отхватила богатый и справедливый срок, но шансы на свободу и спасение растрачивает с большим умом: не торопится и действует очень методично…
То же время
— Не пускают⁈ — заливисто смеётся Красов.
— Нет.
— Не принимают в свою банду, маленький писюша? — настаивает босс и пару раз похлопывает вернувшегося к нам не солоно хлебавши финика по крепкому рельефному плечу. — Не расстраивайся. Возможно, всё в скором времени пройдёт, и кто-то сменит жаркий гнев на сладенькую милость. Ты как?
Его слова, да Богу прямо в уши.
— Ой-ой! Родименький-миленький, не плачь. Саш, честное слово, очень тускло выглядишь. Как-то твоя покрытая броней фактура и фраерский фасон совсем не коррелируют с тем, что в сердце у кого-то происходит. Тебя, видимо, та банда отморозков, — шеф куда-то в сторону кивает, — безжалостно и со всей дури отдубасила ногами. Отбили почки, задев железными носками твои стальные яйца? Девчонки были беспощадны и не прислушивались к твоим жалобным стенаниям?
— Я в порядке, — обреченно выдыхает Фрол. — Вцепились бешеные стервы крепко. Отворачиваются. Смотри-смотри! Стоят горой. Держат оборону, словно враг на них свиньей идёт. Что у них в мозгах? Ведь взрослые же бабы. Пусть твоя только вот подгузники сняла, но эти. Юрьев, тебе, я так понимаю, всё равно или ты боишься, памятуя о недавнем? — промолчу, проигнорирую, пусть яд свой источает, раз рваная душа того желает. — Мелкому нельзя погладить даже спинку. Но парень — высший класс, Костя! — громко заявляет и тут же ложку дёгтя в бочку с мёдом добавляет. — Только чересчур мягкотелый и податливый. А это, согласись, вообще не красит мужика. Твой пока ещё единственный наследник — любимчик дам и вероятный подкаблучник. Юрьев, — теперь он снова обращается ко мне, — ничего не хочешь добавить или что-нибудь толковое в этом направлении сказать? Передать имеющийся опыт, например? Так и будешь молчать?
— Угу? — как будто даже расслабляюсь.
— Согласен, что ли?
С чем? Пожалуй, да, но всё же:
— Нет. Мне откуда о подобном знать? — открыто недоумевая, плечами пожимаю, одномоментно затягиваясь сучьей дозой никотина.
— Это будущий бабник. Славный и красивый мальчик для сильных, владеющих кнутом «совсем не мягких» девочек. Отец, — здоровым кулаком толкает Красова в плечо, — необходимо сей же час брать бразды правления в свои руки, иначе твоя лесная нимфа вырастит из сына одно сплошное недоразумение, шарахающееся от проблем, как мелкий чёрт от ладана. Он, между прочим, жалобно поскуливал и по-козьи поджимал копытца, когда служитель культа брызгал на него святой водицей. Боялся? Брезговал? Или что-то нехорошее о религиозном дяде знал?
— Думаешь, он одержим нечистым? — с чмокающим звуком вынимаю сигарету изо рта. — И сегодня был не тот, по твоему мнению, обряд?
— Типун тебе на всё, что двигается, Юрьев. Про бытовое бесоё. ство тебе, конечно, лучше знать, дурная контрразведка, — рявкает в ответ Фролов при этом странно косится на Олю. — Но я вообще-то о другом. Соблаговоли не возникать. Mon cher?
Я полагаю, недавней психовстряски финансовому воротиле не хватило.
— Босс, ты понимаешь, о чём он здесь стрекочет? — специально выставляю глупый взгляд и хлопаю ресницами, изображая недалёкое создание из семейства милых дам. — Я — нет!
— Понятия не имею, Ромыч, но писюша, как мне кажется, чем-то сильно раздосадован. Есть проблемы, Саша?
