тихо говорит. Та хмурится, что-то недовольно переспрашивает и переводит внимательный взгляд на нас с Демьяном.
— Пойдём… — коротко кивает мне и уходит обратно за забор, оставляя калитку открытой.
— А вы? — кидаюсь я к Ринату. — Вы с нами не пойдёте?
— Вещи занесу, — резковато отвечает мужчина.
Достает из багажника второй блок коляски, вещи и идёт к воротам. Сгущающийся сумрак гонит меня следом за ним.
Двор выглядит старым и неухоженным: телега возле забора, веревки с бельём и кованая лавка на небольшом пятачке асфальта. Вокруг него организованы бытовые постройки.
Новый виток громкого лая заставляет меня найти источник глазами. Вольер. Кто внутри — не разобрать.
— Тихо, я сказала, — прикрикивает на животных женщина и гремит ключами.
Демьян начинает недовольно копошиться в люльке.
— Ааа!! Отдайте! Роза… — из дома по лестнице выкатывается целая орава детей. Человек шесть. Смех, свист, мат, крик — Аааааа!
Демьян начинает вторить им из люльки на своём недовольном.
Все-таки напугали и разбудили.
— Роза… — переходит на ультразвук малышка лет пяти.
Остальные дети при близком рассмотрении оказываются мальчиками разных возрастов. От пяти до десяти.
— Тихо! — Рявкает Роза, — тихо, а то пироги собакам скормлю.
— Нет, нет, — снова начинает шуметь ребятня.
Я беспомощно оглядываюсь по сторонам. Нужно поставить люльку и взять Демьяна на руки. Так кричит, что аж хриплые нотки проскакивают. Делаю шаг к лавке.
— Пойдём в дом, — замечает мои метания Ринат и начинает подниматься по лестнице.
— В синие сели, — летит нам в спины.
Мы проходим вглубь дома по ковровым дорожкам, даже не разуваясь возле порога. Демьян так требует внимания, что полностью сосредоточенная на нем, я не могу оглянуться по сторонам и рассмотреть, куда попала. Ловлю только некоторые детали интерьера, чтобы заполнить дорогу к месту своего обитания. Дом не нов, но, богат немного устаревшей роскошью. Коридор, широкий зал с коврами и большим мягким уголком возле стола. По стенам, как и у Тимура, развешаны трофеи. Шкуры, чучела, оружие… Через арку в другом конце зала снова попадаем в коридор. Справа в нем оказывается кухня, а в тупике виднеется пара дверей.
— Придётся пока пожить здесь, — обьясняет Ринат. — В доме после похорон ещё много людей.
Я киваю, совсем не понимая, почему жить здесь хуже, чем где-то еще. Захожу в спальню за Ринатом, ставлю люльку на кровать и, наконец, достаю Демьяна.
— Я здесь, мой хороший, — шепчу, прижимая его к груди и немного покачиваю, укладывая головкой на сгиб локтя.
Нахожу в кармане люльки бутылочку со смесью и пытаюсь засунуть ее ребёнку в рот.
— Давай покушаем, ну, — прошу с надеждой.
Но Демьян просто кричит. Я уже знаю, что если не поймать момент до истерики, то плакать он будет еще долго.
Мое сердце снова панически разгоняется. Что делать? А если он не успокоится и не поест?
Ринат подходит к окну и распахивает его настежь.
— Пусть проветрится, — комментирует своё действие.
Да, я тоже чувствую некоторый запах затхлости и никотина, но сейчас даже отреагировать на это никак не могу. С кричащим малышом на руках мой мозг, оказывается, начинает страшно тормозить.
— А врач, — только успеваю сообразить и повышаю голос. — Тимур обещал врача Демьяну…
— Хм… — хмурится Ринат. — Я подумаю.
— Вы не понимаете, нам нужно срочно!
— Я понял! — Рявкает мужчина. — Мне нужно ехать. Я позвоню. По всем вопросам пока обращайся к Розе.
Я закрываю окно, потому что нет смысла проветривать то, что въелось буквально во все: покрывало на кровати, ковры, обои, шторы… Запах дешевых сигарет отвратителен.
Принюхиваюсь к подушкам и тяжело вздыхаю. Здесь явно разрешено курить в постелях. Как можно на столько не уважать собственный дом? Постель чистая. Но я все равно не рискую положить на неё Демьяна. Он беспокойно реагирует на каждый мой шаг. Снова еле успокоила. Старый паркет скрипит.
Нужно собраться с духом и сходить на кухню. Взять кипятка для смеси и чего-то поесть. Мой желудок болезненно сжимается при воспоминании жареной картошки, оставшейся в доме Тимура.
Куда нас привезли? Почему? Это дом Альбины? Не похоже, чтобы нам были рады. И если дом «полон народу», то почему так тихо?
С другой стороны «тихо» — это даже хорошо. И то, что кухня рядом тоже.
Все-таки решившись, я выскальзываю за порог комнаты и прикрываю дверь. Прислушиваюсь, как кошка, к звукам. Где-то на фоне слышатся детский многоголосый плач и грозный голос Розы. Из кухни головокружительно пахнет хлебом и мясом.
Быстро мою, наливаю в бутылочки воду, а после, так и не решившись, тронуть еды, сбегаю обратно в спальню. Чувствую, брать что-то без разрешения хозяев здесь не принято, даже если ты — голодный гость.
Ложусь на кровать калачиком и прикрываю глаза. Может быть, мне повезло, и Демьян заснул уже на ночь? Это было бы хорошо. Утром все воспринимается легче, чем ночью.
Просыпаюсь я от раскатистого женского смеха и мужских разговоров за стенкой. В комнате темно. Свет от уличного фонаря падает на пол возле люльки Демьяна тонкой полоской.
Хватаюсь за телефон под подушкой. Два часа ночи, и ни одного звонка. Моя надежда, что все проблемы Тимура решатся быстро начинает стремительно таять.
— Ненавижу вас, Тимур Сабитович, — шепчу в пустоту.
Шум и веселье за стеной нарастают. Демьян начинает недовольно ворочаться в люльке. Я соскальзываю с кровати, включаю фонарик на телефоне и быстро развожу уже немного остывшей водой смесь. Сердце колотится, а руки делают. Может быть, получится дать малышу соску сонному и просто покачать? И о чудо! Демьян с аппетитом съдает почти сто грамм смеси. Сьедает… и тут же фонтаном срыгивает, заходясь плачем.
Находясь в полном шоке и непонимании, что мне делать дальше, сажусь на кровать. Надо включать свет, искать ванну… Надо! Взять себя в руки надо!
Кое-как вытерев себя и Демьяна влажными салфетками, переодеваю футболку и переступаю порог комнаты, прижимая малыша к груди. Идти в кухню к незнакомым мужчинам страшно — просто жуть. Ну а какой выбор?
Яркий верхний свет бьет в глаза. Замираю в арке, разглядывая людей, сидящих за длинным столом. Он ломится от еды и выпивки без опознавательных знаков. Все мужчины, как на подбор, темноволосые, смуглые, в рубашках с подвернутыми до локтей рукавами. Они что-то бурно обсуждают, переходя с русского языка на цыганский. Между