Ознакомительная версия.
– Какие-то у вас вещи невесомые, – заметил он. – Пойдемте, Елена Васильевна, вон там моя машина.
Как только завернули за угол дома и выехали на Садовое кольцо, Лола сказала:
– Иван Леонидович, меня в самом деле не обязательно сопровождать. Вы же, наверное, с работы, устали. Я прекрасно на такси доеду.
Теперь, когда он смотрел не на нее и не на Матвея, а просто на дорогу, его лицо показалось Лоле каким-то осунувшимся.
– Я не устал, – возразил Шевардин. – И ехать-то двадцать минут, пробок ведь уже нету.
«Да, не усталый, а какой-то… подавленный», – поняла Лола, приглядевшись повнимательнее.
– Елена Васильевна… – начал он.
– Еще и по имени-отчеству меня все время зовете, – расстроенно сказала она. – Я себя чувствую идиоткой!
– Просто у вас имя-отчество красивое.
Тут он наконец улыбнулся, и Лолина неловкость мгновенно прошла.
– У вас тоже! – засмеялась она. – Но все-таки, Ваня, зовите меня как-нибудь попроще.
– И на «ты», – кивнул он. – Раз уж мы, оказывается, соседи.
Подъезд дома, в котором находилась квартира Матвея, выглядел вполне мирно и был чистым. Квартира же и вовсе сияла – даже не похоже было, что в ней живет молодой парень с таким лихим характером, как у него.
– Племянничек любит порядок, – заметила Лола, окидывая взглядом комнату.
– Мама, наверное, приучила, – сказал Иван. – Анюта его, помню, с каждой конфетной бумажкой к урне отправляла, когда во дворе маленького выгуливала. Он тогда сильно сопротивлялся.
– Видимо, теперь понял мамины резоны, – засмеялась Лола. – Подожди, Ваня, не уходи – выпей чаю. Ты же, наверное, и домой не успел зайти. Или ты торопишься? – спохватилась она.
В самом деле, на дворе почти ночь, его, конечно, семья дома ждет, а он тут чаи будет распивать! Лола поняла, что совершенно утратила ощущение реальности.
– Спасибо, – кивнул он. – Выпью.
Несмотря на идеальный порядок на кухне, электрический чайник оказался сломан.
– Если подождешь немного, я починю, – предложил Иван.
– Нет-нет, – торопливо отказалась Лола. – Я в кастрюльке воду вскипячу. Еще с чайником будешь возиться!
Но тут выяснилось, что вскипятить воду в кастрюльке тоже затруднительно: плита была газовая, но при этом в квартире почему-то не было ни спичек, ни зажигалки. Правда, Матвей не курил, но газ зажигал же как-то!
– У тебя тоже зажигалки нет? – поинтересовалась Лола.
– Тоже, – кивнул Иван. И, словно оправдываясь, объяснил: – Курить еще в школе бросил. То спорт, то космос. Я сейчас в киоск схожу.
– Хорошо я тебя пригласила чайку попить! – расстроилась Лола. – Может, и вода из крана не идет? Подожди! – вдруг вспомнила она. – Есть у меня зажигалка.
Зажигалка, сделанная из старинной ружейной гильзы, была папина. Вернее, она принадлежала еще его отцу, а папа не пользовался ею по назначению: она была чем-то вроде талисмана, и для Лолы тоже. Правда, она чистила ее и заправляла, но все-таки не сразу сообразила, что ею можно зажечь огонь.
Лоле понравилось, как зажигалка легла в его руку тусклым медным боком – так, словно из этой руки и вышла. И разобрался он в ее устройстве сразу, как будто всю жизнь пользовался зажигалками, сделанными из гильз Первой мировой войны. Лола вдруг вспомнила, как он выбил пробку из бутылки коротким ударом по донышку, и незаметно улыбнулась. Похоже, он чувствовал любые предметы, и любые предметы слушались его.
Она заваривала чай в прозрачном французском заварном чайничке, расстилала салфетку, расставляла чашки, искала в посудном ящике ложки. Иван молча следил за тем, как происходят перемены на маленьком кухонном столе, в тихом свете низко висящей лампы.
– Это красиво? – бросив на него быстрый взгляд, догадалась Лола.
– Да! – Он вздрогнул от неожиданности. – Что, очень глупо тогда сказал, раз до сих пор помнишь?
– Я не потому помню, что глупо. – Она вдруг с удивлением поняла, что сама не знает, почему помнит все это так ясно, и торопливо пригласила: – Давай чай пить.
Ей почему-то казалось, что с ним можно молчать – просто пить чай, думая о чем-нибудь своем. Что-то в нем было такое, что делало общение простым, как дыхание. Но вместе с тем ей не хотелось молчать, а хотелось, чтобы он говорил с нею, и интерес к жизни, сейчас почему-то погасший, горел бы в его глазах.
– А про космос ты мне тогда ничего и не рассказал, – вспомнила она. – Только то, что станция большая.
– Космос тоже большой. Такой, знаешь… абсолютный.
Лола видела, что он произнес это как будто бы нехотя. Но, как только он это произнес, глаза его сразу сверкнули – если и не жизнью еще, то все-таки дальним ее отсветом.
– Ты давно оттуда вернулся?
– Три месяца назад. Только что на работу вышел. Сначала в клинике восстанавливался, в Институте медико-биологических проблем, потом в Черногории – там спорткомплекс оказался хороший. Лола, – сказал он, – меня совсем не обязательно развлекать беседой. Я сейчас поеду, не буду тебе мешать.
– А я не развлекаю. Мне как-то… тревожно, вот я у тебя про космос и выспрашиваю.
Лола сначала сказала это и только потом поняла: она говорит ровно то, что чувствует. Это происходило уже не в первый раз: обращенными к нему словами она легко называла то, что наедине с собой было неуловимо даже в виде бессловесной мысли.
– Тогда пожалуйста, – улыбнулся Иван. – Что тебя интересует? Расскажу как на пресс-конференции.
– Не надо как на пресс-конференции! – Лола невольно улыбнулась тоже – таким тоном он это предложил. – Можно попроще. В первый раз ты летал?
– Во второй. В первый еще не на МКС, а на «Салют». Ты, скорее всего, не знаешь – была такая станция, ее затопили потом. Я на ней полгода провел.
– Почему – знаю. Раньше ведь все космосом интересовались и всех космонавтов знали в лицо и по именам. Тебе, наверное, обидно, что сейчас всем все равно? Ну, не всем, конечно, – спохватилась Лола.
– Не обидно, – пожал плечами Иван. – Я и сам удивляюсь, но мне не обидно. Хотя вообще-то… – Он помедлил, бросив на нее короткий взгляд, и сказал: – Вообще-то и не удивляюсь. Об этом не стоило бы говорить, потому что получается, будто я эфирный ангел, а это, мягко говоря, не соответствует действительности. Ну ладно! Просто я же с самого начала ни о чем… постороннем в связи с космосом не думал. Поэтому мне не обидно. Я хотел полететь и полетел. А престижно это, на чей-то взгляд, или не престижно, меня не беспокоит. Меня другое беспокоит…
– Что – другое? – тут же спросила Лола.
– Еще хочу, вот что!
Тут она не выдержала и расхохоталась. Его подавленность развеялась совершенно – так же, кстати, как ее тревога; глаза зажглись знакомыми яркими огоньками. Даже лицо как будто посмуглело – конечно, от того самого огня любопытства, который снова разгорелся у него внутри.
Ознакомительная версия.