ей, не сводя глаз с игрового домика, и женщина растерянно замолчала.
Вернулись они быстро. И мне достаточно было всего один раз взглянуть на воодушевленное лицо сына, чтобы понять: моя Золушка — прирожденная няня. Та, которая действительно легко понимает детей и умеет направлять их энергию в нужное русло.
Костя еще и за руку ее держал, а это знак величайшего доверия.
— Папа, мы… — оживленно начал он и запнулся, косясь на девушку. — Мы идём гулять!
— Отлично. Я в тебе не ошибся, Катя. Должность няни твоя.
— А как же я? — испугалась некомпетентная Алевтина Геннадьевна.
— А вы свободны, — я нетерпеливо посмотрел на часы. — У меня скоро совещание. Катя, у служебного входа дежурит моя охрана. Она будет с вами.
— Хорошо, — с готовностью кивнула девушка. — Мы в парке погуляем.
Я потрепал сына по голове, потом подмигнул Кате и пожелал:
— Приятной прогулки.
Настроение было превосходным. Его даже не испортила уволенная нянька, которая преследовала меня до самого лифта с оправданиями и упреками. Но сохранялось оно всего один час, ровно до того момента, как наше спокойное и плодотворное совещание с Батяниным прервал неожиданный звонок.
— Катя, я на совещании. Что у тебя?
— Артём Александрович, на нас напали, — раздался испуганный голос Кати. Дышала она часто и рвано, как после пробежки. — Какой-то тип в очках. Лёша побежал за ним, а Гоша без сознания… его по голове ударили и…
Я зло выматерился и треснул кулаком по столу. Батянин оторвался от документов и вопросительно посмотрел на меня.
— Костя в порядке? — резко спросил я, переведя дыхание.
— Да, испугался только, — торопливо ответила девушка.
— Ноги в руки, и бегом обратно.
— А… Гоша?
— Забудь о нем. Живо ко мне! — прорычал я и отключился. Затем швырнул папку с документами на стол и рванул к двери.
Время пошло на секунды.
— Артëм!
Окрик Батянина, требующий разъяснений, заставил меня на секунду остановиться.
— Костя с Катей. Парк. Охрана облажалась, — бросил несколько рубленых фраз через плечо и метнулся к лифту.
Обычно меня вполне устраивала работа этой штуковины, но сейчас казалось, что она медленная и устаревшая, как шкура мамонта. Кулаки зверски чесались долбануть по панели управления, чтобы придать ей ускорения. Жаль, что такое прокатывает только в американских блокбастерах про всякие армагеддоны, где сумасшедший русский в ушанке чинит поломку на космическом корабле кувалдой.
В огромном фойе кто-то нерешительно начал обращаться ко мне:
— Артëм Александ… — и сразу же перешел на шепот: — …рович…
На последнем слоге шепчущий и вовсе перешёл на выразительную рыбью речь свежепойманной форели на воздухе. Потому что я, не глядя и не останавливая бег, сделал такую страшную рожу, что разом замолчали все вокруг. Включая парочку высокомерных посетителей с администратором.
До общей платной парковки, где я бросил сегодня машину, поддавшись идиотскому порыву прогуляться до комплекса пешком, было далеко. А от черного фольца Бати у меня, естественно, ключей не имелось.
Так что я словил настоящее дежавю. Снова враг, снова бег, снова страх за того, кто дорог… только теперь уже помноженный на два.
Парковая дорожка промелькнула смазанным кадром, будто озвученным чьим-то чужим учащенно-глубоким дыханием. Направление поисков не было секретом для меня. И не только потому, что эту территорию я уже давно знал, как свои пять пальцев.
Тум, тум, тум, тум…
Сердце мощным набатом гнало кровь по жилам в такт широким прыжкам на грани возможной скорости. Мое тело неслось вперëд, превратившись в жесткую реактивную торпеду. А в пересохшем рту с пеной огненной слюны кипело лишь одно слово…
Порву!
Порву за сына. Порву за девчонку.
— Папа! Папа!
Отчаянный голосок Кости, а главное — маленькая фигурка, выбежавшая мне навстречу, — затопили меня освежающей волной облегчения. Сын суматошно размахивал руками, как ветряная мельница, и я подхватил его на руки. Он был как невесомый.
— Кость, ты как? — спросил его, ощупывая на ходу.
— Н-не знаю, — пискнул он и дрожащим голосом добавил: — Я убежал, папа…
Судя по интонациям, физического вреда ребенку никто не причинил, и я еле заметно перевел дыхание.
— Слава Богу. Где Катя? Катя где?
— Там!
Костя ткнул пальцем назад за поворот, и я прибавил скорость. В считанные секунды преодолел сектор невидимости и увидел еë…
Она вся съежилась на краешке бордюра, обхватив себя руками и крупно дрожала, как жертва грубого насилия.
Мир перед глазами вновь окрасился багровый пеленой ярости и страха. Сам себя не помня, я каким-то чудом ровно поставил сына на тротуар и рванулся к ней.
Поднять. Обнять. Прижать к себе, кроша зубы от дикого напряжения. Почувствовать, что она ищет защиты на моей груди и трясется, как в лихорадке, цепляясь тонкими пальчиками за лацканы пиджака.
Нельзя орать и делать резкие движения. Она и так натерпелась.
Вдох-выдох, Артëм. Вдох-выдох. Надо просто… спокойно… сказать:
— Катя, успокойся… Я здесь.
Чëрный внедорожник я заметил еще издалека, но не пошевелился. Слишком хрупкой и перепуганной казалась Катя в моих руках — пусть успокоится. Да и мне не помешает, а то навязчивый вопрос о том, что с ней сделали, скоро мозг взорвет.
Батянин притормозил возле нас и опустил стекло на водительском окне. Самолично решил увидеть, что стряслось, когда я сбежал от него в самый разгар совместной работы. Что ж, вполне в его духе.
— Артëм! — окликнул он требовательно и глянул на вздрогнувшую Катю. — Девчонка в норме?
Зря он подъехал. Она и так не в себе, а он еще больше напугать ее может. Женщины, которые видели Батю лицом к лицу впервые, обычно реагировали очень нервно. Всех пугал его франкеншейновский шрам, хотя со временем большинство из них привыкало и даже во всеуслышание находило в нëм особую изюминку. Короленко такую метаморфозу в их поведении всегда комментировал так: «Бабы на это дело горазды — что угодно себе внушат, чтобы оказаться поближе к влиятельному мужику». Но я придерживался другого мнения. Скорее всего фишка крылась в том, что Батянин всегда был харизматичным человеком. И все вокруг это чувствовали.
— Катя, — я заглянул в ее напряженное личико с бледными губами, оценивая состояние. — Ты как?
Она хлопала глазами пару секунд, а затем расширила их, явно начиная соображать четче. И быстро отстранилась. Хороший знак — значит, не всë так плохо.
— Всë в порядке, Артëм Александрович. Ничего серьезного. Так, упала на траву разок… — девушка перевела дыхание и посмотрела на Костю, который вновь цеплялся за мою ногу по детской привычке. — На нас напал какой-то
