Ззкари Эмбервилл, однако, планировал свое будущее, рассчитывая после окончания Колумбийского университета получить работу корректора в «Нью-Йорк тайме». Конечно же, считал он, с его опытом (теперь каждое лето вместо отца, чье здоровье прямо-таки таяло на глазах, Зэк, по существу, в одиночку выпускал ежедневную газету) они просто не смогут ему отказать… Он же знает в издательском деле все – от печати до распространения. Так что поступать в школу журналистики при самом университете значило бы просто терять драгоценное время – в любом случае он просто не мог себе этого позволить.
Зэкари удалось побывать на экскурсии, предлагаемой редакцией «Нью-Йорк тайме» группам школьников, перед которыми слегка приоткрыли завесу издательской преисподней и провели по типографии, показав, как работают огромные прессы. Он начнет с корректора, дойдет до репортера, поднимется до… В этом месте его воображение попросту отказывалось идти дальше: сколько разнообразного выбора – и какого! – предоставляла лучшая в мире газета.
Мир, однако, распорядился судьбой старшекурсников «Колумбии» 1941 года по-своему. На следующий день после объявления войны восемнадцатилетний Зэкари Эмбервилл, перешедший на четвертый курс, записался в летную школу. Конечно, он мог бы обождать, пока его не призовут (скорей всего, ему дали бы доучиться), но Зэк всегда был нетерпеливым, и ему хотелось, чтобы война поскорее закончилась и он мог начать работать в «Нью-Йорк тайме».
«Скажи, какую улицу с Мотт-стрит сравнишь в июле?», – громко пел он, пытаясь заглушить шум двигателей «Корсара», в то время как его истребитель совершал очередной вылет в акваторию Тихого океана. Герой войны, получивший звание майора в двадцать один год, он стал подполковником в день победы над Японией, а через полгода на Говайях – полковником. Однако военная карьера его не прельщала.
– Какого хрена вы меня держите? Я давно уже имею право вернуться домой. Прошу прощения, сэр, за несдержанность.
– Извините, полковник, вы нужны генералу.
– Но, черт возьми, сэр, разве уже не действует правило: «первым записался – первым увольняешься»? У генерала полно других офицеров, какого дьявола ему нужен именно я?
– Ваши организаторские способности, полковник…
– Я – летчик, сэр, а не чернильная крыса. Прошу прощения, сэр.
– Прекрасно понимаю ваши чувства, полковник. Обещаю еще раз поговорить насчет вас с генералом, но, похоже, он непреклонен. В прошлый раз он сказал так: «Передай Эмбервиллу, что если он так рвется на гражданку, ему надо было с самого начала идти в пехоту».
– Это же явное оскорбление!
– Знаю, полковник, знаю…
Через десять месяцев после окончания второй мировой войны полковник Зэкари Эмбервилл наконец-то вернулся в Нью-Йорк. Отец умер в 1943-м, но Сара Эмбервилл все еще продолжала жить на старом месте под Андовером. Страховка за мужа мало что дала, но зато сэкономленное военное жалованье летчика, которое сын регулярно посылал домой, помогало безбедно растить младших.
Первой остановкой новоиспеченного штатского была не редакция «Нью-Йорк тайме» (смешно показываться там в форме и при орденах), а магазин «Дж. Пресс». Корректорам положено одеваться соответствующим образом, рассуждал он, завязывая свой, первый лично отобранный галстук – красный с белыми горошинками, которые как нельзя лучше выражали плясавший в его глазах восторг. Конечно, ему не хотелось выглядеть чересчур уж чопорно, в духе «Айви лиг»[10], хотя, видит Бог, единственный костюм, оказавшийся ему по карману, был из тяжелого твида, который бы смотрелся в самый раз где-нибудь в Гарварде, если бы только он на нем как следует сидел и не казался слишком уж старомодным. Единственное, что выглядит действительно новым и шикарным, решил Зэкари, рассматривая свое едва узнаваемое отражение в большом зеркале, так это зубная щетка, которую он также приобрел.
– Не понимаю, – сказал он секретарше в приемной «Нью-Йорк тайме». – Просто не понимаю.
– Корректоров у нас как раз столько, сколько надо, и есть еще список очередников, – терпеливо повторила она.
– Но у меня большой стаж работы в газете. Я сам выпускал газету! В конце концов, я прошу лишь о работе для начинающего и не претендую, скажем, на место редактора по отделу городских новостей.
– Но послушайте, мистер Эмбервилл, газета обещала сохранить места за теми из своих корректоров, кто пошел в армию. Да, видит Бог, не все вернулись обратно, но те, кто пришел, были зачислены в первую очередь. Потом мы брали тех, кто отслужил и имел диплом об окончании школы журналистики. Среди наших корректоров есть даже люди из числа преподавателей таких школ. Плохо, что вы так и не закончили колледжа… Потом у нас работают даже бывшие офицеры.
– У вас что, и полковники есть?
– У нас есть даже один бывший генерал. Правда, один, мистер Эмбервилл, но действительно генерал.
– Военно-воздушных сил?
– Как вы догадались?
– Это нетрудно. Они известные замудонцы. Виноват, мисс. Сорвалось.
– Я с радостью занесу вас к нам в список, – предложила она, с трудом подавляя смех.
– К сожалению, у меня нет возможности ждать. Но все равно спасибо, мисс.
Выходя из приемной, Зэкари Эмбервилл столкнулся с группой возбужденно галдевших школьников: им предстояла экскурсия по самой «Нью-Йорк тайме»! Он отвернулся и впервые в своей жизни купил номер газеты «Дейли ньюс», открыв полосу объявлений в рубрике «Требуются»…
Расцвет компании по производству галантереи «Файв стар баттон» пришелся как раз на годы войны. Металл, кожа, ткани – все это строго лимитировалось, однако для пуговиц, главного изделия «Файв стар баттон», можно было использовать все что угодно. Их рекламный призыв гласил: «Меняя пуговицы, вы меняете свою внешность». Таким образом, они смогли продавать миллионы пуговиц, изготовленных из перьев, всевозможных обрезков и блесток, их пуговицы, пояснил Зэкарн мистер Натан Лендауэр, отличаются самым высоким качеством: они никогда не подведут вас, каждой из них можно по праву гордиться.
– Совершенно не сомневаюсь в этом, сэр, – согласился Зэкари, осматривая стены офиса с развешанными на них кусками картона, к которым были прикреплены сотни выпущенных компанией образцов пуговиц.
– Да вообще-то работа у нас что надо, но… наверное, не совсем то, что вы ищете, – заметил Лендауэр, любуясь полковничьим мундиром молодого летчика, его наградными колодками и военной стрижкой.
– Речь ведь идет о выпуске газеты, сэр?
– Ну, в известном смысле… если считать ведомости компании по выпуску пуговиц газетой. Сам я никогда так, честно говоря, не думал. Просто дополнительная услуга для наших клиентов, полковник, и еще некоторая возможность для служащих ощутить себя как бы частью одной большой семьи.
