Александр продолжал о чем-то рассказывать. Он снова подлил себе в бокал. Энджи заставила себя сосредоточиться и внимательно слушать то, что он говорил.
— А вы знаете, Вирджиния ведь была алкоголичкой.
— Да, — тихо проговорила Энджи, — я знаю.
— Это ведь я, наверное, ее до этого довел. — На глазах у Александра опять появились слезы.
Энджи посмотрела на него. Пожалуй, тут ей сказать было нечего.
— И никто, Энджи, никто в целом мире не знает обо… обо мне. Кроме вас. И Няни.
— Няни?!
— Да. Она все знала. И о моем браке, обо всем. Конечно, она все это понимала по-своему, в ее манере, крайне упрощенно. Но она никогда никому ничего не говорила и не скажет. Никогда. Она меня любит, а кроме того, она мне обещала, и обещала Вирджинии. Которую тоже очень любила. — Тут он почти вызывающе посмотрел на Энджи. — Вы знаете, она, Вирджиния, меня ведь и в самом деле любила.
— Я вам верю, — кивнула Энджи.
Он вздохнул:
— Было бы ужасно, Энджи, если бы кто-нибудь обо всем этом узнал. Ужасно. Я немного забеспокоился, когда начали появляться все эти сообщения в газетах. Знаете, Фред Прэгер грозился подать тогда в суд. Но я… в общем, мне в конечном счете удалось убедить его не делать этого.
— А мы все думали… нет, ничего. — Энджи была удивлена.
— Я знаю. Вы думали, будто мне неизвестно, что пишут в газетах. Разумеется, я знал. Я ведь не дурак. — Глаза его внезапно стали совсем другими: теперь взгляд их был настороженным, хитрым.
— Ну, Александр, никто ведь и не считал вас дураком. А… как вам удалось убедить Фреда?
— Я просто сказал ему, что могут стать известны некоторые вещи насчет Вирджинии. О которых я вынужден буду сказать. Если меня действительно начнут преследовать. И сказал ему, что буду чувствовать себя спокойно, только если Хартест окажется в полной безопасности.
— Ах, вот оно что. — Энджи опять почувствовала приступ тошноты. Господи, какой же он злой, порочный человек. Лучше бы уж он ничего ей больше вообще не рассказывал. Она заставила себя улыбнуться. — Ну, так или иначе, Александр, я ничего никому не скажу. Обещаю вам. Я и раньше не говорила. Даже Малышу.
— Правда? — Голос у него был какой-то бесстрастный, почти чужой.
— Правда. И никогда этого не сделаю.
Опять наступила очень-очень долгая пауза. Александр сидел молча и только неподвижно смотрел на нее. Энджи почувствовала, как у нее в душе нарастает паника. Она вдруг ощутила себя в ловушке, в кошмарной ловушке. Надо убираться отсюда. И поскорее. Внезапно она поняла, что давно уже протрезвела и вполне в состоянии сама вести машину.
— Александр, я должна ехать. Уже очень поздно. Можно мне от вас позвонить?
— Да. Конечно. Не могли бы вы только оказать мне вначале одну огромную услугу?
— Разумеется.
— Видите ли, я обещал заехать к Данбарам за Георгиной. Ее машина сломана. Что-то случилось с электрооборудованием. Это недалеко, всего пара миль отсюда. Но боюсь, я сегодня довольно много выпил, и мне не стоило бы садиться сейчас за руль.
— Конечно, я заеду. — Энджи испытала облегчение при одной мысли о том, что наконец-то уедет из этого дома. — Только, видите ли, у меня почти кончился бензин. Осталось только-только, чтобы добраться до дому. Можно мне съездить за Георгиной на вашей машине?
— Да, пожалуйста. — Похоже, он тоже почувствовал при ее словах облегчение. — Очень хорошая мысль. Машина стоит прямо перед домом. Старый «бентли». Он вам понравится. А я позвоню в «Ключи» и скажу, что вы выезжаете.
— Энджи, здравствуйте. Заходите. Какой приятный сюрприз. — Дверь ей открыла Катриона Данбар; Энджи приветливо улыбнулась ей, подумав про себя, какой некрасивой кажется Катриона и как могли бы исправить это впечатление другая прическа и немного косметики. И почему только некоторые женщины не хотят сами для себя палец о палец ударить?
— Я приехала за Георгиной и Джорджем. Надеюсь, я не слишком рано, но мне пора ехать домой, а Александр сегодня вечером выпил немного лишнего.
— Как мило с вашей стороны. Проходите. Георгина еще здесь, они там беседуют с Мартином.
Энджи прошла вслед за ней в гостиную; у комнаты был все тот же вид, свойственный загородным домам весьма состоятельных англичан, к которому Энджи давно уже привыкла, но которому не уставала постоянно поражаться: вид тщательно оберегаемой и культивируемой захудалости.
— Здравствуйте, Энджи, — встретила ее Георгина. — Вы хорошо себя чувствуете? Что-то вы очень бледная.
— Да, хорошо. Просто немного устала. Собирайся, Георгина, нам надо ехать.
— Мартин, — проговорила Катриона, — предложи Энджи что-нибудь выпить.
— Ой, нет, честное слово, — поспешила отказаться Энджи. — Мне еще возвращаться в «Ключи», а это довольно далеко.
Георгина усадила Джорджа на заднее сиденье «бентли», а сама устроилась рядом с Энджи.
— Очень рада вас видеть, — вежливо проговорила она, — но… почему вы здесь?
— Твой отец позвонил, попросил меня заехать. Он… хотел поговорить.
— Он мне ничего не сказал о том, что собирается вас пригласить.
— Н-ну… он был в каком-то странном настроении. Надеюсь, сейчас оно изменилось к лучшему.
— Хорошо, если так. Энджи, можно мне вас кое о чем спросить?
— Конечно.
— Похоже, вы единственный человек, который способен разговаривать с папой. И… как, на ваш взгляд, на него может подействовать, если бы я… захотела уехать из Хартеста и… пожить немного в Лондоне, вместе с Джорджем?
— А это как-нибудь связано с Джейком Джозефом?
— Мм… возможно.
— Думаю, что твой отец прекрасно это переживет. Знаешь, он далеко не такой слабый и беспомощный человек, каким притворяется.
— Энджи… спасибо вам огромное. И мне кажется, очень здорово, что у вас с Максом так все получилось. Честное слово.
— Приятно, что хоть кто-то этому рад, — рассмеялась Энджи.
Когда они подъехали, Александр поджидал их на ступенях лестницы. Он улыбался. Георгина чмокнула его и побежала вместе с Джорджем в дом.
— Увидимся на Рождество.
— Энджи, большущее вам спасибо, — произнес Александр. — Я звонил в «Ключи», разговаривал с няней. Сказал, что вы уже выехали.
— А Макса не было?
— Насколько я понимаю, нет.
— Ну ладно. — Вот негодник. Опять с кем-нибудь пьянствует. Только такого мужа ей не хватало. — И вам спасибо, Александр. За… хороший вечер. Звоните, если опять захочется поговорить.
— Обязательно. — Он поцеловал ее на прощание, на мгновение задержав на ней чрезвычайно пристальный взгляд; потом вдруг обнял ее и крепко прижал к себе. — Я вас прошу, Энджи, ехать очень осторожно. У вас усталый вид.
