— Обдумай все и взвесь хорошенько, прежде чем действовать. — Вуди направилась к двери. — Меня здесь не было, так что я ничего о тебе не знаю. Это на всякий случай. Я пошла на завтрак. Удачи тебе, детка.
И она вышла.
Элисон бросилась на кровать и взглянула в окно: Вуди тяжело ковыляла вниз по лестнице отеля.
— Доброе утро, Зекери! Здравствуйте, молодой человек, — и Вуди плюхнулась на лавку рядом с полицейским.
— Не возражаете, если я возьму немного кипятка? — спросила она приветливо.
Томасон, поздоровавшись, пододвинул к ней поближе горячий чайник, а потом опять обратился к Зекери.
— Прекрасно, что вы в состоянии все объяснить, но три человека, подумайте только — три человека! — мистер Кросс, погибли. Мать, отец и опекунша ребенка. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему мы хотим убедиться, что малыш в надежных руках?
— Он — не отец, он пытался найти отца ребенка, с автоматом Узи в руках. Запутанное дело, связанное с деньгами наркомафии. Он ездил на сером седане. Я оставил эту машину в деревне. Если посланный вами человек все еще в Сан-Руисе, попросите его разузнать, кому принадлежит автомобиль. Отец ребенка — какой-то парень по имени Руфино. У нас есть свидетельство о рождении, которое доказывает это.
Капитан Томасон внимательно слушал, делая пометки в своем блокноте.
— Я был бы счастлив взять ваши показания, как только мисс Шрив будет готова, — сказал он спокойно.
Их разговор был прерван улыбающимся поваром, который в соответствии с распорядком дня, ровно в 6 часов издал хриплый крик: «Завтрак!», гремя тарелками, наполненными яичницей и беконом. Появились Джордж, ковбой, чета Миллеров, полковник Шарп, голодные, шумные, не проявляющие особого интереса к присутствующему среди них полицейскому офицеру. Они болтали между собой, рассаживаясь за стол. После обмена приветствиями и парой добродушных шуток все занялись важным делом — завариванием растворимого кофе и укрощением своего разыгравшегося аппетита.
Вуди, тщательно ковыряя вилкой свою порцию, избегала вопросительных взглядов Зекери.
— Не хотите ли позавтракать с нами, капитан? — она, мило улыбаясь, протянула Томасону тарелку, вилку и нож с пустующего рядом места Элисон за столом и передала блюдо с беконом.
Зекери насторожился, что-то здесь неладно. Язвительная Вуди, по-видимому, подшучивала над молодым офицером. У Тома Райдера был контракт с отелем, по которому отель был обязан кормить его, Ив Келси и восьмерых волонтеров. Десять персон, ни больше ни меньше. А Вуди отдала полицейскому прибор Элисон. Зекери взглянул на окно. Ставни были плотно закрыты. Оказывается, Вуди сигнализировала ему, что Элисон не спустится к завтраку.
Зекери автоматически резал и глотал яичницу, передал блюдо капитану, посмотрел, как тот налил себе вторую чашку кофе, добавил ему в кофе молока и положил побольше сахара. Что она сейчас делала? Почему не спустилась к завтраку? Почему из ее окна не доносилось никаких звуков? Может быть, Адам проснулся, и Элисон не может отойти от него? Неужели она слышала заявление капитана о том, что он собирается отдать ребенка под опеку? Зекери заставил себя улыбнуться Вуди через стол и спросил ее весело:
— А вы с Элисон не собирались сегодня утром немного прогуляться?
— Нет, мы, конечно, рано проснулись, но не настолько рано, — ответила она любезным тоном.
— А что, хотелось выспаться?
— Да, я считаю, нам осталось всего два дня пребывания здесь, а потом мы должны уехать…
Она слегка сделала ударение на слове «уехать». О черт! Он, конечно, не мог представить всего разговора, но Вуди дала ему понять, что Элисон собралась уехать. Значит, она знала о намерении капитана забрать ребенка под опеку.
Его мозг бешено работал, чтобы просчитать все варианты. Ее побег был вдвойне опасен. Официально ей еще не предъявляли требования отдать ребенка, и поэтому ее поступок выглядел, как признание своей вины. Проклятье! И где она собиралась спрятаться, чтобы власти не нашли ее? И как она убежала? Не вызывала же она такси! Белая женщина в латиноамериканской стране, да еще такая красивая, не может исчезнуть бесследно.
Может быть, ему следовало бы попробовать остановить ее, заставив выслушать свои доводы? А какие, собственно, доводы? Отдать Томасону ребенка в опеку и ждать, пока старец вернется из своего путешествия, которое может продлиться несколько недель, а то и месяцев? И потом, можно ли быть уверенным, что Жорже Каюм не нарушит своего слова и подтвердит их показания? Можно ли верить Белизским властям, которые вроде бы согласны удовлетвориться честным словом старого гватемальского индейца, живущего в грязной хижине, черт знает в какой глуши, и который будто бы имеет право и власть отдать американской женщине осиротевшего ребенка?
Нет, это не доводы для нее, а, по правде говоря, и для него тоже. Опасно вмешиваться в ее жизнь и решения. Если она потеряет ребенка, она обвинит в этом его, Зекери, но если он поможет ей скрыться, он станет соучастником. И где здесь можно спрятаться? Он опять подумал о тщетности ее поступка. У нее нет возможности бежать из Белиза с ребенком на руках, она не сможет выбраться отсюда. И наверняка она знает об этом.
Он заставил себя успокоиться. У него что-то разыгралось воображение. Скорее всего она сейчас нянчится с Адамом. Зекери взглянул на Вуди, которая пристально наблюдала за ним.
Во двор спустилась Ив Келси с вызывающим выражением лица. Она присоединилась к завтракающим, усевшись рядом с Зекери Кроссом. Капитан Томасон допил кофе.
— А теперь я хотел бы увидеть мисс Элисон Шрив, — сказал он вежливо.
Вуди смиренно опустила глаза и закусила губу с озабоченным видом.
Ив быстро обшарила взглядом все столики, пробежалась по лицам.
— Где она? — спросила Ив, глядя поочередно на Зекери и Вуди. — Спит в номере?
На ее вопрос последовало тяжелое молчание. Томасон поспешно встал, за ним Зекери. В это время во двор вбежал мертвенно-бледный Том Райдер, который, казалось, лишился дара речи от охватившего его волнения.
— Прошу всех оставаться на своих местах, — обратился он, наконец, к группе, стараясь сохранить самообладание.
— Капитан Томасон, — он схватил полицейского за руку. — Мне необходимо срочно переговорить с вами. И с вами, Кросс, тоже.
Группа потрясенно молчала, видя всегда невозмутимого Тома Райдера в таком расстройстве. Случилось что-то серьезное. За столом началось тихое шушуканье и взволнованное перешептыванье.
Через несколько секунд в тесном помещении бывшего склада, переоборудованного теперь в полевую лабораторию, Райдер, пытаясь сохранить остатки хладнокровия, показал им коробку из твердого картона, обшитую холстом. Она была пуста.