— Ну, пойдем погуляем? — глянула она на часы.
На выходе в дверях они столкнулись с женщиной, лицо которой показалось Светлане знакомым. Но, не желая отвлекаться, та поспешила за всеми. А зря. Если бы она заставила себя напрячься и вспомнила, кто это был, кто знает, как бы все повернулось дальше…
Женщина же во все глаза рассматривала через стекло веселую компанию, делая свои выводы.
Был еще один человек, который видел и узнал и Анну, и Светлану. По странному стечению обстоятельств именно в это время и именно здесь праздновала свой пятый день рождения внучка Андрея Витальевича Хвостова.
— Спасибо, Анна, — две молодые женщины наблюдали, как дети весело катаются с горки. — И за слова, сказанные за столом. Я рада, что их слышал Олежка.
— Что слова? Вопросы, — ответила Анна. — Дети, к счастью, напрямую могут спросить о том, что их волнует. В отличие от взрослых. И ответить тоже могут. С возрастом это проходит.
— Тебе, наверное, непросто с Костей? — осторожно спросила Светлана, снова, перейдя на «ты». — Хотя я не вправе задавать такие вопросы. Прости.
— Что теперь говорить. Иногда мне кажется, что он самый добрый, внимательный, нежный человек в мире, а порой ловлю себя на мысли, что ему не дано понять все эти чувства, вот в чем беда Я устала, — неожиданно призналась она честно.
— Он все равно узнает об этой встрече. Может, мне самой ему позвонить?
— Не стоит. Ты же знаешь, он не любит выслушивать новости от других. Я сама ему обо всем расскажу сегодня, — совершенно спокойно ответила Анна. — Не волнуйся.
«И я знаю, чем это закончится, — отрешенно подумала она. — Но я сделала свой выбор. И в этом никто не виноват».
— Тебе пора, — сказала она, взглянув на часы. — Прощайся с Олегом. Мы подождем у машины.
— Спасибо, — Светлана неуверенно взглянула на Анну. — Можно я иногда буду тебе звонить?
— Можно, — улыбнулась Анна.
Совершенно неожиданно, взглянув друг на друга, они обнялись на прощание. Очень многое связывало их в этой жизни…
— Да, на восемь часов. Столик у окна в углу. Обязательно свечи. И еще, пожалуйста, закажите букет из самых свежих белых роз. Семь достаточно. Пусть доставят к девяти — не позже и не раньше.
Костя возвращался из аэропорта в прекрасном расположении духа. Два дня в Москве прошли на эмоциональном подъеме. Дела сделаны. Бумаги подписаны. С работой все более-менее стало утрясаться. Спасибо Николаю, специально прилетевшему в Москву.
И все-таки не это было главной причиной его хорошего настроения. Костя достал из нагрудного кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее. Кольцо, украшенное по периметру маленькими бриллиантами, сияло на солнце. Вчера, проезжая по Тверской, он попросил высадить его у одного из ювелирных магазинов, едва успев до закрытия. Николай увязался следом.
Крылову сразу понравилось это кольцо, хотя продавщицы советовали не спешить и посмотреть другие. Из-за бриллиантов его размер, к сожалению, изменить никак не удастся. Шутя, Костя с Николаем попросили одну из девушек его примерить, и Костя решил, что покупает.
Замочить покупку решили в ближайшем ресторане.
— Ну, поздравляю! — рассматривал кольцо Дербенев. — Думаю, я не ошибусь, что знаю, кому оно предназначено. Игра бриллиантов прибавляла настроения.
— Знаешь, — подтвердил его догадки Крылов, наблюдая за другом.
— Верка обрадуется! И когда? — задал он сам собой напрашивающийся вопрос. — Мы через десять дней в Таиланд летим, так вы уж дождитесь. Как-никак чувствуем свою причастность.
— Еще не знаю, Николай, — рассмеялся Костя. — А вдруг откажет?
— Аня? Да ты что! Зря, что ли, она терпела все твои выходки девять месяцев? Вера и та говорила, что давно бы тебя убила, — закрыл коробочку Дербенев и протянул Крылову. — Ее терпению и ожиданию надо отдать должное. Так что же тебя подтолкнуло к такому шагу? Зимой ты совсем другие слова говорил.
— Зимой я был другим человеком, — усмехнувшись, припомнил разговор Костя. — А сейчас… Я иногда чувствую себя таким счастливым, что боюсь поверить в то, что со мной происходит.
— Признаться честно, даже я сомневался, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова.
— Я, знаешь, о чем иногда думаю? — Костя спрятал коробочку в карман. — Помнишь, зимой в Киеве я встречался с Селиванами?
— Помню, — подтвердил Дербенев. — И что?
— Да Света тогда интересную фразу сказала. «Я хочу, чтобы ты почувствовал разницу», — повторил он слова женщины. — Она была права, это другое чувство. И разница — колоссальная.
Николай с интересом посмотрел на друга.
— Я рад за тебя, — просто ответил он. — Ну, давай выпьем за это дело?
— Выпьем, — согласился Крылов, поднимая рюмку.
— Будь счастлив!
«Так, — думал он. — С рестораном решил, с цветами тоже. Что еще? Дети будут с Сашей. Вроде порядок».
Костя захлопнул коробочку и, не переставая улыбаться, доехал до дома. До вечера он решил специально не встречаться с Аней. Лишь позвонил по телефону и, сославшись на занятость, пригласил ее вечером где-нибудь посидеть. Например, в «Вестфалии», недалеко от дома.
Анна поехала на своей машине. Она предполагала, во что выльется разговор и, чтобы не возвращаться домой на такси, взяла со стоянки «Volvo». Уже одно то, что Крылов не предложил за ней заехать, настораживало. Правда, голос был веселый, довольный.
«Наверное, — предположила она, — в Москве все прошло хорошо. Ну и слава Богу».
Дети играли в Катиной комнате и, казалось, уже забыли об утренней встрече в «Макдоналдсе». Но на самом деле это, конечно, было не так. Не зря ведь, когда возвращались домой, они устроили обычный детский спор, чья мама красивее. В конце концов Катя с Олегом дипломатично согласились, что их мамы самые красивые на свете. Но поведение мальчика неуловимо изменилось. Само упоминание слова «мама» придавало ему огромное чувство гордости.
«Единственное, что сможет меня спасти, это все рассказать первой, — грустно подводила итоги дня Анна. — И то не уверена».
Но при всем этом одно обстоятельство ее успокаивало. Впервые за последнее время она сама, без оглядки на Крылова, приняла решение.
Жизнь научила ее быть самостоятельной и в мыслях, и в поступках. Но после знакомства с Костей все исчезло. Последнее время она полностью зависела от него. Когда все шло хорошо, она об этом не задумывалась. Порой, когда было очень плохо, ее это мучило. Но сил сбросить с себя это обволакивающее счастливое покрывало, парализующее волю, не было. И не хотелось. Пугали тоска и одиночество прошлой жизни.
