– Вы так и собираетесь весь день болтать, как кумушки? Или, может быть, соблаговолите уделить внимание самому важному событию в нашей семейной истории?
Я посмотрела на улицу внизу. Мы сидели на специально отведенном нам балконе в палаццо, откуда открывался вид на дорогу, по которой должна была пройти папская процессия – по Виа Папале до Латеранского дворца, где он будет интронизирован как епископ римский и верховный правитель Папского государства.
От этого зрелища – как и от запахов – дух захватывало. Навоз и вино, пролитое из кожаных бурдюков, смешиваясь, издавали на жаре жуткую вонь, а ликующая толпа, растянувшаяся до самого Колизея, заполняла дорогу. Возглавляли процессию крысоловы с собаками, рвущимися с поводков, – они бежали вперед, чтобы разогнать из болотистых зарослей грызунов. Лавочники, расположившиеся на руинах нижнего уровня, развернули свои цветистые знамена. Разграбленная громада арены, откуда давно вывезли весь мрамор и известняк для украшения благородных палаццо, неожиданно воскресла для недолгой жизни, ее гулкие арочные проходы вернулись к мимолетной славе, не заглядывавшей сюда с древних времен. Гипсовые ангелы, выкрашенные бронзовой краской, парили в громадных арках, оседлавших дорогу. За трепещущими на ветру знаменами наших цветов почти не видно было небес – лишь море алого и желтого.
Куда бы я ни посмотрела – всюду превозносилось наше фамильное имя.
Джулия предъявила мне самых важных персонажей процессии.
– Вон там кардинал Асканио Сфорца. – Она указала на невысокого элегантного человека с выпученными глазами. На нем была мантия с полами, поеденными мышами, и ехал он на муле среди двенадцати слуг, облаченных в алое и фиолетовое. – Ходят слухи, что Родриго после конклава дал ему шесть сундуков серебра, но это ложь. Палаццо твоего отца на Корсо и вице-канцлерство – вполне достаточное вознаграждение для любого, даже если он так жаден, как Асканио.
Кардинал Сфорца проехал вместе с другими, облаченными в алое кардиналами и их приверженцами и членами семей. Я вспомнила, что рассказывала Джулия: его голос решил избрание отца на папский престол.
– Я считала, что толпа разорила палаццо папочки, – сказала я, подумав, что Сфорца, вероятно, предстоит долго отстраивать полученный дар.
Джулия хмыкнула:
– Толпа к нему и не прикоснулась. Как только Сфорца узнал, что палаццо принадлежит ему, он послал туда своих людей для охраны. Он ни одной тарелочке не позволил бы потеряться. Сфорца теперь самый влиятельный человек в курии. Я уже не говорю о том, что он самый богатый. А через его посредство твой отец заключил союз со Сфорца в Милане, а это значит…
– Закрой рот! – раздраженно сказала Адриана. – Ты всегда набиваешь ей голову всякой чепухой.
Джулия нахмурилась. Я собиралась спросить еще кое о чем, но тут рев толпы известил нас о появлении самых знатных римских семей: сегодня они забыли свою вековую вражду, чтобы выступить во всем блеске.
Гордые Орсини, в оранжевом бархате с золотом, во главе с их патриархом Вирджинио Орсини, в чьем ведении находилась папская гвардия. На почтительном расстоянии, облаченные в столь же роскошные наряды, шествовали Колонна, вековечные враги семейства Орсини. Когда появились их слуги в облаке пыли, поднятой всадниками, Джулия вдруг опасно свесилась через перила и закричала:
– Алессандро, здесь! Мы здесь!
Адриана пришла в ужас:
– Всеми святыми заклинаю тебя, немедленно прекрати этот крик! Как ты себя ведешь! Люди будут думать, что ты воспитана не лучше жены кожевника.
Я рассмеялась, увидев, как в недоумении оглядывается Алессандро Фарнезе, который услышал свое имя, только не мог понять откуда. Наконец он увидел машущую ему сестру наверху. Я встречалась со старшим братом Джулии, когда он приходил к нам до отъезда на учебу в Пизу. Мне показалось, что рядом с Джулией он простоват, хотя у него были такие же длинные ресницы, заостренный нос и… тут я замерла.
– А когда приехал Алессандро?
– Три дня назад. – Джулия посмотрела на меня. – Разве я тебе не говорила? Мне казалось – говорила. Родриго – я имею в виду его святейшество – обещал… – Она замолчала, оценивая выражение моего лица. – Выброси это из головы. Его здесь нет. Ты же знаешь: Чезаре запрещено появляться в Риме.
