Вернувшись в поселок, Лиллибет первым делом пошла к отцу и, с ненавистью глядя на него, рассказала о том, что сделала, но Генрик ничего ей не сказал. Ему было все равно, что она чувствует. Промолчал он и когда Лиллибет добавила, что сама уйдет из общины, если он заставит ее выйти замуж, и она в отчаянии бросилась к себе в комнату, заперлась на крючок и не выходила три дня. Только после этого похудевшая, с ввалившимися глазами, она вернулась к своим домашним обязанностям, то есть к жизни, которая мало чем отличалась от рабства. Взгляд ее потух, да и сама Лиллибет походила на призрак, на механизм, раз и навсегда запрограммированный на выполнение одних и тех же операций. Увидев ее в таком состоянии, Маргарет сказала Генрику, что серьезно беспокоится за Лили и что он не прав, но он затопал на старую подругу ногами и, брызжа слюной, крикнул, что не желает больше видеть ее в своем доме.
* * *
Получив письмо, испещренное неровными, скачущими буквами, совершенно непохожими на обычный каллиграфический почерк Лиллибет, Роберт сразу понял, как сильно она расстроена. Самому ему было страшно даже представить, какому давлению и угрозам подвергается она со стороны отца и, возможно, других членов общины. В письме Лиллибет рассказала ему абсолютно все, что произошло, и просила остановить работу над книгой.
Совершенно разбитый и опустошенный, Роберт отложил письмо. При этом из конверта выскользнул чек на двадцать пять тысяч долларов. Лиллибет возвращала полученный аванс. Это еще больше огорчило Роберта, но сдаваться он не собирался. Чек он разорвал пополам и уже на следующий день был на сыроварне Латтимера. Разыскав в административном здании кабинет Джо, Роберт попросил дать ему адрес Лиллибет.
– А что стряслось? – встревожился Латтимер, увидев отчаяние на лице гостя.
– Отец не разрешает ей издавать книгу! – выпалил Боб. – Я хочу сам с ним потолковать.
Джо кивнул, хотя и сомневался, что из этого что-нибудь выйдет. Генрик Петерсен свято хранил заветы предков и слыл человеком крайне упрямым. Тем не менее Латтимер объяснил Роберту, где находится аманитский поселок и как туда лучше проехать. В глубине души Джо все же надеялся, что издатель сумеет как-то помочь Лили.
День клонился к вечеру, Лиллибет хлопотала в кухне, готовя ужин, когда кто-то постучал в дверь. Чужих в поселке не бывало, поэтому она без страха пошла открывать и буквально остолбенела, увидев на пороге Роберта.
– Что ты здесь делаешь?! – испуганно ахнула она, от волнения переходя на «ты», как было принято среди аманитов. – Как ты меня нашел?
Роберт ответил не сразу. Несколько мгновений он рассматривал Лиллибет, которая показалась ему похудевшей и очень печальной.
– Я приехал, чтобы поговорить с твоим отцом и попытаться убедить его насчет книги, – несколько сбивчиво объяснил он наконец. – Я даже привез с собой копию твоей рукописи – быть может, он прочтет ее и увидит, что там нет ничего такого, что противоречит вашей вере.
– Папа не станет читать, – проговорила Лиллибет с самым несчастным видом. – Он… он уже пообещал, что проклянет меня, если я не откажусь от публикации. И тогда меня выгонят из общины.
Вместо ответа Роберт вынул из кармана разорванный пополам чек и, вложив ей в руку, посмотрел Лили прямо в глаза.
– И ты… откажешься? – спросил он. Ему ни в коем случае не хотелось давить на нее, даже несмотря на подписанный договор. Роберт хорошо понимал: если он потеряет только хорошую книгу, то Лиллибет может лишиться всего, что у нее есть.
– Да. То есть я не знаю… – Она опустила голову, глядя себе под ноги. – С одной стороны, я хотела бы, чтобы мой роман напечатали, но с другой… Тогда меня точно выгонят из поселка, и куда я пойду? Кроме этого, у меня ничего нет… – Она жестом показала себе за спину, и Боб, обведя взглядом кухню, почувствовал себя так, словно действительно перенесся в семнадцатый век на какой-то сказочной машине времени. Пожалуй, единственным свидетельством нового тысячелетия была газовая плита, впрочем, тоже довольно древняя.
– И все-таки я немного поговорю с твоим отцом, – сказал он, и Лиллибет кивнула. Она сомневалась, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное, но тем не менее позволила Роберту подождать в большой, сумрачной гостиной и даже заварила ему чашку травяного чая. Сама она, впрочем, сразу вернулась в кухню, так как ей не хотелось, чтобы отец видел их вместе.
Генрик вернулся домой через полчаса, и Лили сразу предупредила его, что у них гости. Он ничего не сказал – только удивленно приподнял брови и прошел в комнату. Лили следовала за ним по пятам. Увидев хозяина, Роберт сразу поднялся со стула и, почтительно поклонившись, протянул руку. Не зная, кто перед ним, Генрик ответил крепким рукопожатием.
– С кем имею честь?
– Мое имя Роберт Белладжо, и я – тот самый издатель, который хочет опубликовать книгу вашей дочери. Даю вам слово профессионала: это очень хорошая книга, к тому же она никоим образом не очерняет ни вашей веры, ни того образа жизни, к которому вы привыкли. Собственно говоря, она вообще не об аманитах… Ваша дочь невероятно талантлива, и я не сомневаюсь, что люди, которые прочтут этот роман, будут восхищаться не только ею, но и всеми вашими женщинами, которые так хорошо образованны и так блестяще владеют литературным языком. Думаю, если бы вы прочли рукопись, вы и сами гордились бы вашей дочерью, которая может стать одним из самых известных современных авторов. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю – это действительно так, и я приехал сюда, чтобы сказать вам об этом лично. Должен добавить, что я отношусь с глубоким уважением к вашим взглядам и к вашим религиозным убеждениям, и все же мне хотелось бы, чтобы ее книга была опубликована. Это важно для меня, это важно для читателей, и это очень важно для мисс Петерсен.
– Для мисс Петерсен важно слушаться старших, – проворчал Генрик. – Когда она будет делать то, что ей говорят, вот тогда я буду ею гордиться. Мы здесь живем по определенным правилам, мистер Белладжо, и Лиллибет обязана им подчиняться. Закон не делает исключений ни для кого! – добавил он с нажимом, но тут же взял себя в руки и предложил гостю сесть – меньше всего ему хотелось показаться этому «англичанину» неотесанной деревенщиной. – С вашей стороны было очень любезно приехать, чтобы побеседовать со мной, – сказал Генрик (Лили заметила, что он говорит искренне: ее отец умел ценить уважительное отношение), – но я не могу позволить вам опубликовать эту книгу, потому что… потому что…
– Что я могу сделать, чтобы вы переменили свое мнение? – негромко спросил Роберт, и Генрик окинул его оценивающим взглядом. С каждой минутой этот чужак нравился ему все больше, но он знал, что не может уступить. И Лиллибет это тоже понимала. Отец и Роберт выглядели достойными соперниками, но победить издатель не мог: Генрик находился на своей территории, и они играли по его правилам.
