Теперь известно, что и у королевы Виктории в Букингемском дворце был любовник; в свите наследного принца, будущего короля Эдуарда II, обретался некий лорд Артур Сомерсет, чьи, прямо скажем, необычные увлечения доставляли немало хлопот дворцу, а племянник Ее Величества Альберт с такой непринужденностью переходил от гетеросексуальных отношений к гомосексуальным, что завоевал почетное место среди развратников.
Оскара Уайльда посадили за решетку только за то, что он не соблюдал внешних приличий. А вот принц Галльский хотя и умудрялся «развлекаться одновременно с шестью девицами», однако же это выдающееся достижение не стало достоянием гласности. Гомосексуализм преследовался только в низших слоях общества, аристократии же подобные слабости были якобы чужды. Оскару Уайльду вменялось в вину именно то, что своим эпатажем он доказал обратное. А ныне и профессиональные юристы не находят в этом состава преступления. Как выразился адвокат, защищавший на суде известного политического деятеля: «Не вижу ничего из ряда вон выходящего в том, что человек дружен со своей охраной». (Упомянутого джентльмена застали в Грин-парке, известном месте встреч гомосексуалистов, куда нередко заглядывают и досточтимые депутаты парламента.)
Другая скандальная история, в которой замешан глава либеральной партии Джереми Торп, вышла на свет лишь благодаря тому, что бывший его «дружок»-манекенщик подал на главного либерала в суд, обвиняя — ни много ни мало — в покушении на убийство; к счастью, никто не пострадал, кроме собаки.
Ярким свидетельством нравов славной викторианской эпохи является опубликованный «Дневник» одного англичанина. «Едва ли кто-либо из моих соотечественников может похвастаться таким количеством любовных приключений, — с гордостью заявляет он. — Хотя меня не покидало сомнение: достаточно ли велик мой член. У каждой своей новой пассии я осведомлялся об этом, и, когда они заверяли, что все у меня в порядке, я непременно возражал: «Нет, по-моему, он все-таки маловат, давай-ка сделаем его побольше»».
Дэвид Фрост и Энтони Джей в книге, посвященной Англии и англичанам, замечают: «Обычно англичане крайне снисходительны в вопросах нравственности: вещей, которые они считают по-настоящему аморальными, не так уж много». И все же квакерские традиции еще не полностью изжиты. Так, одна дама подала иск о том, что во дворе у нее «развешивают в непристойном виде мужские пижамы», а директриса некоего учебного заведения запретила воспитанницам носить лакированные туфли, ибо «в их блестящей поверхности отражается нижнее белье». Но довольно прочесть заголовки воскресных газет, чтобы убедиться в том, какие огромные перемены произошли в туманном Альбионе: «Сеансы черной магии в цыганском фургоне», «Вечеринка с обменом женами», «Известный уголовник — основатель секс-клуба для золотой молодежи» и т. д.
Любовь стала чем-то расхожим: под этим словом подразумевают не божественный идеал, а ночь, проведенную в постели. Так, огромным успехом пользовалась одно время песенка группы «Роллинг Стоунз» «Эта ночь может стать последней». Последней не потому, что он умрет, если любимая не ответит ему взаимностью, а потому, что второй раз он ей этого не предложит. Девицы нынче стремятся поскорее вылететь из родного гнезда; замуж они не торопятся, но и невинность не блюдут.
Сто лет тому назад женщины были лишены всяческих прав: избирательного, права собственности, права участвовать в политической жизни и занимать ответственные посты. «Теперь же, — саркастически замечают Фрост и Джей, — женщина стоит у кухонной плиты с полным сознанием своего равноправного положения».
Изменения в статусе английской женщины я обсуждал с весьма авторитетным специалистом Жерменой Грир; ее перу принадлежит бестселлер «Женщина-евнух» — своеобразная Библия феминистского движения. Очень женственная и остроумная, она вполне сносно Изъяснялась по-итальянски. Я узнал, что ее брак с неким плейбоем Полем Де Фё длился ровно три недели. В прошлом каменщик, он сумел получить диплом, успешно демонстрировал обнаженную натуру в разных сомнительных журналах и в одном из них без особой щепетильности поведал о перипетиях своей семейной жизни с Жерменой. В этом интервью на вопрос, была ли Жермена чересчур требовательна в постели, Поль ответил весьма красноречиво: «Спрос соответствовал предложению». Судя по отзывам бывшего супруга, Жермена явно предпочитала любовь домашнему хозяйству. За три недели она только однажды поджарила бифштекс и сварила яйцо. Зато «она была самой сладострастной женщиной из всех, какие мне попадались».
Они виделись только по выходным. Жермена появлялась с чемоданчиком, в котором была смена белья, противозачаточные таблетки и больше ничего. Ни ночной рубашки, ни зубной щетки, Воистину, условности для нее не существовали.
В беседе со мной Жермена, разумеется, никаких «откровений» не позволила: англичанки не так воспитаны. Я спросил, есть ли какие-либо различия между поколениями ее матери, самой Жермены и нынешних девушек.
— Думаю, у меня есть право судить лишь о собственной жизни. Мама родилась во времена великой депрессии, и ей пришлось поголодать. Она стала манекенщицей, вышла замуж за первого красавца, обладателя спортивной машины. Я вполне могла повторить ее судьбу — мы вообще-то очень похожи. А нынешние, они совсем другие — и цинизма, и оптимизма в них больше. К тому же они свободнее, раскованнее. Порой их нравы даже мне внушают опасения.
— А многого ли, по-вашему, достигло феминистское движение?
— Как вам сказать. Оно возникло у нас главным образом как борьба за избирательные права. Но первыми добились равноправия женщины Новой Зеландии… Виновницей главного своего несчастья является сама женщина: она так и не сумела найти свое место в этой жизни и потому в сорок лет вдруг осознает, что с детьми у нее нет общего языка, муж вечно занят, а для развлечений у него есть кое-кто помоложе, ей же ничего не остается, как сидеть дома, смотреть телевизор да убеждать себя, что это предел ее мечтаний, что она добилась в жизни всего. А чего — скажите на милость?! Да ровным счетом ничего. Просто плыла всю жизнь по течению.
Одной из «подлинных революционерок нашего века», по чьему-то меткому выражению, стала англичанка Мэри Куэнт. И действительно, пожалуй, ни в одной области не заметно таких революционных сдвигов, как в сфере моды. Мэри запустила на орбиту мини-юбку — это ли не победа в борьбе за женскую эмансипацию?!
«Однако, — признается модельер, — главная заслуга не моя, а четверки «Битлз». Мы все только шли по их стопам… Но сама идея укоротить юбку пришла мне как-то вечером в «Савое». Я увидела, что девушкам дико тяжело в длиннющих юбках выдержать бешеный темп рок-музыки. Куда легче двигаться в коротеньких, и к тому же публика сможет полюбоваться стройными ножками».
