— Я позвонила… ну… просто, потому что ты мне нравишься, Бренда. А еще тебе кое-что следует знать.
— Что же? — холодно спрашиваю я.
— То, что мы увиделись в ресторане, не было случайностью. Джим сказал мне, что встречается с женой и дочерью, и мне очень захотелось посмотреть на его семью. Не знаю почему, но показалось, что так будет правильно. Откуда мне было знать, что его женой окажешься ты?
— Думаешь, мне интересны твои откровения?
— Нет. Это еще не все. Когда вы с дочерью уехали, Джим вернулся в ресторан для серьезного разговора. Он порвал со мной.
Жизель ждет моей реакции, но я молчу. Не могу проронить ни слова.
— Он сказал, что когда ужинал с вами и увидел меня, то понял, насколько вы ему дороги, объяснил, что не может потерять тебя и дочь.
— Что ж. Теперь все в порядке.
Я удивлена собственному сарказму.
— Послушай, Бренда. Я не хочу разбивать ни твой брак, ни чей-либо еще. Я никогда не стремилась построить счастье на чужом горе. Я была так одинока, а Джим подкупил меня своим вниманием. Оно было так приятно, так нужно мне! Но, повторяю, боли и зла я никому причинять не желала.
— Само собой так вышло, правда?
— Не вышло. Но услышь меня, Бренда. У Джима был нервный срыв. Он рыдал. Он не хочет потерять тебя. Он боится, что ваш брак под угрозой.
Внимательно слушая, я размышляю — не поздно ли он хватился. Возможно, он уже потерял нас.
— Прости, Бренда. Это скверная история. Мне действительно нравилось проводить с тобой время, и, хотя ты не поверишь в мою искренность, знай, что я в любом случае желаю, чтобы у вас с Джимом все наладилось. Я не сказала ему, что мы с тобой почти подружились. Он даже не знает о нашем знакомстве.
И как прикажете реагировать на такое? Поблагодарить ее я не смогу, так что остается молчать.
— Прощай, Бренда, — упавшим голосом произносит Жизель, она будто рассчитывает на прощение. Но, не дождавшись от меня ни слова, прерывает связь.
Сейчас, когда уже около половины одиннадцатого вечера, я сижу в своем любимом курительном кресле, попыхиваю «Мальборо лайт», анализируя события, произошедшие в нашей семье за последнее время, и размышляю о том, как я, молча, годами наблюдала за тем, как мой собственный брак превращается в руины. В голову приходят неутешительные выводы. Теперь я понимаю, что надо действовать, менять все основательно. Нельзя больше жить в воображаемом мире, который я в своих эмпиреях устроила так, чтобы игнорировать все, что мне не по вкусу, и жить, словно ничего не происходит. Признаки семейного кризиса были очевидны уже несколько лет назад. Наш брак давно катился под откос, но мы оба с равнодушием взирали на это. Уже лет десять мы не целуемся, прощаясь или встречаясь. Давненько мы не сидели рядом, глядя телевизор — я обычно лежу на диване, а он сидит поодаль в кресле. Рукой не дотянуться! Нам скучно друг с другом. Мы оба находим, что чем общаться между собой, куда интереснее послушать в машине радио. С опозданием, но мне открылась истина: наша совместная жизнь, разговоры, половые отношения дошли до точки, где всякая близость кажется странной и неестественной. Это ужасно — я злюсь на себя, на Джима. Я возмущена тем, что никто из нас не попытался спасти наш брак. Роман мужа с Жизель не убивал наши отношения. Их интрижка — всего лишь очередной симптом застарелой болезни. Ни я, ни Джим не старались удержаться вместе. Мы никогда не обсуждали то, что отдалились друг от друга. Мы ходили вокруг проблемы на цыпочках, словно она старый ворчливый старикан, которого лучше оставить в покое.
…С одной стороны, я в ужасе жду возвращения Джима домой, а с другой — нетерпение охватывает меня. Разговора не избежать — сегодня должно состояться объяснение. Да, лучше бы устроить разбор полетов в отсутствие дочери, но откладывать больше нельзя. Я обдумываю детали предстоящего разговора, когда раздается лязг гаражной двери. Продолжаю сидеть в кресле, зная, что как только Джим войдет в кухню, то сразу меня увидит.
— Привет, милая, — говорит он с порога.
Нет, эти слова адресованы не мне. Он разговаривает с Хельгой, гладит ее по холке, затем поднимает глаза и видит меня.
— Привет, — говорит он, вздрогнув от неожиданности. — Почему не спишь?
— Тебя жду.
— Правда?
— Угу, — мычу, ощущая в этот момент свою власть над ним. Чувствую, что именно я контролирую сейчас ситуацию. Кроме «угу», не говорю пока ни слова. Пусть он сначала задаст свои вопросы.
— Итак, что происходит? — спрашивает он, как будто сохраняя спокойствие, но волнение его все равно заметно. Когда наши глаза встретились, после того как в ресторане мы оба увидели Жизель, что-то случилось, что-то поменялось. Возможно, Джим не уверен на все сто процентов, знаю ли я о его романе, но он чувствует, что дело пахнет жареным, и это его пугает. Каким бы это ни казалось жестоким, я наслаждаюсь его страхом — испуг означает, что ему не все равно… по крайней мере, хоть что-то его трогает.
Джим смотрит на меня — в глазах волнение, плечи напряжены. И тут я выпаливаю:
— Я хочу продать дом.
— Что?
— Я хочу продать дом, — повторяю, понимая, что говорю очень убедительно — мне действительно можно поверить (словно я действительно этого хочу).
— Почему?
— Потому что нам надо начать все заново в другом месте.
— Начать заново что?
— Отстраивать семью.
Джим молча глядит на меня. Вдвоем мы молчим целую вечность. Глядим друг на друга, изучаем давно позабытые лица. Я смотрю на него — на эти глаза, щеки, губы — и понимаю, что действительно давно не видела мужа. Мы живем бок о бок, день за днем, суетимся, но только сейчас я осознаю, что почти забыла, как выглядит мой собственный супруг. Годами я не замечала морщин у него на лбу, полноты его щек, блеска голубых глаз.
Я была рядом с Джимом все эти годы, но не смотрела на него целую вечность. Мысль эта наполняет мои глаза слезами, и, что странно, я их не сдерживаю. Слезы просто текут по лицу. Что бы сказала моя мать — ее величество Спрячь-Свои-Эмоции?
— Что случилось? — спрашивает он, приблизившись, но не прикасаясь ко мне.
Я продолжаю рыдать, оставляя вопрос без ответа.
— Что случилось? — повторяет он.
Кое-как справляюсь со слезами. Надо найти подходящие слова. Как же я могу рассказать, что случилось? Случилось многое. С чего начать? Как вместить все переживания в пару предложений?
— Мне стыдно, — начинаю, наконец, я, — стыдно за себя… за нас из-за того, что все испорчено практически безнадежно.
— Что испорчено? Может быть, тебе плохо?
— Ради бога, Джим! Ты знаешь, о чем я толкую! Хватит ходить вокруг да около, давай, наконец, поговорим откровенно. Мы! Ты, я и Джоди! Нашу семью разрушили мы сами! Вот где плохо! Мы живем, будто летим на автопилоте.
