Ознакомительная версия.
Страшные темные «очки» вокруг Сашиных глаз заметно побледнели, губы слегка порозовели, с лица почти сошла землистая серость. «Побрить бы его надо», – некстати подумалось Гале.
– Вот сок ананасовый, твой любимый. Пять магазинов объехала. Можно через соломинку попить. Хочешь?
– Уходи! – раздраженно буркнул Саша.
Вчера вечером он не позволил Инге подать ему судно, а когда она попыталась настаивать – я же без пяти минут врач, меня можно не стесняться! – разозлился от собственной беспомощности и прогнал ее. А тут еще Галя со своей заботой, черт бы ее побрал!
– Сказал, уходи, – еще злее повторил он, – значит, вон отсюда, ясно? И сок свой забери. Мне ничего не нужно.
– Да, Саша, ясно, – спокойно ответила Галя. – Я уйду. И пойду заявление подавать. На развод.
– Ох, фу-ты, ну-ты! Какие мы гордые да обидчивые! Или уже решила, что я инвалидом останусь? Где твоя гордость была, когда ты за кубинцем своим, как собачонка, бегала? Гадина! Убирайся!
Однажды Саша в своем стремлении «начать все сначала» сумел вынудить ее на откровенность и теперь старался ударить побольнее.
– Нет, Саша, я не обиделась, – Галя с удивлением поняла, что говорит чистую правду. – И на ноги тебя обещают быстро поставить. Да и ухаживать за тобой есть кому. Правда ведь? Инга ее зовут, кажется? Тебе ничего не нужно, и я тебе не нужна.
Гордо выпрямившись, Галя направилась к дверям.
– До свидания всем. Выздоравливайте!
– Дурак ты, парень, – сказал Сашин сосед справа. – Такую жену на руках надо носить: мало того что красавица, так еще и умная, и с характером. Инга твоя тоже, конечно, штучная девочка… А, – он махнул рукой, – разбирайся сам со своими бабами.
Лечащий врач пожал плечами:
– Ушиб в поясничной области, конечно, сильный – то ли он сам на что-то упал, то ли на него что-то упало, он не помнит, – но позвоночник цел, так что подвижность скоро восстановится. Да вы не волнуйтесь так, подлечим, поставим вашего мужа на ноги.
Но он ошибался.
– Саша, ты спишь?
Шторы были задернуты неплотно, но кинжально-тонкий луч, наполненный танцующими пылинками, ничего не освещал, лишь углубляя заливший комнату полумрак. Все, как обычно. Сиделка уходила в пять, и Саша после вечернего массажа нередко засыпал. Прямо в инвалидном кресле – Володя раздобыл самую навороченную модель, оборудованную по последнему слову медицинской техники, так что спать было удобно. Он вообще все эти почти три года как мог старался облегчить жизнь сестры и друга: удобная квартира на первом этаже, специалисты, процедуры, лекарства – действительно все, что можно купить за деньги.
Но оказалось, что купить можно не все. Саша принимал все заботы как должное и даже не пытался хоть что-нибудь сделать для собственного выздоровления. К перекладине, которую ему поставили для лечебной гимнастики, подъезжал только после долгих уговоров. Перед сиделками изображал несчастного страдальца, а Ингу шпынял по любому поводу. Галю, когда она привозила мальчиков повидаться с отцом, мог просто выгнать: мол, развелась, вот и иди отсюда, чужие люди, и вообще – это ты во всем виновата.
Врачи искренне не могли ничего понять, не находя никаких причин для паралича. Еще в клинике они сказали, что с позвоночником все в порядке и подвижность должна восстановиться вот-вот. Но «вот-вот» растягивалось на недели, превращалось в месяцы, а теперь уже в годы. Советы обратиться к психотерапевтам Саша воспринимал как личное оскорбление.
Володя бился за здоровье друга изо всех сил, но Инга понимала: без желания пациента вся мировая медицина бессильна.
Недаром она выбрала медицинский и так упорно шла к своей цели. Врач из нее получился хороший. Завотделением говорил, что такие диагносты рождаются раз в десять лет. И больные, несмотря на ее молодость, стремились попасть именно к ней. Да, на работе все было – лучше не бывает. А вот дома…
В последнее время она все чаще ловила себя на мысли, что домой идти не хочется, и даже радовалась, заставая Сашу спящим.
Но сегодня привычная тишина вдруг испугала Ингу. Она рывком отдернула шторы. Саша безвольно обвис в кресле, из уголка рта тянулась струйка слюны. На полу валялась пустая бутылка.
Инга потрясенно опустилась на пол. Откуда это? Саша не пьет. Тем более он же на кресле. Да, первый этаж, и на лестнице пандус, но не мог же он вот так взять и поехать в ближайший магазин. Невероятно. Не сиделка же принесла! Это уж совсем невероятно.
Она заставила себя встать и взяться за телефон.
Володя приехал только через полтора часа:
– Извини, пробки, – он поцеловал Ингу, вошел в комнату и присвистнул. – И давно у вас такое?
– Володь, я не знаю, – Инга всхлипнула. – Да, я врач, я должна была заметить. Но его же спиртом растирают, запах практически не выветривается. А Сашка так на меня рычит все время, что и подходить лишний раз не хочется. Глаза мутные? Так они давно уже не горят. Но я не понимаю – спиртного-то у нас в доме особо не водится, откуда это? – она брезгливо ткнула ногой бутылку.
– Ну, сестренка, тоже мне, бином Ньютона! Вы же не на Луне живете. Погоди немножко.
Вернувшись минут через двадцать, Володя доложил:
– Сосед ваш, Василь Петрович, сознался: ну да, бывает. Говорит, Сашка в стенку стукнет, я сбегаю – а чего, жалко же мужика, без ног-то! Вот тебе и откуда. Ну с соседом я воспитательную работу провел, больше не повторится. Но, Инга, у вас первый этаж. Сашка подъедет к окну, любого из мужиков во дворе попросит, ему принесут. Я же всем по макушке не настучу. И ставни железные на окна не поставлю, так ведь?
Инга горестно кивнула.
Они вдвоем переложили Сашу на кровать.
– Галя-то давно была? – спросил Володя.
– Недели две назад. Он и ей сцены закатывает. Почти три года прошло, а он все развод простить не может. Как собака на сене, честное слово! И Димка к нему даже не подходит – шестнадцать лет, взрослый совсем, все уже понимает, конечно, ему за мать обидно. Про его идею с учебой в Израиле и говорить нечего. Не понимаю, чего Саша так упирается. Не дам разрешения, и все. Знаешь, даже странно. Дима – родная кровь, а Сашка с ним как на войне. А вот Валерик…
– Так, может, именно потому? – предположил Володя. – Сашка и так себя ущербным чувствует. А перед Димкой еще и виноватым: ну вроде как не отец, а не пойми что. А тут сынок еще и в Израиль собрался. Я не говорю, что это плохо, пусть парень учится. Но Сашке обидно, что от него только разрешение на выезд нужно. Вот и изображает: я отец, и мое слово главное. А Валерик раз чужой, значит, перед ним никаких обязательств.
– Может, и так, – согласилась Инга. – Потому что… ну ты же знаешь, он ведь к спиртному никогда не прикасался, бокал-другой вина хорошего на праздник. А вот после Диминого дня рождения, когда он про учебу эту израильскую сказал и поругались они, – да, после этого в Саше что-то совсем надломилось. Только с Валериком нормально и разговаривает. Как они про спорт заведут, я половины слов не понимаю. И в шахматы с ним играет. Кажется, это единственное, что Сашка еще любит. А вы с Галей… по-прежнему?
Ознакомительная версия.
