Брайан предложил включить ночник, чтобы отогнать плохие сны, которые непременно должны были появиться этой ночью. Но она не стала включать свет и заснула легко, и не удивилась, когда проснулась утром после ночи без всяких сновидений в первый раз за несколько недель.
Штат Вашингтон
Ближайшее место для парковки автомобиля Клэр смогла найти в трех кварталах от Марвин-центра. На тротуаре были лужи, и она шла осторожно, сверяясь с часами чуть не каждую минуту. Она была расстроена тем, что опоздает к началу выступления Джона.
Она совершенно забыла об этом симпозиуме в Университете Джорджа Вашингтона. Она позвонила Джону за день до этого, чтобы спросить, не смогла бы она работать в фонде неполный рабочий день – и с этим предложением Джон с готовностью согласился. Он поблагодарил ее за ее советы относительно итоговой конференции, сказав, что собирается воспользоваться многими. Во время их разговора он упомянул о симпозиуме, совершенно случайно, но для нее это было, как будто на нее наехал поезд. Предполагалось, что их с Джоном выступление будет основным на церемонии открытия. Это было определено за много месяцев до этого. Джон собирался делать доклад один. Она почувствовала себя предательницей. Они всегда говорили как одна команда. Как он собирается вытянуть все это в одиночестве?
– Мне так жаль, Джон. Я совершенно об этом забыла, а ты даже ничего не сказал о…
– Никаких проблем, – сказал он, стараясь показать, что он гораздо менее этим озабочен, чем ей кажется.
У нее не было четкого решения прийти на выступление Джона, но этим утром, когда она сидела на кухне у Рэнди после того, как он ушел на работу, Клэр поняла, что именно этого она жаждет больше всего на свете. Она проснулась с мыслями о Джоне после разговоров о нем с Рэнди прошлую ночь. Ее не оставляла уверенность, что со стороны Рэнди это был намеренный поступок. Он не хотел обладать ею нечестным путем. Он хотел, чтобы она все продумала относительно Джона, и выбрала сама. Рэнди не понимал, что дело было совсем не в ее выборе.
Обычно поездка из Маклина до университета занимала около двадцати минут, но дорожная авария на шоссе затормозила скорость движения до скорости улитки. По программе Джону нужно было говорить речь в девять, и было уже девять пятнадцать, когда она прошла через главный вход Марвин-центра. Она была в коридоре перед аудиторией. Три женщины – одна блондинка и две брюнетки – сидели за длинным столом, покрытым прозрачной пластмассой, на котором была дюжина карточек с именами участников и приглашенных на конференцию, которые еще не разобрали.
Клэр остановилась в нерешительности в нескольких футах от стола, покачивая зонтиком. Женщина посмотрела на нее выжидающе. Как же она попадает вовнутрь? Она не была участницей конференции. Не была даже приглашенной. Такого затруднительного положения ей не доводилось раньше испытывать.
Она посмотрела на двойные двери аудитории и шагнула в направлении женщин.
– Меня нет в списках, но мне бы хотелось услышать приветственную речь, – сказала она, расстегивая свой плащ. В коридоре было тепло.
Блондинка в центре стола покачала головой.
– Мне жаль. Но вы не можете войти без пригласительного билета.
– Всего на полчаса? Я не могу остаться на другие выступления.
Женщина была неумолима. Она покачала головой.
– Простите.
Послышался взрыв смеха из аудитории сквозь щели двойных дверей. Джон, без сомнения, был на высоте, произнося свою речь.
– Мой муж говорит приветственную речь, – сказала Клэр. – Мне бы хотелось просто послушать его, а потом я уйду, хорошо?
У одной из темноволосых женщин перехватило дыхание.
– Вы – Клэр Харти-Матиас! – воскликнула она. Клэр улыбнулась.
– Верно.
Блондинка поднялась и протянула Клэр руку, неожиданно смягчаясь.
– О, извините, – сказала она. – Я не знала. Пожалуйста, входите.
Клэр кивнула в знак благодарности и прошла мимо стола к дверям аудитории.
Аудитория была почти заполнена. У стен в ряд стояли инвалидные коляски, некоторые из них заняты, другие сложены, в ожидании своих владельцев, которые сидели в креслах в зале.
Симпозиум был нацелен на людей с ограниченной возможностью передвижения и членов их семей, и быстрый осмотр помещения показал ей, что аудитория не ограничилась людьми только с травмами позвоночника. Она заметила белые гипсовые повязки, а на двух больших телемониторах, которые висели над аудиторией, молодая женщина-сурдопереводчик передавала те слова, которые говорил Джон со сцены.
В задних рядах аудитории было несколько свободных мест, и Клэр проскользнула к одному из них. Джон никогда не узнает, что она тут. Хорошо.
Он сидел в своей инвалидной коляске на широкой пустой сцене. Перед ним не было ничего, что отделяло бы его от аудитории. Никаких записей. Он никогда ими не пользовался. Единственный его помощник – микрофон, который он держал в руке.
На нем была розовая рубашка, которую она не видела прежде, серые брюки и серый твидовый спортивного покроя пиджак. Галстука не было. Даже с этого расстояния она могла заметить, что он похудел. Держался спокойно, как всегда перед аудиторией.
Он был в порядке. Более, чем в порядке. В своей стихии. Она оглядела аудиторию. Все глаза были устремлены на красивого мужчину впереди. Они были с ним, кивая и улыбаясь. Хотя он был один на сцене, он не смотрелся потерянным. И прекрасно владел аудиторией.
Она пропустила большую часть его выступления, но знала, о чем он говорил. Как всегда, о различных аспектах жизни людей с ограниченными возможностями передвижения и о тех, кто живет рядом с ними. Обычно они с Клэр подыгрывали друг другу, выступая в слаженном тандеме.
Вероятно, он опишет катастрофу, которая отняла у него семью и сделала инвалидом в юности. Он будет говорить о потери своей индивидуальности в подростковом возрасте, поскольку, начнем с того, сила воли у него была не такой уж крепкой. И он будет говорить о Клэр. Впрочем, станет ли он это делать, ведь сегодня ее не было рядом на сцене? И в его жизни тоже. И как бы он поступил, если б узнал, что она сидит в этой аудитории?
Ей не пришлось долго гадать.
– Часто вы слышите, как инвалид говорит, что другой человек или какое-либо событие послужило для него своего рода катализатором, – говорил Джон. – Кто-то или что-то перевернуло его, поставило на путь обновления. Для меня это была моя жена Клэр, которая вытащила меня из моря жалости к себе и заставила посмотреть на то, что я мог делать, вместо того, чтобы сожалеть о том, чего я делать не мог.
Клэр много раз до этого слышала подобные слова, но в этот раз впервые у нее на глазах навернулись слезы.
