чтобы остаться, дядя. Так что либо ты принимаешь это и прекрасных внуков, которых мы тебе подарим, либо загоняешь себя в раннюю могилу из-за проблем с сердцем.
— Внуков, Коул, — дядя Эйден по-волчьи ухмыляется. — К твоему сведению, это будут наши общие внуки.
— Их будет много, — говорит Илай, поглаживая меня по талии. — Моя Ава хочет как минимум троих.
— Этот мелкий… — папа набрасывается на Илая, или мне кажется, что набрасывается, потому что я отключаюсь.
Мир превращается в гудящий хаос. Мое сердце бешено колотится, а воздух не поступает в легкие.
Нежное прикосновение пальца к моему горлу возвращает меня в настоящее. Илай, дядя Эйден и папа пристально смотрят на меня.
— Ты в порядке? — спрашивает мой муж, нахмурив брови.
Я растягиваю свои дрожащие губы в улыбке.
— Да. Хотя мне не помешало бы присесть.
Он подводит меня к скамейке и опускается передо мной на колени, затем передает бутылку воды.
Пока я делаю глоток, его пальцы поглаживают мое колено поверх платья.
— Тебе нужно принять таблетки?
Я киваю и начинаю доставать их дрожащей рукой. Он поглаживает мою ладонь, останавливая мои движения, а затем достает пузырек и протягивает мне две таблетки.
Я беру их и снимаю очки, позволяя им упасть мне на колени.
Через некоторое время мое сердцебиение замедляется до нормального, хотя пальцы вцепились в бутылку с водой мертвой хваткой.
— Лучше? — спрашивает он, касаясь пальцами моего пульса и щеки.
Я киваю.
— Мы сказали что-то не то? Что тебя встревожило?
Я качаю головой, отказываясь признавать обреченную реальность, ожидающую меня.
— Детка, — говорит он твердым голосом. — Ты должна сказать мне, чтобы в дальнейшем я мог избежать потенциальной опасности.
— Для меня все представляет потенциальную опасность.
— Тогда я уничтожу все.
— Не будь таким милым. Я этого не вынесу.
— Я кто угодно, только не милый. Я — опасность.
— Верно, — я глажу его по щеке. — Мы можем поехать домой? Я хочу немного позлить Сэм.
— Может, хочешь позже сходить на шоу в Вест-Энде?
— Тебе даже театр не нравится.
— Но тебе нравится.
И чтобы подбодрить меня, он готов смотреть то, что ему не нравится.
Это несправедливо. Я хочу вернуть холодного Илая.
— Вероятно, мы не сможем достать хорошие билеты так поздно.
— Я могу достать любые билеты, какие ты захочешь. Вплоть до встречи с актерами за кулисами для объятий и фотографий. Нет. Только фотографии. Никаких объятий.
Я улыбаюсь, но качаю головой.
— Я не в настроении.
— Что такое, Ава? Это связано с твоим визитом к доктору Блейн?
— Откуда ты знаешь? Я взяла такси… Она тебе сказала? Подожди… Ты следил за мной.
Это не вопрос, а утверждение.
С тех пор, как я очнулась в больнице, мне часто казалось, что за мной следят, но я обманывала себя, думая, что это паранойя.
— Зачем? — тихо спрашиваю я, безвольно опуская руки по обе стороны от себя.
— Я должен, — его замкнутая холодность проглядывает сквозь меня, и я ненавижу себя за то, что так быстро пожелала вернуть ее обратно.
— Хорошо…
— Ава…
— Я понимаю, — говорю я со сдерживаемой горечью. — Ты боишься, что я впаду в состояние фуги и выеду прямо на полосу встречного движения или спрыгну со здания. Поэтому тебе нужно убедиться, что ты знаешь мое местоположение, чтобы предотвратить это.
— Господи, это не…
— Ты прав. Я могла бы это сделать, и хуже всего то, что я даже не осознаю это. Как те два года, которые я полностью забыла. Я бомба замедленного действия, Илай, и мы оба это знаем.
— Ерунда. Ты в полном порядке, — он прищуривается. — Что тебе сказала доктор Блейн?
— Ничего. Она сказала, что не может говорить со мной без твоего присутствия.
— И тебе это не нравится. Не нравится то, что у меня есть какая-либо власть над тобой.
— Никому не нравится быть марионеткой, меньше всего мне. Но если не ты, то это должен быть папа. Если не папа, то мама. Если не мама, то кто-то другой должен позаботиться о том, чтобы я не облажалась. Сегодня я поняла, что никогда не буду самостоятельной, поэтому я бы хотела съесть ведерко сахарной ваты и посмотреть романтические сериалы, прошу тебя.
— Нет.
— Нет?
Илай берет меня за руку.
— У меня есть идея получше.
Илай
Я теряю ее.
Снова.
Она ускользает у меня между пальцев.
Снова.
Ее присутствие уменьшается.
Снова, блять.
И все же я хватаюсь за обрывки ее сознания, за моменты ее присутствия и борюсь с реальностью ее предстоящего падения.
— Это то самое место? — Ава проходит в середину гостиной. — Остров твоей бабушки?
Мой взгляд следит за ее движениями — взмах ее винтажного платья, стук ее белых каблуков. Прикосновение ее пальцев в перчатках к спинке дивана, прежде чем она озорно ухмыляется.
— Мне всегда было интересно, как он выглядит. Я даже не думала, что он будет таким огромным и красивым. Твоя бабушка — счастливая женщина.
— Тебе нравится?
— Ага.
— Он твой.
— Ч-что?
— Остров твой. Он записан на имя моей бабушки, и она сказала, что отдаст его мне, учитывая, что я ее любимый внук.
— И ты просто так отдашь его мне?
— Если хочешь.
Она разворачивается и смотрит на меня, склонив голову набок.
— Ты дашь мне все, что я захочу?
— В пределах разумного.
— Что для тебя неразумно?
— Ты не можешь иметь другого мужчину, водить машину или просить развода.
— Вот блин. А я-то думала, что смогу найти любовника и уехать с ним в закат на кабриолете.
Я прищуриваюсь.
— Нет, если только ты не хочешь запачкать его кровью свои руки.
— Расслабься, я пошутила, — она ходит по комнате, разглядывая мебель и различные картины в стиле импрессионизма, которые мама и бабушка собирали на протяжении многих лет.
Некоторые из них принадлежат Брэну и Глин. Отвратительная скульптура дьявола — творение Лэна. Я делаю мысленную пометку разбить ее вдребезги, прежде чем мы уедем.
Я прислоняюсь к стене, скрестив руки и лодыжки, наблюдая и просчитывая каждое движение моей жены.
Не обращая внимания на мое невротическое внимание, она ходит вокруг, издавая охи и ахи в адрес некоторых предметов интерьера и делает несколько фотографий.
— Ты провел здесь много времени?
— Да. В основном в детстве с бабушкой и дедушкой. Иногда с родителями.
Она улыбается.
— Держу пари, у тебя осталось много прекрасных воспоминаний.
— Возможно.
Ее ярко-голубые глаза устремляются в мою сторону.
— Ты не уверен? Что-то испортило эти воспоминания?
— Не совсем. Просто я не воспринимаю человеческие эмоции так, как
