Расстегнув ремень и опустив молнию, он достает из черных боксеров своего дружка. Солидный экземпляр. Сглатываю. Я хотела ответить на ласку Сережи взаимообразно, но сейчас немного растерялась. Красавчик Никитина не только имеет широкую головку, но и ствол у него диаметром почти ровняется с ней. Как же приятно он, наверно, будет скользить внутри.
Я придвигаюсь ближе и обхватываю теплой ладошкой этого красавца. Слышу, как прерывается дыхание Сережи. Как бы мне ни хотелось, но надо смотреть здраво: горловой минет Никитин от меня не получит.
Облизываю губы и прижимаюсь ими к горячей головке. Сережа шумно втягивает воздух, но меня не торопит. Всасываю головку и начинаю кружить вокруг нее языком, пока не решаясь заглотить больше. Впрочем, господь дам мне две руки, одной я поглаживаю крупные яички, а другой скольжу по стволу.
– Даша, – слышу я. – Дашка, я долго не выдержу. Я весь вечер на тебя торчал как шестнадцатилетний пацан.
Поднимаю глаза на Сережу, не выпуская член изо рта.
– Дашка, малыш, язычком еще… Да! Вот так!
Никитин убирает от моего лица волосы и зажимает их в кулаке на макушке. Не то, чтобы в рот не лезли, не то, чтобы видеть возбуждающую картину.
– Даааш, – предупреждающий возглас излишен. Я чувствую, как поджимаются яйца, вижу, как напрягается низ его живота, слышу, как учащается его дыхание. Рука Сережи стискивает пучок волос. Я понимаю, что он сдерживается из всех сил, чтобы не начать толкаться мне в рот. – Дашка, малыш, солнышко, пусти за щечку, я больше не могу.
Эта почти жалобная просьба греет мое самолюбие, чуть ослабив губы, я позволяю проскользнуть чуть глубже, и, надавливая пухлой нижней губой на уздечку, начинаю посасывать смелее.
Рык переходящий в стон становится мне наградой.
Облизываясь, я выпускаю и Сережу на свободу.
– Ты потрясающая, – он жарко целует меня в губы и поднимая усаживает к себе на пояс. – Но тебя надо все же покормить чем-то посущественнее.
Так меня и транспортируют на кухню, где усаживают на высокий барный стул у окна с видом на старый центр, на улицах которого толпы прохожих заметно поредели.
– Чего бы ты, Даша, желала отведать? – интересуется Никитин, открывая все коробочки.
– Тащи все, – милостиво разрешаю я.
– Вина не предлагаю, – усмехается Сережа. – Поверх «Маргариты» не стоит, я думаю.
– Ну да. Это такое себе…
Никитин перетаскивает интересные на его взгляд закуски ко мне на подоконник и, усевшись на соседний барный стул, кормит меня с рук.
И если по началу мы перешучиваемся, болтаем и пихаемся, то спустя какое-то время взгляды наши становятся все тяжелее, дыхание более томным, между нами почти искрит.
– Даш, как тебе «голое свидание»? – спрашивает Сергей.
– Мне понравилось, – искренне говорю я. – А что? Оно уже закончилось?
– Основная его часть – да, но, скажи, разве тебе никогда не говорили, что в договорах нужно обязательно читать текст мелким шрифтом?
– Говорили, конечно… Что? Да не может быть? Эта та фигня внизу? Я думала, ты ручку расписывал! – возмущаюсь я.
– Незнание закона не освобождает от ответственности, – довольно цитирует Никитин.
– Ах, ты адвокатишка! И что же там написано?
– А написано там, что если Добрынина Д.Д. довольна оказанными услугами, то она расплачивается не позднее двенадцати часов того же дня.
– Хм, пока не превратится в тыкву, что ли? И какая там у вас адвокатов такса за такие специфические услуги? – любопытствую я.
– Долго рассказывать, я тебе покажу…
– Как же долго, если там была всего одна строчка… – но меня уже взваливают на плечо и тащат по знакомому маршруту.
– Я привык ко всему подходить обстоятельно, – посмеивается в бороду Никитин и, ссадив на постель, вытряхивает из платьишка, и я остаюсь в одних чулках и бюстгальтере, трусики меня покинули еще во время выполнения моего первого желания.
Не мешкая Сережа освобождается от джинсов и от боксеров, его уже наполовину окрепший член приковывает мое внимание. Я вовсе не прочь оседлать этого жеребца, уверена, это будет сладко.
