– Нисколько в этом не сомневаюсь, – откликнулся Рул.
– Н‑нет, правда, Маркус. Она вспрыгнула на плечо Кросби и с‑сорвала с него парик. Но н‑никто не возражал, за исключением Кросби. Боюсь, что эту обезьянку плохо дрессировали.
– Думаю, что так, – сказал Рул. – Меня уже посещали подобные подозрения, когда давеча утром я обнаружил, что она… э‑э… раньше меня побывала за завтраком.
– О боже! – покаянно воскликнула Горация. – Мне очень жаль. Но у Софии Коулхэмптон есть маленькая обезьянка, и она повсюду берет ее с собой, вот я и п‑подумала, что хорошо бы завести такую и себе. Хотя, по п‑правде говоря, она мне не очень п‑понравилась, поэтому я не стану оставлять ее. Это все?
Он улыбнулся.
– Увы, Хорри, это – только начало. Думаю… Да, пожалуй, ты должна мне объяснить, что это такое. – Вынув из кармана пачку счетов, он протянул их ей.
Сверху лежал листок, исписанный аккуратным почерком мистера Гисборна. Цифры, цифры… Горация в тревоге взглянула на общую сумму.
– Это… это все мои? – запинаясь, спросила она.
– Все твои, – невозмутимо подтвердил его светлость.
Горация проглотила комок в горле.
– Я не с‑собиралась тратить с‑столько. Откровенно говоря, я не п‑понимаю, откуда взялась такая сумма.
Граф забрал у нее пачку счетов и начал переворачивать их один за другим.
– Да, – согласился он, – меня тоже всегда удивляло, что счета имеют свойство накапливаться. И, в конце концов, человеку нужно же во что-то одеваться.
– Да-да, – с надеждой подхватила Горация. – Как хорошо, что ты все п‑понимаешь, п‑правда, Маркус?
– Безусловно. Но, прости мне мое любопытство, Хорри, неужели обязательно платить по сто двадцать гиней за каждую пару туфелек?
– Что? – возмущенно возопила Горация.
Граф показал ей счет. Она с ужасом уставилась на него.
– О! – выдавила она. – Т‑теперь припоминаю. Понимаешь, Маркус… у них каблуки усыпаны изумрудами.
– Что ж, в таком случае мне действительно все понятно, – заявил его светлость.
– Да. Я надела их на свой первый бал в «Олмаксе». Они называются venez-y‑voir[46].
– Это объясняет, вне всякого сомнения, – согласился Рул, – присутствие троих молодых джентльменов, коих я застал… э‑э… помогающими тебе облачаться давеча вечером.
– Н‑но в этом нет ничего такого, Рул! – запротестовала Горация, поднимая понуро опущенную головку. – Это вполне прилично – впускать в будуар джентльменов после того, как ты надеваешь чехол под платье. Я знаю, что так всегда делает леди Стоукс. Они с‑советуют, куда прикреплять м‑мушки, а куда цветы и какими д‑духами воспользоваться.
Если графу Рулу и показалось забавным, что новоиспеченная супруга наставляет его в искусстве обольщения, то он постарался не подать виду, и лишь уголки губ у него предательски дрогнули.
– Ага! – Он с улыбкой взглянул на нее сверху вниз. – Тем не менее мне представляется, что в этих вопросах я могу оказать тебе куда бóльшую помощь.
– Н‑но ты – мой муж, – справедливо заметила Горация.
Он вернулся к счетам.
– Это, безусловно, существенный недостаток, – признал он.
Горация, очевидно, сочла вопрос закрытым. Она заглянула ему через плечо.
– Ты н‑нашел еще что-нибудь столь же ужасное? – полюбопытствовала она.
– Дорогая моя, разве не сошлись мы с тобой на том, что тебе нужно во что-то одеваться? Я не ставлю под сомнение твои расходы – хоть, признаюсь, туфельки пробудили во мне любопытство. А вот что, скажем так, приводит меня в легкое недоумение…
– Знаю, – перебила она, с преувеличенным вниманием глядя себе под ноги. – Ты х‑хочешь знать, п‑почему я не оплатила их сама.
– У меня очень любознательная натура, – извиняющимся тоном пробормотал граф.
– Я не могла, – мрачно призналась Горация. – Вот п‑почему!
– Чрезвычайно уважительная причина, – мирно согласился его светлость. – Но мне казалось, я выделил тебе достаточное содержание. Должно быть, память меня опять подводит.
Горация стиснула зубы.
– М‑может, я и з‑заслуживаю такого обращения, но, прошу тебя, не издевайся надо мною. Ты прекрасно знаешь, что принял все меры к моему обеспечению.
Он отложил счета в сторону.
– Фараон, Хорри?
