глазки открой, — руки, словно при Паркинсоне трясутся.
Не могу сказать, сколько минут прошло к тому времени, когда она открыла глаза. В них пустота и испуг. Её страхи меня заразили, до чертиков страшно от того, что она может снова забыть. Всё забыть.
— Маленькая, где болит? — в ответ она только глазами хлопает, моргает всё чаще, в уголках глаз слёзы начинают собираться. Взгляд потерянный.
Илья врачей уже вызвал, а я не знаю, как ей помочь? Чтоб не навредить. Голова, позвоночник. Кладу руку на живот, вроде бы не твердый. Или я не воспринимаю реальность. Когда беда касается родных и любимых, сложно мыслить трезво.
— Малыш, ты меня помнишь? — не удерживаюсь от вопроса, когда в глазах Ии вижу леденящий душу испуг, он острее всего, что ранее в них видел. Она молчит, убивая меня, — А себя? Ты Ия, — несу полную чушь, ощущаю, что тону в эмоциях.
Детка кивает слегка. Слёзы течь начинают.
— Я случайно, — шепчет, — В глазах потемнело, не удержалась. Не сердись, пожалуйста, — сперва даже понять не мог, о чем она говорит, только когда она живота касается своими руками — доходит.
Смотрю на часы, с тех пор, как последний раз врач выходила, прошло уже двадцать минут. Их заверения, что всё хорошо, насколько это возможно, меня не успокаивают.
Набираю Илью, чтоб отвлечься. Он остался маму отпаивать, и парней успокаивать. Берет трубку с первого гудка.
— Пока новостей нет, обошлось вроде, — на том конце провода выдыхают, — Свяжись с Мирошниченко, проект дома нужен другой. Никаких лестниц, только одноэтажный.
— Ворон, у вас там уже фундамент залит, — не догоняет сперва. Я же не хочу даже думать, что ей может снова стать плохо, а если никого рядом не будет?
— Мне, — выдыхаю до боли в груди, — Всё равно. Пусть переделывают. Илья, это важно, — повышаю голос, от бессилия, — И на сейчас нужен дом, после выписки ей в квартире этой делать нечего будет, — никогда не думал, что может второй этаж может быть такой проблемой.
Илья заверяет, что решит, и сбросив вызов покидает меня, как и присутствие духа. Был да весь вышел. Начинаю измерять коридор шагами, от стены до стены, от двери, до двери. Гребаное дежавю, только сейчас в разы страшнее.
От помешательства спасает появление врача, с виду женщина выглядит спокойной. Это ведь хорошо?
— Макар Викторович, можете пройти к супруге. Она очень взволнована, может быть у Вас получится её успокоить получше чем с помощью препаратов, — старается пошутить, на роже моей написано, что неудачно, — Серьезных травм нет, ушиб голеностопного сустава и вывих лучезапястного сустава, травмы головы мы не установили, но мы будем наблюдать, — добавляет, — Завтра проведем кесарево сечение.
— Зачем, если по вашим словам с ней всё в порядке? — перебиваю её, чувствуя, что она мне что — то не договаривает.
— Мы с коллегами из неврологии и травматологии посоветовавшись, решили, что так будет безопаснее. У Ии Игоревны область передней брюшной стенки имеет повышенную чувствительность, скорее всего, это связано с ранее диагностируемой пупочкой грыжей. Малышка именно туда зачатую удары ножками наносит, — у женщины во взгляде читается сочувствие, говорит со мной подбирая слова, это чтоб чувства мои трепетные не ранить и лишнего не сказать?
— Можно к жене? — спрашиваю не в силах её больше слушать, нужно срочно Ию увидеть.
— Конечно, — делает жест в сторону нужной двери.
Лицо малышки осунулось. Глаза стали казаться ещё более огромными. Молча сажусь рядом с ней, беру в руки её ладошку, настолько белую, словно крови в ней нет вовсе.
— Пообещай мне, что Егора не бросишь, что бы не случилось, не бросишь, — тянет воздух носом и поднимает взгляд на меня. В нем столько эмоций, что ком в горле застревает, — Макар, пообещай! Он не виноват в том, что я не справилась. Миллионы женщин, как кошки рожают, а у меня с этим проблемы. Боже, — вторую руку к лицу подносит, сжимает большим и указательным пальцами нос, стараясь себя в руках удержать, — Она меня просто пнула не очень удачно, а я и того не выдержала, — старается от меня отвернуться.
Обхватываю её подбородок, поворачиваю к себе.
— Посмотри на меня, — говорю строго, потому что она глаза опускает, — Чтоб я больше такого не слышал, ты меня поняла? — моргает, — С чем у тебя проблемы? С деторождением? Ты для меня двух парней потрясающих родила, скоро и дочка появится. В том, что так вышло, вины твоей не больше, чем моей. Это я не уберег, не помог тебе должным образом. За это ругать себя буду всегда, если бы с вами что — то случилось — не простил бы себя никогда, — смотрит на меня щеку свою закусив. Боль сейчас у нас одна на двоих. Не рассчитал объем ответственности, — Егора не брошу, как ты могла вообще о таком подумать! — от напряжения накопившегося держать под контролем свое возмущение не получается, — И ты его тоже не просишь. Никого из нас не бросишь, — говорить стараюсь уверенно, хотя страшно самому адски, — Всё ясно? Мы с парнями будем ждать вас с Полиной. Уразумила? — Ия кивает, слизывая слезы.
******
Смотрю на своих девочек. Плюшка такая смешная, сидит у Ии на коленях, в своем ярко розовом купальнике, огромной шляпе, на плечи накинута тонкая белая рубашка, словно взрослая девушка… с детским округлым пузиком. Одежда у дочки сшита по образцу маминой, они выделяются на фоне остальных, взгляд цепляют. Стараюсь не думать о том, как меня бесят чужие взгляды. Научился себя контролировать.
— Пошли к девочкам? — предлагаю сыну, задаю кивком головы направление.
— Конечно, — Егор живо выпрыгивает из воды.
Парадокс, он очень самостоятелен и развит не по годам, но связь с
