Кэт стала красной, как свекла, когда старуха подошла к кухонному островку, где я сидела.
Филомена бросила на Кэт злобный взгляд, затем повернулась ко мне.
За спиной Филомены Кэт сделала лицо, выражение которого говорило: «О, Боже мой!», и подавила смех рукой.
Мне пришлось сосредоточиться на Филомене, чтобы тоже не разразиться хохотом.
Старуха хмуро посмотрела на меня.
— Ты должна немедленно пройти со мной во внутренний дворик.
— Да, мадам.
Филомена резко повернулась и пошла в сторону двери, из которой вышел Валентино.
Кэт скорчила еще одну рожицу, как будто не могла поверить, что попала в неприятности, но тем не менее находила это забавным.
Я нахмурилась и одновременно подавила смешок, поспешив за Филоменой.
Кэт помахала мне рукой и беззвучно сказала: «Приходи позже»!
Я кивнула:
— «Обязательно!»
Сколько бы хлопот она ни доставляла, Катерина мне очень понравилась, и я решила, что при первой же возможности навещу ее снова.
Когда я догнала Филомену, пожилая женщина сказала с сицилийским акцентом.
— Тебе не стоит с ней общаться. Она обычная вульгарная девушка, бродяжка.
— Мм, — сказала я безразлично.
Старуха остановилась и повернулась ко мне.
— Твоя мать жива?
Я побледнела от этого вопроса.
Мне не хотелось отвечать… но понимала, что не могла промолчать.
— … нет, — наконец сказала я.
— Когда она умерла?
— Когда мне было 12 лет.
Филомена изменилась в лице, и его выражение превратилось из сердитого в печальное.
Она нежно положила руку мне на щеку.
В этом жесте было столько любви… столько материнской ласки… что у меня на глазах неожиданно навернулись слезы.
— Катерина дружелюбна, да, но она оказывает дурное влияние, — сказала Филомена добрым голосом. — Ее поведение не подходит для юной леди. А ты хорошая девушка, я это знаю. И думаю, что твоя мать хотела бы оградить тебя от дурного влияния.
Я ничего не ответила. Кэт мне по-прежнему нравилась — этого уже не изменить, но нежная забота женщины была так трогательна, что мне не хотелось с ней спорить.
Она убрала руку и вздохнула.
— Плохо, что тебе приходится оставаться в этом доме убийц…
Слова прозвучали неожиданно.
Еще секунду назад мы говорили о моей новой подруге, а теперь речь шла о том, что я окружена убийцами.
— Почему же вы остаетесь здесь? — спросила я, постаравшись быть деликатной.
Она грустно улыбнулась.
— У некоторых из нас нет других вариантов, моя дорогая.
Из всего, что она говорила до сих пор, эти слова звучали наиболее правдиво…
… потому что они как нельзя лучше описывали мою жизнь.
Глава 9
Филомена провела меня по каменному коридору к огромному патио снаружи.
При свете дня поместье Розолини поражало своей красотой. Сразу за патио простиралась огромная лужайка, ведущая к бассейну, за которым росли лимонные деревья. За ними располагался сад c подстриженными деревьями, постепенно переходящий в виноградники.
Но ничего из этого не привлекло моего внимания.
Вместо этого мой взгляд остановился на двух мужчинах, которые пили кофе за столиком на улице: Никколо и Роберто Розолини.
Роберто был одет в еще один костюм-тройку, но на этот раз без галстука.
Никколо был одет в белую льняную рубашку и брюки. Он выглядел непринужденно и расслабленно, но я не переставала думать о его зловещем поведении, когда он допрашивал меня вчера вечером.
Я хотела убежать обратно в дом.
Но было уже поздно. Никколо услышал наши шаги и повернулся в кресле, чтобы посмотреть.
— А — ciao (ит. — привет), bella! Присаживайся, присаживайся! — сказал он, жестом указав на пустой стул слева от себя. Затем улыбнулся Филомене. — Большое спасибо, синьора, что доставили нам нашего маленького заблудшего ягненка. Grazie mille (ит. — огромное спасибо).
Женщина улыбнулась и слегка наклонила голову. Она бросила на меня последний взгляд, который я не смогла прочесть — возможно, предупреждение? Или сочувствие?
