class="p1">– Нет.
Она поняла, что смысла меня уговаривать нет. Мы поговорили еще немного и попрощались.
Хаваж никогда не ходил на сходняки эти кавказкие. А тут пришел, чтоб увидеть меня и поговорить. Это мне потом Мадина сказала.
Я очень гордилась своей выдержкой и мечтала, что однажды совсем про него забуду и все пойдет, как раньше.
***
Как-то раз, когда у нашей группы были занятия физкультурой, произошел эпизод. Преподаватель увел парней заниматься на улицу, а девочек оставил в спортзале. Разумеется, нам было дано задание, но никто и не собирался его выполнять. Мы шутили, веселились.
Затем Диана включила на телефоне лезгинку и Хава с даргинкой Раисой пошли в пляс, а мы стояли и аплодировали. Потом танцевала Диана, а затем – я. Кто-то из девочек записал весь этот ералаш на смартфон. Вдоволь натанцевавшись, мы отправились на последнюю пару.
Вечером мне приходит смс от Хаважа: «Красиво танцевала, но больше этого не делай». Руки так и чесались написать ему ответ, но я сдержалась и не ответила. Потом выяснилось, что это Хава дала Хаважу посмотреть запись.
Я сама была солисткой в ансамбле когда-то давно, танцевала лет пять-шесть. Только вот вайнахской лезгинке нас не учили, этому я научилась у Мадины, она занималась народными танцами в школе. .
Позже Хаваж написал мне снова, он попросил поговорить, и я согласилась. Он позвонил.
– Салам Алейкум, Амина.
– Ва Алейкума салам.
– Как ты?
– Эм..хорошо. А ты?
– Я тоже. Почему ты не отвечаешь на мои звонки и сообщения?
– Мне некогда бывает, извини.
– Ну ведь позже же можно ответить?
– Забывала.
– А может забИвала?
– Может.
– Хм...ясно.
–...
– Ты красиво танцуешь, только не стоит этого делать.
– Почему?
– Харам.
– Хм, ну, в таком случае, наш разговор тоже харам.
– А может я к тебе с намерениями?
– Хаваж! Я о тебе ровным счетом ничего не знаю, как и ты обо мне! Я осетинка, ты – ингуш. Какие намерения?!
– Ты не осетинка! Почему ты врешь, Амин!
– Да не вру я! Хаваж, я осетинка!
Какое-то время в трубке была тишина, затем раздался его тихий голос.
– А....как же то, что ты в платке ходишь?
– В платке, подумаешь – косынка. Привычка это. Из-за головных болей частых.
– Я, когда тебе писал на ингушском ты мне пару раз отвечала, понимала же. И поправляла меня пару раза в словах.
– Не сложно додуматься тут, я дружу с Хавой и Мадиной. За два года дружбы можно было выучить пару фраз, как думаешь?
Он явно был растерян.
– Амин, а, эм, галушки? Ты же их готовила.
– Ну и что?! Я и суши умею делать. И что с того? Я японка? Хаваж, я тебе много раз говорила, что я осетинка! И Хава тебе говорила.
– Ты не похожа на осетинку, и я был уверен, что ты наша.
– Нет Хаваж....нет.
– Ты мусульманка хоть??
– Да.
– Понятно.
Голос звучал растерянно, потерянный ёжик, одним словом.
Он молчал. Не знал, что сказать. Я поняла, что теперь все. Он не позвонит больше.
Меня это должно было радовать. Наконец-то! Но нет, мне было очень грустно. У нас толком даже общения не было, а чувства какие-то непонятные были. Мы попрощались, и он не звонил, не писал долгое время.
Прошел месяц, я уже и забыла о Хаваже. Как-то я с Хавой сидела у нее дома, мы писали тесты по физиологии. Приехал Хайдар и Хаваж. Тут-то я его и увидела снова.
Впервые такое было у меня: как только я его увидела, сердце бешено заколотилось. Почему? Почему я так на него реагирую?
Они зашли в зал, поздоровались. Хава пошла на кухню накрыть им на стол. Я сидела и молча решала тесты. Хаваж подсел ко мне на диван. Ему вдруг стало интересно, что это я пишу. Начал расспрашивать, что это, а что вот это. Я рассказывала, объясняла, не поднимая глаз выше своей книги и тетрадки. Хайдар отошел к Хаве.
– Амин, почему ты сразу не сказала, что ты осетинка?
– Раньше – это когда?
– С первого сообщения, к примеру.
– Я думала, ты знаешь. Хайдар твой друг, он мог сказать.
– Хайдар как-то говорил, но я пропустил мимо ушей.
– Зря.
– Зря не зря не знаю, ты мне действительно очень понравилась, Амина. Если бы не нация, я хотел…эээ... ну, в общем, я тебя серьезно воспринимал. Мне двадцать три, туда-сюда, пора жениться…
Эти его слова почему-то сделали мне очень больно. Стоило только на мгновение забыть о разных нациях и представить, что все это было бы возможным, сердце начинало заходиться. Поэтому я резко оборвала его:
– Ой, Хаваж, хватит!
– Что с тобой?
– Зачем ты все это говоришь? Мне все равно, что там у тебя. У ингуша и осетинки быть ничего не может. И вообще, сядь на другой диван!
Он смотрел на меня, как ошалевший. В этот момент зашла Хава и позвала его к столу. Он ушел. А меня разбирала злость. Меня всю трясло. Йа Аллах...не дай натворить глупостей! Да, я злилась из-за того, что он ингуш. Я кипела! А кипела потому, что он все-таки мне нравится. Я все чаще ловила себя на этой мысли. Понимала, что этому не бывать и опять забывала. Старалась не думать, с Хавой мы доделали тесты, и я ушла домой.
В ту ночь мысли были о нем.
«Хаваж-Хаваж....уйди из мыслей. Испарись из жизни...и не появляйся больше! Хотя...какое там, он не появится больше. Теперь же знает, что я осетинка. Значит, можно и не переживать»! Я лежала, почему-то перед глазами поплыла картина того, как мой отец меня бьет за это, за общение с ингушом. Бррр....что за мысли! «Нас» нет.
После ничего не происходило. Тишина. Было начало декабря. Мы готовились к зачетам, Хава молчала. Ни слово о Хаваже не было. А я, честно сказать, ждала. Ждала, пока она скажет о нем, как он, где он. Самой спросить не хватало смелости, ты что! Умру же, если спрошу. А она коза все молчала.
Я начала разговаривать сама с собой, что-то думала себе, размышляла. Наверное, ненормально это, но мне не с кем было поговорить о моих переживаниях.
***
Наступил новый, 2010 год…
На
