я решила сделать небольшой перерыв. Отложив книгу в сторону, протерла уставшие глаза и, посмотрев на мужчину, сказала:
– Немного отдохнем…
– Дамир, – вдруг прохрипел мужчина, и я запнулась на полуслове.
– Что? – переспросила.
– Меня зовут Дамир, – повторил он вполне спокойно и уверенно, что немного сбило меня с толку.
– О, ты говоришь! – нервно рассмеявшись, подметила. – Это хорошо. Я уже подумала, что ты немой… Значит, Дамир? Красивое имя, – добавила, вспоминая, что его имя спрашивала вчера в комнате у поверенного Макара Егоровича. Неужели он настолько умственно отсталый, что только сейчас понял мой вопрос? Или это первый шаг на пути к завоеванию его доверия? – И сколько тебе лет, Дамир?
– Разве тебе не запрещено со мной говорить? – опять спокойно и рассудительно. Возможно, это действие лекарств ему помогли вернуть речь…
Так много слов за одну минуту! И откуда ему известны условия моего договора?
– Да, но… Может, никто не узнает, – бросаю, шутя, и получаю четкий ответ:
– Здесь камеры наблюдения!
Я мысленно выругалась, но не стала оглядываться вокруг, чтобы увидеть устройства. Есть ли они здесь на самом деле, не знаю! Стоит мне верить психически больному человеку, которого держат в закрытой комнате скованным наручниками?
– Звука нет, но они видят, когда шевелятся твои губы. Хочешь, чтобы они не знали, что ты говоришь со мной, опускай голову вниз или отворачивайся к стене, – советует, что меня очень удивляет.
Как он может знать такие подробности? Зачем ему это? В его голосе слышалась твердость слов и благоразумие, и, если честно, меня это немного удивило.
– Ладно, – согласилась с ним, решив ему подыграть. Для психически больных подобные нюансы очень важны. Если он так внимательно следит за обстановкой вокруг, знает, что происходит и как, возможно, именно это является частью его психического расстройства. – Что ж, Дамир, – продолжила я, протягивая ему книгу. – А теперь почитай мне ты…
Дамир мне читал. Долго. А я сидела рядом, слушала его и наблюдала за ним. Из того, что он прочитал, не поняла ни словечка, поскольку, как только зазвучал его глубокий и уравновешенный голос, я вдруг задумалась о его истории.
Что с ним произошло? Как все случилось? И, самое главное, почему?
Затем, спустя некоторое время, нас прервала горничная, которая принесла обед на подносе. Я вновь покормила Дамира, потом дала ему возможность уединиться и справить нужду, на некоторое время покинув его комнату. А сама тем временем тоже сходила в туалет, пообедала и позвонила домой.
На все у меня ушло полчаса, и я уже собиралась возвращаться к Дамиру, как меня в коридоре окликнул Макар Егорович.
– Алена, зайдите ко мне в кабинет!
Насторожившись, прошла по коридору и вошла в кабинет хозяина дома. Первое, что я увидела, – это включенный ноутбук на диване, экран которого был разделен на четыре части, каждая из которых демонстрировала комнату Дамира с разных ракурсов. На одной картинке – кровать, на другой – стол, на третьей – тренажеры, а на четвертой – дверь. Я мысленно подметила, что унитаз, душ и угол возле шкафа не были видны, а значит все же у Дамира была возможность уединиться.
– Да, Макар Егорович?
– Проходи, присаживайся, – приглашает, поспешив закрыть ноутбук и убрать его в сторону. – Я тут за тобой наблюдал. Первый день, понимаешь: должен все проверить.
– Да, я понимаю. Что–то не так? – сразу уточняю.
– Вообще–то… Да! – сразу отвечает он, размещаясь на диване рядом. – Вы внимательно читали договор?
– Да! – отвечаю сразу.
– Тогда почему вы не исполняете все предписания?
– Вы о чем?
– Вам было запрещено говорить с моим братом.
– Мы не говорили. Ваш брат постоянно молчит. И особо с ним не говорю. Просто сегодня первый день, и я немного нервничаю, – объясняю. – Изначально я представилась ему. Иногда говорю, что мы будем делать. Но ничего личного или того, что требует внимания. Я думала, так будет проще для него. Знаю, что психически нестабильные люди – очень тонкие натуры. Любая резкость или грубость может вызвать их агрессию. Не буду же я его молча таскать за собой, не объясняя, что и как сейчас будет происходить.
– Значит, он с вами еще не говорил? – уточняет.
– Нет. Молчит и смотрит. У него психическое расстройство?
– К сожалению, просматриваются новые признаки… – бросает, резко поднимаясь на ноги и направляясь к столу, на котором, помимо кипы бумаг, находилась полупустая бутылка виски и стакан. Мужчина наполняет этот стакан и залпом опустошает его содержимое. – Мне нравится ваш подход: можете объяснять ему каждый свой шаг и что от него требуется, но не говорите с ним, когда он пойдет с вами на контакт. Тем более не верьте его словам. У него нездоровая убежденность в том, что я его враг и держу его взаперти против воли. Он не считает себя больным, поэтому может переубеждать в этом и вас.
– Ладно, – соглашаюсь. – Я все понимаю и знаю, что подобное бывает. Никто из психически больных не считает себя больным.
– Хорошо, что вы понимаете! Значит, вы мне подходите, и я не ошибся в своем выборе. За идеально выполненную работу буду вам платить вдобавок премию, поэтому… не разочаровывайте меня. Знаю, что сейчас вам нужны деньги, – добавляет, заставляя меня опешить. Знает? – И еще. Добавлю. Мой брат – дееспособный человек! Он может сам есть, мыться, одеваться…
– Ах! – не сдерживаюсь.
– Да, он вас использовал. Или разыграл, – добавляет. – Он проделывает это со всеми девушками, которых я нанимаю для него в первый день их работы, – говорит, ухмыляясь. А я параллельно задумываюсь над тем, сколько уже было этих девушек и почему они увольнялись? –Хочу, чтобы вы понимали: в первую очередь, он мужчина, в интимном плане у него все нормально. И, конечно же, я не нанимаю ему шлюх для развлечения или разрядки, поэтому… не слишком сближайтесь с ним. Любой лишний контакт может возбудить его нездоровую фантазию и тогда, боюсь, даже цепи не помогут, – говорит как–то двузначно, и мои глаза распахнулись от ужаса. – Не хочу вас пугать, но вы должны понимать: то, что вы читаете ему книги, сидите рядом, значит для него больше,
