– Тогда – для чего же вспоминать? Ведь эти воспоминания не приносят радости…
Джастина вяло пожала плечами.
– Не знаю… Надо же выговориться… Мне противопоказано одиночество – это я знаю твердо. Я все время должна находиться среди людей. Даже в толпе нельзя оставаться одной. Снова наплывает прошлое. Оно передо мной, как страница в книге. Оно – рядом. Я знаю, что оно всегда будет сидеть в моем сознании кривым, ржавым гвоздем… Я буду носить это в себе – ведь он – мое второе «я», моя совесть…
Когда Джастина закончила свою исповедь, Лион поднялся, подошел к ней и сел рядом.
– Джастина, – сказал он, – Я все понимаю, и потому ни в чем тебя не виню. Но очень прошу – не надо так больше… Джастина, пожалуйста…
Она с немой благодарностью посмотрела на мужа и произнесла в ответ:
– Да… Лион, пожалуйста, давай уедем отсюда… Помнишь, еще до той катастрофы, – она произнесла это слово таким тоном, что Лион тут же понял, что она имеет в виду не только аварию, – помнишь, еще до этого… Ты ведь обещал, что увезешь меня отсюда. Лион, очень тебя прошу. Увези…
Он, поцеловав жену, пообещал:
– Конечно. Как ты только окончательно поправишься, мы сразу же уедем отсюда…
Джастина проснулась – резко, будто бы от толчка, и открыла глаза. Рядом никого не было, только она одна лежала на широкой кровати.
Каюта опускалась и поднималась в медленном ритме волн. Внизу, где-то под полом, монотонно урчал мощный двигатель, создавая ощущение постоянного движения вперед.
Однообразный плеск волн, неустойчивость собственного тела, которое делалось то легче, то тяжелее, еле заметно отмечали движение судна. Джастина приподнялась на локте и посмотрела в иллюминатор. Небо было затянуто синевато-серыми тучами, среди них то и дело играли ослепительные зарницы; судя по звуку, моросил мелкий дождик.
– Наверное, теплый, – прошептала Джастина, думая, как приятно было бы теперь босиком пройтись по палубе, подставляя лицо, плечи и грудь – всю себя теплой влаге, падающей с небес.
Быстро одевшись, она умылась и вышла на палубу. Вопреки ее ожиданиям, дождь был холодный – она обернулась и заметила стоявших под большим тентом Уолтера, Молли и Лиона.
Волосы Джастины развевались по ветру, на лицо падали холодные капли, однако она не обращала на это никакого внимания. Уолтер, что-то объясняя Молли, указал рукой в сторону. Джастина обернулась – неподалеку от них, держа тот же курс и с необыкновенной легкостью разрезая волну, шел большой трехмачтовый барк.
Зрелище было настолько захватывающим, что у Джастины перехватило дыхание. Полупрозрачные, натянутые попутным ветром великолепные паруса, казалось, покрывали весь корабль.
Изгиб парусов был особенно ярок на фоне неподвижных снастей. Они мчали вперед то и дело ныряющий среди белых бурунчиков волн корпус барка.
Джастина подошла к Уолтеру и положила ему на плечо руку. Мальчик обернулся.
– Доброе утро…
– Как вам спалось?
– Спасибо. Правда, с непривычки немного подташнивает. Особенно Молли – она ведь только раз была на море, когда мы плыли из Белфаста в Глазго.
И он вновь обернулся в сторону несущегося рядом барка. Глаза мальчика светились неподдельным восторгом. Обнимая сестру за плечи, он объяснял ей, указывая на оснастку барка:
– Вот это – бушприт, наклонная мачта, а те называются фок, грот и бизань. А вон то – видишь? – то кливера. Красиво, правда?
Девочка прильнула к брату. И хотя она очень слабо разбиралась в том, что он ей говорил, тем не менее слушала его очень внимательно, боясь пропустить хоть слово.
– А если не будет попутного ветра, – несмело спросила она, – что тогда, корабль остановится?
Уолтер, с улыбкой взглянув на сестру, произнес:
– Нет, он может идти и при боковом. Слезы навернулись на глаза Джастины… Вот оно – настоящее счастье, которого она так ждала, так желала! Ведь все было рядом, надо было только хорошенько оглядеться… Лион, обернувшись, ласково посмотрел на жену и сказал:
– Доброе утро, дорогая.
Джастине в этот момент показалось, что он, Лион Хартгейм, думает о том же, о чем и она. Да, дети, Уолтер и Молли. Они будут жить для них, они всегда будут вместе с ними, и дети никогда не узнают об ее грехе…
Она обязательно постарается воспитать их так, чтобы дети никогда не повторили ее ошибок. Лион, нежно прикоснувшись рукой к ладони Джастины, повторил:
– Доброе утро…
Она улыбнулась.
– Доброе…
– Как тебе спалось?
– Спасибо, хорошо… А тебе?
Лион не ответил, но, взяв ее ладонь в свою руку, стиснул ее крепко-крепко.
Свежий бриз дул им в лицо, унося последние обрывки воспоминаний туда, за корму корабля, где от работающих винтов бурлила и пенилась вода и широкая двойная дорожка уходила далеко-далеко…
Но Джастина и Лион не видели этого.
Они, крепка держа друг друга за руки, стояли и смотрели вперед, туда, где лежала еще невидимая, но так влекущая к себе Австралия, и такая желанная для Джастины родная Дрохеда…
