он очень приятный. Он и мухи не обидит.
— Ну разумеется, — проговорил Макс. Похоже, он был шокирован самой возможностью предположить обратное.
* * *
Они должны были пожениться на Новый год. В Мальборо, в бюро гражданской регистрации, в присутствии только членов семьи. Энджи все еще пребывала в состоянии потрясения. Не только из-за внезапно обнаруженной беременности, хотя и это само по себе было достаточной причиной.
— Вы — чистый случай того, что в медицине называют синдромом последней минуты, миссис Прэгер, — сказал ей врач. — Жены, которые уже в возрасте, обычно стараются уверить нас, что это последний зов матери-природы. Медицинская наука не может ни подтвердить, ни опровергнуть этого, но, в общем-то, факт, что довольно много детей рождается именно на сороковом году жизни их матерей. И, кроме того, противозачаточные таблетки с низкой дозировкой очень часто дают сбои. Стоит не принять один раз, и вы уже в опасности; пропустить два приема — и вы уже определенно рискуете.
Последнее было верно, она тогда как раз пропустила два приема. Вначале в тот вечер, когда они устроили празднество, а потом и на следующий день, со всеми его переживаниями и волнениями, с тем возбуждением, что овладело ею, потому что она наконец-то, после очень и очень долгих ожиданий, оказалась в постели с Максом. Но все равно, даже и со скидкой на все эти обстоятельства, подобная промашка была совершенно не в ее духе: жесткая целесообразность, управлявшая всей ее жизнью, должна была автоматически не допустить ничего подобного. «Что-то я распустилась, — заявила она Максу, — пора брать себя в руки».
