— Да, я люблю, когда все и всё на своих местах. Ненавижу хаос в любом его проявлении, — строго говорит мужчина, а я быстро киваю.
— Извините, я поняла.
— Хорошо, раз поняла, Маргарита! — он тянет мое имя, словно пробуя его на вкус. — И это первое правило в моем доме: никаких оценочных суждений, сплетен и домыслов. Поняла?
— Да… — киваю, внутренне сжавшись в комок.
— Второе: ты можешь ходить везде, кроме моей комнаты. Никто не допускается туда, даже чтобы убраться, без моего разрешения! Все, кто нарушал это правило… — Аким замолкает, приподняв одну бровь, намекая на то, что случилось с Лолой, видимо, — очень пожалели об этом! — продолжает он фразу.
— Хорошо, я знаю! — ляпаю я, снова прикусив язык.
Если он ненавидит сплетни, то сейчас легко может понять, ЧТО именно я знаю о тех, кто приходил к нему…
Аким снова щурится, размышляя о чем-то, а я впадаю в состояние, близкое к панике. Черт, с этим человеком любой разговор как хождение по тонкому льду. Один шаг — и ты задыхаешься в ледяной воде, ожидая смерти.
— Знаешь, значит…
Аким делает шаг ко мне, оказываясь слишком близко. Его свежий, немного мускусный запах окутывает меня, заставляя голову закружиться. Мужчина берет мои руки в свои и, глядя пронзительным взглядом прямо мне в глаза, говорит:
— У вас очень нежные руки, Рита. Как же вы собираетесь работать с такой нежной кожей? Да и маникюр у вас, мягко говоря, не для простых рабочих. Говорите, вы студентка?
— Я не говорила вам, что я студентка… — шепчу я шокированно.
— Не говорили, но я сам узнал. И еще много чего интересного. Я не принимаю на работу никого, не узнав о нем все.
Сжимаюсь, соображая, что он мог узнать. Я давала паспорт, когда подписывала документы об устройстве на работу. Вероятно, он узнал мои данные и пробил по своим каналам. Фамилии у нас с отцом разные. Я давно решила, что возьму девичью фамилию матери — Павлова — как память о ней, так что вычислить, что я дочь Олега Крутовцова, невозможно. Но сердце все равно сжимается от страха. Кто знает, какие информационные пути он задействовал и как глубоко копал.
— А еще я узнал, что вы бросили работу в театре, чтобы попасть ко мне. Скажите, в чем интерес мыть полы? Это лучше, чем танцевать на сцене? Вы же учитесь на хореографа.
Черт, сколько ж он знает? И как я могла подумать, что смогу скрыться от такого, как он?
— У вас лучше платят! — выдаю первое, что приходит на ум, и пытаюсь выдернуть руки из его ладоней, но Аким не отпускает. Наоборот, сжимает их еще сильнее.
— Вам нужны деньги? — прищуривается мужчина.
— Всем нужны деньги, — неопределенно пожимаю плечами.
— Что ж, Рита, если я дам вам сейчас крупную сумму денег, вы вернетесь к работе в театре? Ведь это то, что приносит вам удовольствие. Это то, чего вы действительно хотите.
Пытаюсь понять, как он так быстро понял меня. Некоторые до сих пор считают мое увлечение танцами просто детским лепетом, хотя знают меня годами. Акиму же хватило пары минут в моем обществе и несколько фактов, чтобы понять обо мне так много.
— Я не возьму у вас денег! — качаю головой я, все так же ощущая теплые сухие ладони в своих. Одно лишь это невинное прикосновение пробуждает у меня лавину смешанных чувств. С одной стороны, мне хочется вырваться и убежать, но с другой… Об этом лучше даже не думать. Он враг! Я никогда этого не забуду.
— Так я и думал! Я педант, а ты гордая. Видишь, я тоже умею читать людей. И очень хорошо! — Аким приближает свое лицо к моему и вкрадчиво шепчет: — А еще, Рита, я вижу, что ты что-то скрываешь. Неспроста ты появилась здесь. Мое внутреннее чутье прямо кричит, что ты принесешь мне только проблемы, а оно меня еще никогда не подводило!
— Я просто горничная… Никаких проблем я не принесу…
— Снова вранье! — шипит Аким прямо мне в губы.
Я даже дышать перестаю, ощущая, как уходит пол из-под ног…
Еще миллиметр, и наши губы соприкоснутся…
Когда я уже приготовилась к тому, что этот мужчина поцелует меня, не понимая, хочу ли я убежать или же ответить ему, Аким просто закрывает глаза и, стиснув челюсти, выдыхает:
— Приступайте к работе, Рита!
Аким еще раз бросает на меня взгляд, полный смешанных чувств, которые я не могу разобрать, и исчезает за входной дверью.
Я смотрю мужчине вслед и, как только стихают его шаги, шумно выдыхаю.
Вот это разговор! Чуть не умерла со страху. Вытираю об юбку вспотевшие ладони, которые еще ощущают его прикосновение, и глубоко дышу.
Спустя минут пять, когда сердцебиение приходит в норму, я беру себя в руки и прохожу в подсобку, где нахожу ведро и тряпки. Набираю моющих средств, которые мне могут понадобиться, и иду наверх.
С болью в спине и ноющими ногами я заканчиваю уборку лишь к вечеру. Марта приходит проверить, все ли сделано, и удовлетворенно кивает:
— Ты молодец, Рита. Справляешься намного лучше Лолы. Хозяин будет довольный!
Мне не нравится, что она так называет этого мужчину. Хозяин. Будто он хозяин их жизней, чуть ли не бог. И выражение лица у всего персонала одинаковое: они с придыханием и услужливостью говорят об Акиме, а я не могу не раздражаться. Разве этот убийца заслуживает хоть капли человеческого уважения?
Вспоминаю его взгляд, повадки, голос и понимаю, почему все так его любят. Есть в нем что-то, чего я еще не встречала в людях. Некий отпечаток власти и силы. Таких мужчин обожают женщины, потому что знают: если он полюбит, то она будет всегда в безопасности, окружена заботой и той любовью, от которой не хочется бежать.
— Да, спасибо! — отвечаю я. Хочется тут же завалиться в кровать и уснуть.
— Вижу, что устала. Лола убиралась так себе, больше трепалась по телефону, да и этаж успел запылиться, пока мы искали замену. Ну ничего, завтра уже будешь плевать в
