Джонатан падает на стул.
— Я останусь.
Дерьмо.
Он действительно такой, и мне действительно нужно бежать. Я не знаю куда, но я разберусь с этим, как только выберусь отсюда.
Я всегда нахожу выход.
Мой разум работает на пределе, пытаясь придумать, как заставить его уйти. Вода и накрытая тарелка с тем, что, как я предполагаю, является супом, стоят на прикроватном столике, так что я не могу попросить ни того, ни другого.
Думай, Аврора, думай!
— Моя подушка, — выпаливаю я.
Джонатан все еще наблюдает за мной с тем пугающим вниманием, которое заставляет меня почувствовать себя так, словно я нахожусь под микроскопом исследователя.
— Что не так с твоей подушкой?
— Я хочу ту, что из твоей комнаты. Эта не мягкая.
— Раньше ты прекрасно на ней спала.
— Это было очень давно. Я на ней больше не сплю. — затем я говорю слегка дерзким тоном, нанося удар ниже пояса: — У меня болит голова.
Это работает.
Он встает, но вместо того, чтобы уйти, наклоняется и касается губами моего лба. Ударная волна охватывает мои конечности, и требуется все, чтобы не растаять. Это... это первый раз, когда он сделал что-то подобное.
В поцелуе в лоб есть непревзойденная интимность — ощущение его губ на моей коже, забота в нем.
Боже. Почему он делает это именно сейчас?
— Я рад, что я оказался там до того, как ты пострадала ещё сильнее. Но это не значит, что я позволю этому повториться. — он выпрямляется с пустым выражением лица. — Я сейчас вернусь.
Я наблюдаю за его удаляющейся фигурой даже после того, как за ним закрывается дверь. Кожа там, где он поцеловал меня, все еще покалывает, горит и посылает мне все неправильные сигналы.
Качая головой, я вскакиваю. Мир начинает наклоняться, но я широко расставляю ноги, пока головокружение медленно не отступает.
У меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Джонатан скоро вернется, и я не смогу быть поблизости, когда он вернется.
Поскольку на двери нет замка, любезно предоставленного тираном, я прижимаю к ней кофейный столик. Мои ладони саднит, и кровь пропитывает пластыри, но я не останавливаюсь, пока они прочно не прижаты к двери.
Засовывая ноги в первую попавшуюся пару туфель, я быстро сооружаю веревку из любых простыней, которые могу найти.
Пользоваться входной дверью запрещено. Джонатан относится к тому типу чудаков, у которых в коридорах установлены камеры, и, поскольку я уверена, что за ними все время кто-то наблюдает, нет сомнений, что они меня поймают.
Однако мой балкон выходит в сад, откуда виден задний вход для персонала. Во время моих сеансов слежки я не обнаружила здесь никаких мигающих камер.
Закрепив веревку в ножках кровати и проверив, выдержит ли она мой вес, я бросаю ее вниз. Она не достигает земли, но достаточно близко. Я приму все, что сократит дистанцию моего падения.
Я делаю это не в первый раз. Я сбежала таким образом из многих мотелей. Часто у меня не было денег, чтобы заплатить за ночь, и я ни за что на свете не собиралась спать на улицах или в парках, где кто-нибудь мог найти меня и напасть.
Повзрослев, я посылала этим мотелям чеки, но в то время прыжки со второго и третьего этажей были частью моей повседневной жизни. Я немного отстала от практики, но я могу это сделать.
Дверная ручка поворачивается, и я напрягаюсь.
Он вернулся.
Не то чтобы я не подозревала, что так оно и будет, но, черт возьми, еще слишком рано.
Я должна сделать это сейчас.
— Аврора. Открывай!
Его голос гремит с другой стороны, а затем раздается стук в дверь, когда он пытается ее открыть.
Мой позвоночник выпрямляется, будто он вот-вот сломается.
Сейчас или никогда.
Я хватаю конец веревки и просто прыгаю.
Мои руки и ноги обхватывают простыню смертельной хваткой, когда я медленно соскальзываю на землю. Я не смотрю вниз, потому что это наполнит меня страхом еще большим, чем тот, что уже кружится внутри меня.