— Да! — вскрикивает тот, чем сразу привлекает к нам ненужное внимание со стороны уединившейся в своём розовом мирке компании из трёх прекрасных женщин и маленького сосунка, которого сейчас раскачивает Лёля.
Малыш визжит, активно крутится и сильно выгибает спинку, сучит дугообразными ножками, прикладывая пятками по Олиному животу, и хлопает руками, словно недоразвитыми крыльями, пытаясь вылететь из крепкого и тёплого гнезда.
— Вот хоть ты режь меня, но не поворачивается язык сказать, что Тимка весь в тебя, Костя. Однако, если восстановить по памяти лихой супружеский анамнез, то ты, шеф, слишком падок на золотое кольцевание. Берегись! Как бы он тебя свекром или дедом не сделал через восемнадцать полных лет, — шеф, кажется, желает выдохнуть о том, что старался и лично сына делал, но Сашка всё-таки идёт наперерез. — Не примазывайся с долбаными генами и жалкой родственностью, потому как сынишка на тебя ни капли не похож.
— Уверен?
— Совершенно. Мальчуган однозначно вышел в мать.
— Сашка, возьми слова назад, — наигранно порыкивает Костя. — А то, а то, а то…
— Бля, не пугай! — нахальничает Фрол. — Ром? — он снова поворачивается ко мне, при этом сильно скашивает взгляд, уродуя и без того кривую ряху смешной, слегка придурковатой, совсем не мужественной, а скорее, вымученной и довольно-таки убогой миной. — Ты младшего Красова, как мужика, как достойного соперника, совсем не воспринимаешь?
— Нет. Без обид, начальство, — с последним обращаюсь только к боссу, который на это лишь утвердительно кивает.
— А зря! — Фрол нахально задирает нос.
— Зря?
— Он лезет к Ольге в декольте, Юрьев, — теперь он глупо ябедничает, сдавая парня с потрохами. — Мнёт ей грудь и ни хрена не стесняется. Ни с одной из них он так не поступает! Даже мать его не интересует. Красов, без обид, но холодная стерва почему-то больше приглянулась пацану. Он с рук Ляльки не слезает. Вон, смотри!
«Вот это да!» — хотел бы я сказать. А ведь таких, как Сашка, можно запросто, особо не стараясь, вербовать, определяя на государственную ставку скользким, работающим на два фронта, неблагопристойным информатором.
— М? — лукаво щурю правый глаз. — Не вижу связи.
— А она смеётся! Значит, нравится.
— На здоровье, — пренебрежительно отмахиваюсь, а после стряхиваю в пепельницу сигарету.
— На здоровье? — теперь на два глубоких баса голосят ребята.
— Я, что, должен ревновать к мальчишке, которому нет еще и года?
— С этого всё и начинается, — теперь весьма глубокомысленно и чуть-чуть пространно заключает Фрол. — Дети, между прочим, очень быстро вырастают. Особенно, чужие. Красов, без обид?
— Я к этому уже привык, — смеётся босс. — Жги, Фрол, сегодня день, видать, такой.
— Такой?
— Святой!
— Короче, старички, наше дело будет однозначная труба. Я чувствую соперника. Кость, у него твои глаза.
— А говорил, что не похож, — тот громко хмыкает.
— И на этом всё! Мне очень жаль. Итак, сначала хорошее, детское, отношение, заглядывание к ней за пазуху, а потом…
— Тихо-тихо, — опять хохочет Красов. — Ты не цепляй моему сыну женщину, за которую Юрьев голову нам всем способен открутить, если раньше не забьёт ногами. Ишь как топочет, словно скачет. Ромка-Ромка…
— Звучишь, как мать! — слишком резко дёргаю плечами. — Это старость, да?
— Скорее, мудрость. Тем более что мне до суперженщины по имени Марго, как до Луны на недостроенной ракете, — отрезает босс. — Так что, Фролов? Девчонки тебя, видимо, некультурно или