Затем она повернулась и ушла в дом.
Я села в кресло. Роберто внимательно наблюдал за мной, как бы пытаясь прочесть мои мысли.
Никколо, однако, снова стал прежним обаятельным человеком.
Только теперь я понимала, что это была маска, прикрывавшая его истинную сущность.
На этот раз я буду начеку.
— Кофе? Чай? Сок? — спросил Никколо. — У нас есть все, а чего нет, нам принесут. Что бы ты хотела?
Я попросила чай, намазывая масло на еще один кусок свежеиспеченного хлеба.
— Как спалось? Понравилась ли кровать? — с улыбкой поинтересовался Никколо.
— Все было замечательно, спасибо.
— Хорошо. Алессандра… я хотел бы тебе кое-что сказать.
У меня свело желудок. Я ожидала, что сейчас снова проявится его зловещая сторона — все эти завуалированные угрозы и темные намеки.
— … о? — произнесла я, пытаясь скрыть свой страх.
— Посмотри на свое лицо! — проворчал он. — Неужели я так сильно напугал тебя прошлой ночью?
— Очевидно, — вмешался Роберто.
— Тихо ты, — отругал Никколо своего брата, а затем снова обратился ко мне. — Я хотел бы извиниться за свое поведение. У меня был сильный стресс… но это не оправдывает то, как я с тобой обошелся. Я угрожал, когда в этом не было необходимости. Ты можешь простить меня за то, что так напугал?
Я уставилась на него.
Это было не то, чего я ожидала от консильери мафии…
… хотя, возможно, все это было частью игры.
Паук поет колыбельные песни, заманивая муху в свою паутину.
— … конечно, — сказала я нерешительно.
— Я вижу, что ты не очень-то мне веришь, поэтому позволь объяснить, что произошло на самом деле. Наш отец умер три месяца назад…
— Мне очень жаль.
— Спасибо, спасибо. Он был патриархом нашей семьи, и, как ты можешь себе представить, его потеря повергла весь наш мир в хаос. Мы потеряли не просто отца, а нашего лидера. Дарио даже не было здесь, когда папа умер. Я могу сказать тебе, поскольку ты рано или поздно узнаешь об этом — Дарио был в тюрьме в то время. Папа умер неожиданно, и мой брат даже не успел с ним попрощаться.
Часть этой информации я уже знала из разговоров с Кэт и Филоменой, но почти сразу же в голове возникли еще два вопроса.
Никколо предвосхитил их оба.
— Дарио попал в тюрьму по обвинению в рэкете, связанному с делом о взятке, — сказал Никколо. — Взяли судью, который курировал некоторые деловые интересы нашей семьи. Как старший сын, Дарио взял на себя вину за всех нас. Я знаю, что ты задавалась этим вопросом, так что могу сказать все начистоту.
— И нет, наш отец умер не от — как бы это сказать — «нападения мафии». У него произошел сердечный приступ. Он был относительно молод — пятьдесят девять лет — и не было никаких признаков болезни, так что это был шок. Он пролежал без сознания пару часов в больнице, потом его не стало.
— Мне очень жаль, — прошептала я.
Отчасти я сомневалась, что все, что говорил мне Никколо, было правдой, но он выглядел искренне опечаленным. В его глазах была настоящая боль, когда он говорил о своем отце.
— Спасибо, это очень мило. По крайней мере, мы смогли попрощаться с ним, даже если он нас не слышал и не отвечал. Но в тюрьме Дарио не разрешили даже сказать ему что-то по телефону. Животные, — сердито сказал Никколо.
Было довольно иронично слышать, как консильери мафии называет кого-то животным из-за отказа в телефонном разговоре… даже если это была очень печальная ситуация.
Впрочем, я оставила эту мысль при себе.
— В результате смерти отца семейный бизнес пришел в упадок. Тогда-то и появились волки. Таких семей, как наша, много по всей Италии. Когда умер мой отец, они увидели возможность. У нас начались проблемы, которых не было десятилетиями: политики, которым мы платили, стали выступать против нас, конфликты с бывшими партнерами, саботаж нашей деятельности… По правде говоря, другие семьи искали наши слабости, чтобы понять, смогут ли они уничтожить нас.