Мне требуется больше времени, чем я привыкла в своей миссии, чтобы спуститься по веревке. Отчасти потому, что долбаный особняк Джонатана слишком высок, а отчасти потому, что прошло много времени с тех пор, как я делала это в последний раз.
Мои ладони кричат от боли, простыни пропитаны кровью, а колени горят, когда холодный утренний воздух пробирает меня до костей.
К тому времени, когда я добираюсь до конца, мои ноги свисают вниз, а руки крепко сжимают ее, я знаю, что у меня нет выбора, кроме как прыгнуть.
Это крутой прыжок, и мои ноги будут чертовски болеть. Но если я все сделаю правильно, то не сломаю ни одной кости. С надеждой.
Хотя сломанная кость стоила бы того, если бы это означало, что я выберусь отсюда.
Сделав глубокий вдох, я закрываю глаза и отпускаю.
Вот оно.
Я свободна и жива, и никто не отнимет этого у меня.
Я так, так упорно боролась, чтобы попасть сюда, и если я смогла добраться до этого места, то смогу добраться куда угодно.
Затем, вместо того, чтобы почувствовать острую боль от удара ног о землю, я оказываюсь в стальных объятиях.
Чувство неудачи просачивается прямо под мою грудную клетку и сжимает сердце.
Мое дыхание прерывается, когда я встречаюсь взглядом с яростными серыми глазами Джонатана.
— Увлекательно, Аврора. Действительно, увлекательно.
Глава 7
Аврора
Впервые в жизни мой план побега проваливается еще до того, как начинается.
Когда я смотрю на ярость, исходящую от черт Джонатана, я знаю, я просто знаю, что, черт возьми, я никогда не смогу сбежать.
Я закончу как Алисия.
Буду бродить по коридорам. Меня будут мучать галлюцинации. Меня отравят.
Убьют.
Прилив жизни пробегает по моим бурлящим венам, и я толкаю его в грудь окровавленными ладонями, мои конечности дергаются. Я действую прямо из иррационального гнева и потребности остаться в живых. Моя логическая, стратегическая сторона исчезает — она была убита, когда я не ударилась о землю и не упала обратно в клетку Джонатана.
— Отпусти меня!
Моя борьба бесполезна. Будто он не чувствует моих кулаков на своей рубашке или моих царапин на коже его ключицы. Как будто он ждет, когда мой приступ гнева утихнет и я расслаблюсь.
Я не сделаю этого.
Я извиваюсь, толкаюсь и бью. Я использую все уловки, чтобы вырваться из его безжалостной хватки.
Молчаливое обращение приветствует меня, когда он уносит меня обратно в дом.
Нет, нет…
Моя энергия возрастает, и я дрыгаю ногами в воздухе, пытаясь заставить его ослабить хватку.
Все, что я получаю, это сильное сжатие на внешней стороне бедра. Ой.
Мы проходим мимо статуи Девы Марии, держащей маленького ангела, когда они оба плачут, и меня охватывает страшное предчувствие.
Также осознание.
Эта статуя олицетворяла жизнь Алисии в особняке Кингов. Она плакала, и никто ее не увидел. Она страдала, и никто ей не помог.
Во всяком случае, ее муж и спутник жизни отравили ее. Он убил ее.
Он убил мою сестру.
Злые слезы наполняют мои глаза, когда я толкаю его локтем и царапаю его бок. Я знаю, что это ничего мне не даст с его силой, но пока я могу дышать, я буду бороться.
Я боец. Выжившая. Я зашла так далеко, и я не позволю Джонатану диктовать мне свой конец.
Не имеет значения, что мои ладони продолжают кровоточить. Жжение в конце концов пройдёт, как только я выберусь отсюда.
Марго появляется у входа в длинной ночной рубашке. Должно быть, она встала с постели из-за переполоха.
— Помогите мне, Марго! Помогите! — я кричу во всю глотку.
Она открывает рот, затем закрывает, наблюдая за сценой, будто это из шоу уродов. Я вырываюсь из объятий Джонатана, в то время как его лицо холодное, как камень, словно оно сделано из гребаного гранита.
— Сэр?.. — спрашивает она почти неуверенно.
