все родственные связи.
Татьяна стала фиктивной женой Льва, и он даже не мог тогда подумать, что этот союз перерастет во что-то настоящее… В этой немолодой уже женщине всегда было столько тепла, что Дубравины каждый раз душой согревались в ее присутствии.
Кеша даже не удивился, когда она из фиктивной стала любимой женой его дяди, совершенно без особых усилий для этого.
– Ты так уверен, что Вася подарила мне внучку? – спросил дядя, оторвав взгляд от новостной газеты.
– Судя по тому, как принялась от меня бегать и запрещать с ней видеться, сомнений быть не может, – поджал губы Кеша.
– Раз не может, то зачем тебе ДНК-экспертиза?
– Чтобы получить права на Руслану.
– Без разрешения матери суд такую экспертизу, как доказательство отцовства, не примет, ты же знаешь.
– Как и то, что всегда можно обойти официальный запрет, – веско заметил он. – Главное, чтобы были средства на такие маневры. У меня они есть.
Однажды они это уже провернули. Когда дяде пришлось всеми правдами и неправдами вытаскивать его из СИЗО. Следствие пыталось повесить на него смерть Богомолова и Загорской.
Он долго доказывал свою невиновность. В итоге просидел в местах лишения свободы пять месяцев, пока дядя не взялся действовать в обход системы. Иначе статус подозреваемого точно сменился бы на «виновный».
Конечно же, на политической карьере пришлось поставить крест.
Впрочем, Дубравину даже легче задышалось, когда эта часть его жизни была завершена. В строительном бизнесе ему сиделось намного комфортнее. Все по плечу оказалось, да и кривить душой на каждом шагу не требовалось.
Правда, начинать все сначала пришлось. После развода и разбирательств с законом Дубравин оказался на мели. От дяди зависеть он не хотел, сидеть на его шее не собирался. Но поддержкой заручился. А стартовый капитал взял под кредит в банке и… выплыл. Встал заново на ноги, воспитывал Матвея как собственного сына и жил. Так, как получалось.
– Средств у тебя, конечно, в достатке. Наверное, и готовность, что Вася тебе никогда этого не простит, тоже?
– Не утрируй, – поморщился Кеша. – Каждый борется за свое, как может.
– Или вообще не борется, – заметил Лев.
Дубравин даже подпрыгнул на месте, прекрасно понимая, что именно этот старый интриган имел в виду.
Он отказался от Васи. Дал ей развод. Дал ей свободу.
Все так, как она хотела. Лишь бы ей стало лучше без него.
Ей наверняка стало. Она двигалась дальше. Нашла себе какого-то Вершинского, открыла танцевальную школу, а он… Он погряз в болоте сожалений и упущенных возможностей.
– Нельзя бороться за то, чего уже нет, – сказал Кеша.
– То, чего нет, отрезают без сожалений, а не тоскуют семь лет, – отбил подачу дядя.– Или скажешь, это фантомные боли тебя выдернули из Израиля, чтобы налаживать бизнес на родине?
– Какие боли? Патриотизм.
– Не смеши мои седины, – фыркнул Лев. – Давно сказочником заделался? Или думаешь, я тебя не вижу насквозь?
Дубравин лишь головой покачал.
– Иногда я просто ненавижу твою способность так меня понимать.
Матвея нужно было социализировать. Аутизм не поддается лечению, но с ним вполне можно научиться жить. И в Израиле оказались лучшие условия, специалисты, чтобы помочь его сыну это сделать.
Дубравины улетели. Очень пригодился домик дяди Льва в Хайфе, в престижном районе недалеко от моря.
Но Кешу постоянно тянуло сюда. И под предлогом расширения бизнеса он все же вернулся полгода назад, въехал в дом, который давно построил, отдал Матвея в специализированную школу.
– Поживешь с мое, прорастешь в своих детей и не так еще научишься, – махнул рукой дядя.
– Детей?
– Не думаю, что вы остановитесь на Руслане. Я хочу еще внуков.
– Ты в кофе коньяка плеснул? – нахмурился Дубравин. – Вася меня и на шаг не подпускает к себе и дочке, думаешь, у меня есть шанс на что-то большее?
Он не хотел знать ответ на этот вопрос и одновременно хотел. Это было чистой воды издевательством над собой.
– Нет ничего страшнее, чем безразличие, запомни, – сказал Лев. – А ненависть очень легко перепутать с любовью.
– Ты просто не знаешь Васю.
– Дорогой мой, ты недооцениваешь собственного дядю, – хмыкнул он. – Я знаю не только Васеньку, но и тебя как облупленного. Этого мне достаточно, чтобы утверждать, что вы оба клинические идиоты, которые потеряли уйму времени порознь.
– Она никогда меня не примет обратно. Вася сожгла мосты.
– И вместо того чтобы строить новый, ты решил облить бензином остатки предыдущего, – протянул Лев.
– Вася скрыла от меня Руслану! – опять закипел Дубравин. – Семь лет я не знал, что у меня растет дочь. Я тоже мечтал о ребенке. Я тоже переживал, когда у нас раз за разом не получалось. А она взяла и просто вычеркнула меня из жизни дочери, как ненужный ломоть отрезала. Кто так делает?!
Это ударило его сильнее всего.
Он сам запретил себе узнавать что-либо о бывшей. Просто понимал, что если начнет копать, то не удержится и опять вмешается в ее жизнь, опять встанет на пути ее счастья, словно кость поперек горла.
Васе без него было лучше. Она сама просила свободы. Она сама задыхалась от его любви, которую он собственноручно макнул в грязь. Она кинулась в новые отношения – назло ему – как в омут с головой. Поэтому Дубравин отступил.
Отказался. Улетел. Но не забыл.
А тут случайность все решила за него. Счастливая случайность.
И благодаря ей Дубравин узнал о существовании дочери раньше, чем та достигла собственного совершеннолетия.
– Женщина, которой сделали очень больно, – ответил его дядя. – Но сейчас вам нужно наладить отношения. Не ради себя, ради дочери.
Кеша сжал кулаки.
Те совместные годы, которые Вася сознательно
