— Что-то в этом роде. Как тебе такая мысль?
— Мысль замечательная. Но ты мне так и не сказал, кто этот пилот, ради которого «Дзета Утенсили» готова вложить в дело два миллиарда, — напомнил Петер.
— Ну, если уж на то пошло, есть еще два крупных спонсора и пара-тройка рекламодателей помельче. Так что, еще прежде, чем мы вступим в игру, нас профинансируют на четыре миллиарда, — продолжал Джордано.
— Я спросил, как зовут пилота, — повторил Петер.
— Лучший из лучших, настоящий ас. Его зовут Мистраль Вернати.
В этот момент Мария подносила к губам хрустальный бокал. Он выпал у нее из рук и со звоном разбился.
Достигнув вершины зрелого возраста, Петер Штраус наконец-то познал удовлетворение и счастье. Он преодолел свои страхи, навязчивые представления, мнительность, боязнь болезней. Марии удалось совершить чудо. Теперь он смотрел в будущее спокойно, с жадным энтузиазмом двадцатилетнего.
— Похоже, дело идет к тому, что у нас действительно будет «конюшня» в «Формуле-1», — сказал он как-то раз, ложась в кровать рядом с Марией.
— Решено? — спросила она.
— Я бы сказал, что да, — подтвердил он. — Это новая игра. С тех пор как ты со мной, похоже, жизнь готовит мне одни лишь приятные сюрпризы.
Петер, насколько мог, сократил свое рабочее расписание и проводил большую часть времени с Марией.
Когда ему приходилось путешествовать, он обязательно брал ее с собой.
— В следующем месяце съездим в Англию, посмотрим мастерские «О'Доннелл». И наконец-то познакомимся с легендарным Мистралем Вернати. Джордано превозносит его до небес.
Мария ответила не сразу.
— Я с ним уже знакома, — сказала она наконец.
— Ты никогда мне об этом не говорила.
— Разве я тебе не рассказывала о парне, который увлекался гоночными машинами?
Петер взглянул на часы.
— Если ты немедленно не выложишь мне все начистоту, через десять секунд я начну ревновать, — шутливо пригрозил он.
— Мы с ним были земляками. Встречались в юности. Потом он уехал, и мы потеряли друг друга из виду.
— Значит, тебе будет приятно вновь его повидать?
— Ничего подобного.
— Я должен заподозрить неладное? — насторожился Петер.
— Вовсе нет. Возможно, я была влюблена в него. Знаешь, как влюбляются в восемнадцать лет?
— А он?
— А он был влюблен в свои гоночные автомобили. Вот и все, — отрезала она.
— Я всегда подозревал, что в твоей жизни был кто-то еще до меня. Не думал, что это был Мистраль Вернати, но догадывался, что это какой-то гонщик, — сказал Петер.
— Откуда ты это взял?
— Видел, с каким увлечением ты следишь за хроникой автогонок, как тебе нравятся быстроходные машины, — объяснил он.
— Почему же ты никогда меня ни о чем не спрашивал?
— Доверие надо заслужить, к нему нельзя принудить, — заметил он, нежно погладив ее по щеке.
— А ты не хочешь спросить: может быть, я все еще его люблю?
— Ты все еще его любишь? — повторил Петер, чтобы ей угодить.
— Думаю, нет. Но это не так-то легко объяснить. Мистраль занимал много места в моей жизни, но это перевернутая страница. И я точно знаю, что человек, которого я люблю, — это ты.
— Я думаю, тебе следует возобновить знакомство с ним, — задумчиво произнес Петер.
— Зачем?
— Чтобы понять, не занимает ли он по-прежнему какое-то место в твоем сердце.
— А я и не знала, что в тебе есть садистская жилка, Петер. И мне это совсем не нравится, — ответила она, притворяясь раздосадованной.
— Но зато все остальное тебе во мне нравится, верно?
— Как человек, ты очень привлекателен, я даже нахожу тебя неотразимым. Но прошу тебя: не заставляй меня встречаться с Мистралем Вернати, — повторила она полушутя-полусерьезно.
— Это означает, что мне одному придется ехать в Англию, — вздохнул он жалобно.
— Я буду здесь ждать твоего возвращения. И горе тебе, если ты посмеешь упомянуть при нем о Марии Гвиди. Я не хочу, чтобы он знал, что я его иногда вспоминаю. Обещай мне.
— Клянусь, — торжественно пообещал Петер, прикладывая руку к сердцу. — Но тебе недолго осталось играть роль загадочной женщины. Потому что скоро ты станешь моей женой.
* * *
Антонино Катания вошел в тюремную комнату для свиданий, чтобы переговорить со своим адвокатом. Весь торс у него был затянут в жесткий корсет, поддерживающий поврежденный позвоночник. Петер Штраус здорово его отделал, но ни в малейшей степени не угасил в нем страстную жажду жить. Его осудили на шесть лет, но Антонино надеялся, что ему скостят срок за хорошее поведение. Кроме того, он стал искать среди своих многочисленных сообщников, оставшихся на свободе, кого-то, кто мог бы еще больше приблизить дату его выхода из тюрьмы. Так ему пришло на ум имя Вирджилио Финолли.
— Он может мне помочь, — говорил Антонино адвокату. — Делай что хочешь, но достань мне его хоть из-под земли. А потом я придумаю, как лучше к нему подобраться, чтобы он поработал на нас.
И вот теперь адвокат вернулся с ответом.
— Ты его нашел?
— И да, и нет.
— Что ты лепишь мне горбатого? Говори прямо! — рассердился Антонино.
— У меня для тебя плохие новости.
— Финолли умыл руки. Так? — предположил негодяй, все больше свирепея.
— Все гораздо проще и гораздо сложнее. Финолли тебе больше не поможет, ни сейчас, ни в будущем.
— Можешь ты мне толком сказать, в чем дело? — Характерный хриплый голос Антонино совсем зашелся от ярости.
— Вирджилио Финолли мертв. Он выбросился из окна прошлым летом.
— Самоубийство, — язвительно прошептал Антонино, ни на минуту не сомневаясь, что такова лишь официальная версия.
— Он был в глубокой депрессии. В его доме обнаружили целую аптеку успокоительных, снотворных и антидепрессантов, — сообщил адвокат. — Кто он, собственно, такой, этот Финолли, вернее, кем он был? — спросил он.
— Он был влиятельным человеком. Во всяком случае, производил впечатление, — с горечью ответил Антонино.
Он-то тешил себя надеждой, что сумеет выйти из тюрьмы через несколько месяцев, а теперь все его грандиозные планы рухнули, придавив его своей тяжестью.
— Можешь ты мне толком объяснить, кем он был? — настаивал адвокат.
— Я же сказал тебе, он был влиятельным человеком, — повторил Антонино после долгого молчания.
— Но не настолько влиятельным, чтобы помешать кому-то послать его в свободный полет из окошка, — возразил адвокат. — Мне сказали, что он был преподавателем на пенсии. Вел замкнутую и спокойную жизнь. В его квартире, когда в нее вошли, царил безупречный, прямо-таки казарменный порядок, — пояснил он. — У него не было ни друзей, ни родственников. Только жена, с которой он проживал раздельно. Ты твердо уверен, что он именно тот, кто мог бы тебе помочь?
