class="p1">Он покупает мне рождественское украшение в виде чикагского флага и возвращается на рынок в Женеве, чтобы купить мне такой же футбольный мяч, который я ему подарила.
― Привет, любимая, ― говорит он с милой улыбкой, прежде чем задать мне вопрос, который он задает каждый день: ― Ты уже готова меня простить?
― Нет. ― Отвечаю я.
― Хорошо, ― говорит он, наклоняясь и целуя меня в щеку. ― Тогда я вернусь завтра.
И уходит.
И возвращается на следующий день.
Он не давит на меня и не пытается заставить меня простить его, кроме как задавая мне тот единственный вопрос и принеся мне всевозможные подарки, как будто это подношения божеству.
На его лице надежда, и мне кажется, что он затаивает дыхание в ожидании моего ответа. Когда я говорю ему «нет», он старается не выдать выражение своего лица.
Или он думает, что может постараться.
Я знаю его лицо, как свое собственное, и вижу его разочарование ясно, как день, в том, как его глаза теряют блеск, а улыбка больше не имеет того особенного сияния.
Каждый день я борюсь с почти непреодолимым желанием сдаться и сказать «да». Простить его. Чтобы жить дальше. Но, к счастью, мой разум каждый раз побеждает в этой битве, заставляя мое безвольное сердце вернуться к безопасности и уйти от прощения.
Этот коварный орган ― тот самый, из-за которого я попала в эту передрягу, и я больше не могу доверять ему в том, что он различает истину, как бы громко он ни звал меня к нему.
Как бы сильно я ни скучала по нему.
А я скучаю.
Это почти комично, как я чувствую себя потерянной без его ежечасного присутствия в моей жизни. Я даже не нахожу той радости в футболе теперь, когда не могу ежедневно тренироваться с ним или обсуждать, как проходят сезоны наших любимых команд.
Я любила играть в футбол всю свою жизнь, но за несколько месяцев он настолько сросся с Рисом, что мне трудно отделить их друг от друга.
Но суть в том, что он солгал о всей основе наших отношений. Как бы он ни был разочарован моим отказом простить его, ему некого винить, кроме себя.
И как бы тяжело я ни переживала этот разрыв, мне нужно научиться жить с этим, потому что назад пути нет.
Я не могу ослабить цепи своего недоверия и снова впустить его в свою жизнь, если я не уверена, что он не повернется и не причинит мне боль снова.
Поэтому я предпочитаю проводить время с друзьями и концентрироваться на занятиях.
Заметно, что на этих занятиях отсутствует Девлин, которого мы не видели с ночи победы в чемпионате.
Слухи ходили несколько дней, пока в конце концов не подтвердилось, что он отказался от участия в программе и переехал обратно в Англию. Его отъезд удивителен, но не нежелателен, особенно в моих глазах.
Я не хотела его больше видеть, и я получила свое желание.
Хотя я не могу не задаться вопросом, не послужило ли что-то или кто-то причиной его поспешного отъезда.
После занятий я вижу в коридоре Роуга, который разговаривает с несколькими людьми. И на секунду задумываюсь, знает ли он, почему Девлин решил бросить учебу, и не связано ли это с тем, что произошло между нами.
В конце концов, я решаю, что надо просто взять и спросить его.
Я направляюсь к нему, и его глаза скользят по мне, когда он замечает мое приближение. Он не прощается и даже не признает окончания разговора, а просто оставляет людей, с которыми разговаривал, и подходит ко мне.
― Все в порядке?
― О, эм, да, ― отвечаю я, взволнованная его пристальным вниманием ко мне. Я наполовину ожидала, что он отмахнется от меня. ― Я не хотела тебя прерывать.
― Это было неважно. ― Отвечает он, его лицо как всегда нейтрально. ― Что случилось?
Я не хожу вокруг да около.
― Он что-то сделал с Девлином?
Его черты остаются тщательно скрытыми, и, в отличие от Риса, я совсем не могу его прочитать.
― Рис?
― Да.
― Этот вопрос ты должна задать ему.
― Думаю, ты только что на него ответил. ― Говорю я, наблюдая за реакцией.
Он просто пожимает плечами и смотрит на меня, молчание между нами растягивается на долгие секунды.
Когда я понимаю, что он не собирается больше ничего добавлять, я разворачиваюсь, пробормотав «хорошо», и начинаю уходить.
Его голос заставляет меня остановиться, прежде чем я успеваю отойти слишком далеко.
― Когда ты собираешься его простить?
Я медленно поворачиваюсь к нему лицом.
― Я не собираюсь.
Он кивает и задумчиво смотрит вдаль. Я вижу, как поворачиваются колесики, когда он тщательно подбирает следующие слова.
― Мы с тобой уже были в таком положении вещей.
На моих губах появляется небольшая улыбка, первая за неделю.
― Что-то вроде этого, да.
― Ты помогла мне вернуть Беллами, когда никто не считал, что я ее заслуживаю. ― Уточняет он.
Настала моя очередь пожать плечами.
― Я знала, что ты к ней чувствуешь.
Он сокращает расстояние в два медленных шага.
― А я знаю, что он чувствует к тебе. ― Он говорит, глядя на меня пронзительными глазами. ― Он никогда не лгал тебе об этом.
― Ты просишь меня простить его?
― Я прошу тебя не исключать полностью возможность простить его.
― Это не так просто. ― Говорю я с грустью: ― Я больше не доверяю ему.
― Тогда позволь ему заслужить это доверие. Дай ему возможность показать тебе, что он чувствует.
Я сглотнула, чувствуя, как моя решимость снова начинает ослабевать.
Мое сердце было готово распахнуть дверь и принять Риса обратно, но голова оставалась непоколебимой.
Теперь я чувствую, как она чуть-чуть приоткрывается. Не настолько, чтобы впустить его, но достаточно, чтобы появилась надежда.
Это противоречит моей гордости, той части меня, которая умоляет не прощать его за то, как он меня предал.
― Я подумаю об этом. ― Соглашаюсь, прежде чем добавить: ― Спасибо.
Он кивает в знак признательности.
― Ты идешь домой?
― Нет, я пойду ненадолго в компьютерный класс. Мне нужно поработать над эссе по английской литературе.
― Хорошо, увидимся.
Он уходит прежде, чем я успеваю сказать что-то еще, оставляя меня в еще большем замешательстве, чем когда-либо.
По какой-то причине мне хочется верить словам Роуга, хотя я прекрасно знаю, что он