Но в этот раз проявить инициативу мне не позволяют.
– Дашенька, как ты относишься к оплате натурой?
– Положительно, – киваю я, разглядывая это совершенство.
– Прекрасно, потому что я за свои сегодняшние переживания хочу получить от тебя сполна. По высшему тарифу. И, прости, малыш, но сейчас я буду говорить, как я хочу, а ты будешь слушаться и исполнять. Готова?
В этот раз киваю молча, наблюдая, как Сережа подходит совсем близко, подрачивая своего толстяка.
– Отлично. Малыш, ползи к спинке кровати, вставай на коленки и держись за спинку.
Внутренне подрагивая от предвкушения, я выполняю требование. Позади меня кровать прогибается под весом Никитина, а секунду спустя, моя попка подвергается исследованиям. Я живо вспоминаю об озвученных Сережей желаниях. Он мнет и тискает, поглаживает и пощипывает.
– Малыш, я пробовал тебя и на язык, и на палец. Ты п*здец какая тугая, у меня от мысли, что ты будешь дрожать на моем члене, башню срывает начисто. Как давно у тебя не было секса, – Сережа нежно проводит по моим увлажнившимся губкам.
– Давно, больше полугода.
– Бедная голодная малышка, – и судя по тому, вместе с этими словами в меня ныряют два пальца, Никитин имеет в виду конкретную часть меня. – Да, вот так. Прогнись, покажи мне себя.
От всего этого безобразия, мои чувствительные соски опять начинают ныть. Но сейчас Сережа игнорирует эту потребность, хотя они так напряглись, что похожи на маленькие стержни.
Никитин свешивается с кровати и, отодвинув в сторону платье, ныряет в мою сумку. Когда он успел ее притащить? Наверно, вместе со мной по дороге из кухни. О, боже! Серьезно?
Я оборачиваюсь, чтобы отобрать у него коробку с дебильным подарком сослуживиц, но получаю строгий выговор:
– Даша, стой как стояла. Мы же договорились.
В общем, я могу только следить за тем, как Никитин достает вибратор-кролик и выбирает режим, а я-то надеялась, что он не заряжен.
Глава двенадцатая
– Скажи, Даш: полгода без секса для такой горячей малышки, как ты, это ведь очень долго... Ты радовала себе сама? – снова поворачивается ко мне Сережа и прикасается включенным вибратором к торчащему соску.
Киска жалобно сжимается, и я закусываю губу.
– Даша, правило про ответы все еще в силе. Ты трогала себя, да?
– Да, – выдыхаю я. – Несколько раз.
– Умничка, – хвалит мою откровенность Никитин. – Тебе нравится себя ласкать?
Его рука ложится на другую грудь, слегка защемляя сосок между пальцами.
– Сереж…
– Да или нет? – начинает он перекатывать между пальцами напряженную горошину.
– Да, – сдаюсь я. – Иногда.
– Хорошая девочка, – и в качестве награды вибратор скользит вниз и замирает на лобке. – Расскажи мне, как ты это делаешь.
Он сошел с ума? Мои мысли лихорадочно мечатся. Рассказывать о таком?
Кончик кролика съезжает еще чуть ниже и застывает в сантиметре от клитора.
– Давай, Даш. Порадуй папочку, а папочка порадует тебя, – Никитин намекает, что будет только дразнить, пока я не исповедуюсь. – Расскажи. Ты балуешь себя пальчиками? У тебя есть любимая игрушка? Что ты представляешь?
Вибратор скользит по половым губам туда-сюда, чуть надавливая у входа в пещерку, но ныряет туда лишь на сантиметр, только чтобы вызвать желание насадиться на него, и снова возвращается к своему маршруту.
– Сережа, – шепчу. – У меня нет никаких штучек, это первая.
Начинаю я, и Никитин погружает в меня игрушку, я сильно возбуждена, смазки много, и он входит легко, рассылая приятные вибрации.
– Пальцами. Пальцами я ласкаю клитор, – выдавливаю я из себя, а Сережа разворачивает приборчик так, что вакуумный стимулятор прижимается к упомянутой части тела. Неожиданно для меня самой, у меня вырывается тихий стон.
Сережа двигает вибратором, требуя от меня все больше деталей и подробностей, и вот я уже сама, захлебываясь словами и бесстыдно насаживаясь на игрушку, рассказываю, как я мастурбирую.
