заканчиваю наряжаться, я пробегаю мимо всех людей, которых, кажется, стало вдвое больше, в поисках единственного человека, чья компания мне нужна.
Я замечаю Илая, стоящего снаружи на палубе с Лэном. Они отвернулись, уставившись на темную воду. Свет отражается на поверхности подобно переливам обманчивого цвета.
— Считай это моим извинением после того, что я сказал, — Лэн обнимает Илая за плечи.
Широкие плечи с бугрящимися мышцами, контуры которых я до сих пор могу разглядеть под голубой рубашкой.
— Я выбью тебе зубы, если ты не прекратишь меня провоцировать, Лэндон. Я серьезно.
— Эй, расслабься. Я не знал, что барби… — он замолкает, когда Илай отталкивает его руку.
— Ты не знал, что я что? — с улыбкой спрашиваю я, присоединяясь к ним.
— По-прежнему уделяешь время этой пустой трате пространства, — говорит Лэн. — Ты можешь найти себе гораздо лучший вариант.
— Как и Мия, — парирует Илай.
— Ерунда. Я — божий дар людям, и она благодарна, что у нее есть я.
Я засовываю палец в рот и притворяюсь, что меня сейчас вырвет.
— От твоего присутствия меня тошнит.
— Должно быть, у тебя что-то не в порядке с желудком.
Илай отталкивает его и обнимает меня за спину.
— Готова идти?
— И вырваться из этого облака нарциссизма? Абсолютно.
— Вот ты и попалась, барби! — кричит Лэн позади нас. — Ты забрала с собой все облако.
Илай свирепо смотрит на него, и я слышу, как он одними губами произносит:
— Я убью тебя.
— Нет, если она убьет тебя первой, кузен, — говорит Лэн.
Я смеюсь, но все равно корчу рожицу этому засранцу.
По дороге обратно я задремала, и мне кажется, что Илай прижал меня к своей груди, а я забралась к нему на колени, но это неточно.
В следующий момент, когда я открываю глаза, меня окружает знакомый запах.
Мягкий свет лампы освещает мое окружение в мельчайших деталях.
Мое сердце чуть не выскакивает, когда я понимаю, что нахожусь в объятиях Илая. Моя голова покоится на его обнаженной груди, рука обвита вокруг его талии, а его ладонь накрывает мою спину.
На мне розовая ночнушка, волосы распущены, и я, без сомнения, укрыта уродливым серым пуховым одеялом, прижимаясь к своему мужу.
В его постели.
У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на его сонное лицо, на острый подбородок и темные ресницы, опущенные на щеку.
Это так несправедливо. Почему он выглядит сексуально даже во сне?
Теперь я даже спать больше не хочу и предпочла бы смотреть на его лицо.
Мое обручальное кольцо сияет в мягком свете, и я улыбаюсь. Он не выключил прикроватную лампу, потому что знает, что я не могу спать в темноте, не так ли? Даже несмотря на то, что к тому времени, как он привез меня сюда, я уже уснула.
Я почти уверена, что проснулась через некоторое время после того, как он занес меня в дом, но ничего не помню.
Мое сердце сжимается и замирает, когда эта правда ударяет меня по лицу. Сколько еще мгновений я забуду? Сколько он сможет выдержать, прежде чем поймет, что я не стою таких хлопот?
Я мысленно прогоняю эти гнетущие мысли и крепче обнимаю его, надеясь — нет, молясь — что не разбужу его своими кошмарами в нашу первую ночь вместе.
Мое решение — не спать.
И мне удается сделать это в течение двадцати минут, но ровное, безопасное биение его сердца погружает меня в самый глубокий, самый беспробудный сон в моей жизни.
Ава
— Со мной что-то не так.
Слова срываются с моих губ затравленным шепотом. Наверное, потому, что я никогда не хотела произносить их вслух, не говоря уже о том, чтобы признаться в них другому человеку.
Этот человек — мой психотерапевт.
Мой новый психотерапевт.
Тот, кто сменил другого психотерапевта, судьба которого в лучшем случае неизвестна, а в худшем — находится в руках моего мужа.
Доктор Блейн — чернокожая женщина средних лет со стрижкой «пикси», в элегантном повседневном брючном костюме и изящных серьгах-гвоздиках с бриллиантами.
Ее удивило мое появление в ее офисе на Грейт-Портленд-стрит главным образом потому, что для записи на прием я использовала вымышленное имя.
Когда я ранее пыталась это сделать, мне отказывали, если я не упоминала, что меня будет сопровождать мой законный опекун. Он же мой муж.
Так что мне пришлось проявить изобретательность.
Если Блейн это и не нравится, она не показывает этого своим нейтральным выражением лица, которое могло бы принадлежать монахам, медитирующим в далеких горах.
Она пристально смотрит на меня, когда я устраиваюсь в кресле напротив нее.
— В соответствии с нашим планом лечения я не могу разговаривать с вами в отсутствие вашего опекуна, если только он не даст на это разрешение, миссис Кинг. Мой помощник назначит вам другую встречу…
— Потому что я сумасшедшая?
— Потому что этого требует закон.
Я прикусываю нижнюю губу, а затем отпускаю ее, пока не пошла кровь.
— Тогда скажите, что я могу сделать сама? Могу ли я открыть счет в банке без его присутствия? Купить билет на самолет? Забронировать номер в отеле?
— Я уверена, вы можете обсудить это со своим мужем.
Я качаю головой, но ничего не говорю.
Последние две недели мы погрузились в этот пузырь, который я создала для нас обоих. Илай приказал перенести мои вещи в его комнату на следующее утро после вечеринки. Он даже позволил мне переделать интерьер и превратить его в странное, но почему-то прекрасное сочетание розового и серого.
Хотя и ворчит по поводу пушистых тапочек, о которые постоянно спотыкается, и домашнего халата на его стуле. И полотенца на полу.
Он — безнадежная попытка организованности. Хотя и называет меня хаосом в розовой обертке, невротически собирая мои вещи и раскладывая их по местам.
С того первого раза он больше никогда не трахал меня одетым. Ни разу. И он всегда выбирает позы, в которых мы находимся лицом друг к другу, даже если привязывает меня к изголовью кровати.
Он все еще смотрит на меня.
И все еще ругается, глядя на меня.
Мне нравится думать, что с каждым прикосновением я все глубже вырезаю себя внутри него.
С каждым совместным принятием ванны и с каждым массажем, который он мне делает. Клянусь, его руки расслабляют лучше, чем у профессионалов.
Последние две недели были как во сне. Мы съездили в Париж на три дня. Ладно, это была деловая поездка, но он не
