Клэр много раз до этого слышала подобные слова, но в этот раз впервые у нее на глазах навернулись слезы.
– Но вы можете любить кого-то слишком сильно, – неожиданно сказал Джон, и Клэр наклонилась вперед на своем месте. Она никогда не слышала, чтобы он произносил это в своих предыдущих лекциях. Она вообще никогда не слышала, чтобы он говорит такое. – Конечно, это правильно, ведь мы любим независимо от того, обладает ли человек физическими недостатками или нет, – говорил Джон. – Но если вы любите человека, который требует специальной заботы! Любя, вы хотите сделать для него все, что можете. Он и так настрадался, и вы хотите сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить его от других страданий.
В аудитории одобрительно закивали головами, а Клэр не понимала, куда же все это приведет.
– Те, у кого нет физических недостатков, знают, о чем я говорю, не так ли? Вы смотрите, как человек, которого вы любите, с трудом преодолевает комнату, чтобы выключить телевизор. Что хочется сделать? Подойти к телевизору за секунду, в то время как у него уходит на это десять минут. Вы думаете о времени и энергии, которую вы можете сберечь для них. Но тут ваша ошибка. Если вы всегда помогаете им, они никогда не научатся делать этого сами и никогда не почувствуют гордость и удовлетворение от того, что способны сделать это сами. И они никогда не узнают, как это делается, и не смогут позаботиться о себе, если вас не будет поблизости. Однако есть еще кое-что, что не связано с помощью в физическом плане. Вы стараетесь защитить их от эмоциональной боли тоже. Мы не хотим, чтобы те, кого мы любим, чувствовали больше боли, чем им уже пришлось почувствовать. Ведь они и так уже настрадались! Но эта боль нужна нам, чтобы вырасти в собственных глазах.
Джон сам наклонился вперед, как будто хотел выйти к слушателям.
– Дайте им почувствовать эту боль. – От страсти в его голосе у Клэр по рукам побежали мурашки. – Дайте нам эту боль. Дайте возможность вырасти как личностям. – Он шумно выдохнул. – Я могу поспорить, что и вы так поступаете, не правда ли? Стараетесь защитить тех, кого вы любите, от страданий? Я бы мог поспорить, что эта аудитория сейчас полна высококвалифицированными, опытными и чрезвычайно усердными сиделками. Иногда мы так хорошо заботимся друг о друге, что не замечаем, как наносим друг другу вред в процессе этого.
Он задел слушателей за живое – Клэр ясно видела это. Они загудели и закивали, и стали обращаться друг к другу. Прямо перед ней мужчина обнял женщину рядом с собой и ласково положил ее голову себе на плечо. Сурдопереводчик на мониторе, передающий речь знаками, приняла горько-слащавое выражение лица, когда опустила руки.
Джон сейчас подводил итог сказанному, но Клэр больше не слушала. Она почувствовала переполнявшее ее желание прикоснуться к нему, и уже подумала о том, чтобы выйти из зала вперед, когда он закончит, и поздравить его, положить руку ему на плечо. Возможно, она могла бы позвонить Рэнди и отменить свои планы встретиться с ним за обедом, а потом остаться тут и помочь в проведении симпозиума.
Но она не сделала ничего. Она смотрела на аплодирующую публику, которая ринулась к сцене. У нее больше не было прав на Джона. Кроме всего прочего, по-видимому, он больше не нуждался в ней. Это прекрасно, не так ли? Почему же ей так плохо?
Ей хотелось повернуть время вспять. Ей хотелось вернуться в ту снежную бурю в январе, остаться на ночь в отеле и не встречаться с Марго, не знакомиться с Рэнди. Она хотела освободиться от мучений своих воспоминаний, и она хотела остаться с этим умным, мягкосердечным мужчиной на сцене. Ей хотелось бы, чтобы он был тем, кто поможет ей пройти через эти последние два месяца.
Слезы наполнили ее глаза, когда она быстро выскользнула через толпу в направлении выхода. Она прошла несколько кварталов до машины под легким дождем, даже не потрудившись открыть зонт. Уже в машине она включила двигатель, дрожа, пока ждала, когда тепло заполнит салон.
Она высморкалась, коснулась тушью глаз, смотрясь в зеркало заднего вида. Она подумала, что ей нужно поехать в ресторан. Она проведет день с Рэнди, с человеком, который любит ее не настолько, чтобы оберегать ее от собственной боли.
Сиэтл
Старла Гарвей. Это было имя вашингтонского адвоката, который отбирал пострадавших для слушанья на Капитолийском холме по законопроекту помощи взрослым, пострадавшим от физического насилия в детском возрасте. Ее задачей было отобрать нескольких женщин и пару мужчин, чьи истории были убедительны, и подготовить их для дачи показаний перед комиссией сената, возглавляемой сенатором Зэдом Паттерсоном.
Старла. Имя не располагало к откровенностям, и Ванесса поборола чувство опасения, когда звонила этой женщине по телефону из своего кабинета. Ее соединили с адвокатом на удивленье легко, но на другом конце линии Старла Гарвей была в напряжении и явно торопилась. Ванесса быстро приступила к цели своего звонка: она хочет дать показания о том, как повлияло надругательство над ней в детстве на ее жизнь в подростковом возрасте. Она также может говорить с точки зрения профессионала, предложила она, предлагая эпизоды из историй болезней детей, с которыми она работала в программе помощи подросткам. Мисс Гарвей прервала ее.
– Слишком поздно, – сказала она с небольшим южным акцентом. – Я уже отобрала свидетелей.
– Но у вас только одна свидетельница, которая сфокусирует внимание окружающих на том, как ее травма повлияла на нее в подростковом возрасте.
– Правильно, но для комитета это – не главное.
– Но может стать главным, если в сенате услышат что-нибудь, что поразит их слух. Пожалуйста. Позвольте мне встретиться с вами.
На конце телефонной линии Старлы раздался вздох и шелест бумаг.
– Ничего не обещаю, – сказала она. – Я встречусь с вами, но вы должны быть готовы к тому, что в конце концов в вас не будет необходимости. Вы можете приехать в этот вторник в десять часов? Слушанье будет в среду, поэтому времени у нас не так уж много.
– Я буду там, – сказала Ванесса и повесила трубку, изумляясь тому, что она просила кого-то позволить ей сделать то, чего она меньше всего хотела бы делать.
Она встретилась с Брайаном в тот вечер за обедом в ресторане в нижней части города. Когда она приехала, он уже сидел за угловым столиком, перекладывая из руки в руку бокал. Он провел день, играя в теннис, и его волосы были мокрыми от душа, а щеки – раскрасневшиеся от игры.
Она рассказала о своем звонке Старле Гарвей, и он слушал очень внимательно.
– Господи, это так скоро, – сказал он, облекая в слова то, о чем она думала весь день.