Больше не слушая ее, я оглядывала толпу: не увижу ли брата. Он должен быть здесь. Как я могла подумать, что он пропустит такое событие, что бы там ему ни приказывал папочка? Это был час нашего самого большого торжества, апофеоз многолетних трудов, а Чезаре и Алессандро учились в Пизе в одной семинарии. Если наш отец позволил брату Джулии вернуться в Рим, то Чезаре наверняка узнал бы об этом. И он бы тоже постарался получить разрешение.
– Лукреция! – Джулия схватила меня за плечо. – Вон Хуан. Он, конечно, грубиян, но, упаси Господь, сегодня здесь нет никого, кто мог бы сравниться с ним.
Я оторвала глаза от безликих машущих рук и орущих ртов: казалось бы, из ниоткуда вдруг расцвело облако розовых лепестков. Под этим розово-белым дождем ехал Хуан, в алом бархатном камзоле; на его широких, с желтыми полосами рукавах красовались наши быки, вытканные черной нитью, а воротник сверкал драгоценными камнями. В руке он сжимал шляпу с пером. Когда он махал ею, толпа кричала: «Борджиа! Борджиа!» Он тряс головой, и его длинные волосы струились, ниспадая на плечи. При виде его женщины за кордонами самозабвенно кричали, а он скакал на своем коне, которым управлял так умело, что с дороги не поднималось ни пылинки.
Я не сдержала улыбки. Обезумевшие горожане напирали на ограждение. Хуан с ухмылкой залез в висящий на поясе мешочек, набрал горсть серебра и бросил в толпу. Люди кинулись подбирать его дар, а он пустил коня легким галопом. За ним пешком шли его наемники.
– Может, он и красив, но ему никакой урок не идет впрок, – заметила Адриана. – Его чуть не убили у самых моих ворот две недели назад, а он провоцирует давку своими театральными жестами.
Театрально или нет, мне мой брат казался прекрасным. У Хуана был особый дар, за что отец и любил его. Никто лучше его не знал, как ублажить капризную толпу, когда ему этого хотелось, его обаяние и щедрость пришлись как нельзя более кстати, чтобы усмирить недовольство, вызванное жестоким убийством человека перед нашим палаццо.
Но дыхание у меня перехватило по-настоящему, когда сразу за Хуаном появился наш отец – на белом скакуне под черным чепраком, а за ним свита папской гвардии. На папе была трехъярусная священная тиара в лазурной эмали и слезками жемчуга наверху, золотая с белым риза облаком окутывала его мощную фигуру.
Люди попадали на колени. Папочка поднял руку в белой перчатке. Воздух наполнился хлопками крыльев: слуги, шедшие подле него, выпустили из клеток голубей. Женщины принялись молиться, восторг осветил их изможденные заботами черты. Мужчины почтительно снимали шапки, а дети выгибали шеи, провожая взглядами разлетающихся голубей. Во всех церквях поблизости зазвонили колокола. «Он провозглашает новую эпоху», – шепотом подсказала мне Джулия. Но я и без нее поняла послание моего отца.
Родриго Борджиа стал нашим новым папой римским. Отныне все изменится.
Дальше шли другие благородные семьи, члены папского двора и их люди. Наконец вся процессия исчезла в облаке пыли. Когда пыль осела, Адриана поднялась со своего табурета:
– Нам нужно идти. Сегодня вечером мы присутствуем на празднестве в Ватикане, а у нас всего несколько часов на подготовку.
Я неохотно поднялась, оторвала руки от перил, только теперь поняв, что сидела, вцепившись в них. Ладони болели от соприкосновения с грубой поверхностью камня. Я еще раз неторопливо оглядела толпу: люди напирали на стражников, пытаясь прорваться на дорогу и поискать упавшую пуговицу, перчатку, обрывок ленты или позумента – любую мелочь, чтобы унести домой на память.
Джулия, проследив направление моего взгляда, вздохнула:
– Лукреция, я тебе говорила: его здесь нет.
– Должен быть, – не поворачиваясь, сказала я. – Не понимаю, зачем папочка заставил его оставаться в Пизе.
– Если бы он позволил Чезаре приехать, тот не захотел бы возвращаться в Пизу. Ты же знаешь, он с самого начала туда не хотел. – Джулия вертела в руках подвеску. – И потом, Ваноццу тоже не пригласили, но она не устраивала по этому поводу шума. Ей нужно руководить тавернами: когда в городе столько народу, можно сделать неплохие деньги.
– Она же сама не накрывает столы, – возразила я, хотя и радовалась тому, что моей матери нет среди приглашенных.
– Верно. Но, по крайней мере, здесь ее нет и она не придумывает способов испортить нам настроение. Она чуть не взбесилась, когда поняла, что не смогла предсказать избрание Родриго, – самодовольно сказала Джулия, явно все еще радуясь тому, что первой из нас узнала великую новость.
– Ты думаешь, это правда? – неуверенно спросила я, с ужасом вспоминая, как мать предсказала мою смерть. – Она может предвидеть будущее?