– О н‑нет. Н‑не только, – с готовностью пояснила она, радуясь тому, что может представить смягчающие обстоятельства. – Б‑бассет!
– Понимаю.
Нотки веселого изумления куда-то пропали из его голоса, и когда она отважилась поднять глаза, то увидела выражение явного неодобрения на его лице.
– Ты очень с‑сердишься? – выпалила девушка.
Чело графа разгладилось.
– Гнев – очень утомительное чувство, дорогая моя. Я раздумывал над тем, как лучше и надежнее излечить тебя.
– Излечить м‑меня? У т‑тебя ничего не выйдет. Это у нас в к‑крови, – откровенно призналась Горация. – Даже мама не имеет ничего п‑против азартных игр. П‑поначалу я не очень хорошо разобралась в правилах и, пожалуй, именно п‑поэтому проиграла.
– Очень может быть, – снизошел до согласия Рул. – Мадам супруга, я вынужден сообщить вам – сообразно моей роли разгневанного мужа, что не одобряю чрезмерного увлечения азартными играми.
– П‑пожалуйста, – взмолилась Горация, – не заставляй меня обещать, что отныне я буду лишь раскладывать п‑пасьянсы или играть в серебряного фараона! Я не в‑выдержу! Я б‑буду осторожна и прошу прощения за эти возмутительные счета! Боже милосердный, только п‑посмотри, к‑который час! П‑положительно мне нужно идти, нет, уже бежать!
– Не стоит беспокоиться, Хорри, – посоветовал жене граф. – Опоздание всегда выглядит эффектно.
Но его слова канули в пустоту. Горация уже исчезла.
Проделки его супруги, невзирая на беспокойство, которое они причиняли леди Луизе, вызывали у других людей совершенно разные чувства. Мистеру Кросби Дрелинкурту, мир которого окрасился в унылые серые тона с того момента, как он узнал о помолвке своего кузена, начало казаться, что сквозь черные тучи пробивается лучик света. А леди Мэссей подмечала все до единой экстравагантные выходки графини, терпеливо ожидая своего часа. Визиты Рула на Хартфорд-стрит стали редкими и нерегулярными, но она была слишком умна, чтобы упрекать его, и во время их нечастых встреч старалась выглядеть как можно очаровательнее. Она уже успела познакомиться с Горацией – благодаря любезности мистера Дрелинкурта, который специально представил ее графине на балу, – но не стремилась углубить знакомство, ограничиваясь короткими реверансами и вежливыми приветствиями при случайных встречах. Рул отличался способностью подмечать все, не прилагая к тому усилий, и вряд ли он стал бы спокойно наблюдать за крепнущей дружбой между женой и любовницей.
А мистер Дрелинкурт, похоже, добровольно взвалил на себя заботу расширить круг знакомых своей новой кузины. На каком-то приеме в Ричмонде он даже представил ей Роберта Летбриджа. Его светлости не было в городе, когда граф и графиня Рулы вернулись из свадебного путешестви, и новобрачную он увидел впервые, когда она – по меткому выражению молодого мистера Дашвуда – уже «взяла город штурмом».
В первый раз лорд Летбридж увидел ее на приеме, одетую в атласное платье фасона soupirs étouffés[47] и с диадемой на голове. Посреди щеки у графини красовалась мушка под названием «галантная», и она окружила себя ворохом трепещущих лент à l’attention[48]. Горация действительно выделялась в толпе присутствующих, посему неудивительно, что она завладела вниманием и барона Летбриджа.
Он стоял у дальней стены салона, разглядывая новобрачную со странным выражением в глазах. Мистер Дрелинкурт, наблюдавший за ним издалека, подошел и остановился рядом, после чего со смешком заметил:
– Восхищаетесь моей новой кузиной, милорд?
– Глубоко и искренне, – отозвался Летбридж.
– Что до меня, – пожал узкими плечами мистер Дрелинкурт, никогда не делавший секрета из своих чувств, – то из‑за этих нелепых бровей я не могу назвать ее красавицей. Нет, не могу.
Взгляд Летбриджа скользнул по его лицу, а губы едва заметно изогнулись в улыбке.
– Вы должны восторгаться ею, Кросби, – сказал он.
– Позвольте мне в таком случае представить вас этому образчику необычной красоты, – недовольно скривившись, заявил Кросби. – Но спешу предупредить: она ужасно заикается.
– И играет напропалую, и гоняет в кабриолетах, – добавил его светлость. – Большего и желать невозможно.
Мистер Дрелинкурт метнул на него острый взгляд.
– Что?.. Почему?..
– Вы – глупец, Кросби, – сказал Летбридж. – Представьте меня!
– Право слово, милорд! И как я должен воспринимать ваши слова?
