Ознакомительная версия.
– Я не могу себе этого позволить, – грустно отвечаю я.
– Черт. Я бы оплатила тебе билет, но я сама на мели после нашего с Шоном весеннего путешествия в Мексику.
– Я бы этого не допустила, – улыбаюсь я. – Не забывай, после выпуска мы с тобой станем нищенствующими художниками. Так что нам надо откладывать каждый цент.
Она показывает мне язык.
– Ни за что. Мы, едва выйдем за ворота, станем знаменитостями. Ты подпишешь выгоднейший контракт со звукозаписывающей компанией, а я буду блистать в романтической комедии вместе с Райаном Гослингом. Который, кстати, безумно влюбится в меня. А потом мы вместе будем жить в роскошном доме в Малибу.
– Мы с тобой?
– Нет, я и Райан. А ты можешь навещать нас. Ну, в те дни, когда не будешь тусоваться с Бейонсе и Леди Гагой.
Я смеюсь.
– Размечталась.
– Все это будет. Вот увидишь.
Я искренне надеюсь, что у Элли сбудутся ее мечты. Она собирается сразу после выпуска уехать в Лос-Анджелес, и я, если честно, легко представляю ее в амплуа главной героини в какой-нибудь любовной комедии. Она не так красива, как Анджелина Джоли, но у нее милое, свежее личико и умение делать драматические паузы, что очень поможет ей играть какие-нибудь необычные романтические роли. Единственное, что беспокоит меня… ну, она слишком добрая. Я в жизни не встречала столь сострадательное существо. Она отказалась от халявного обучения в КУЛА[22] по программе актерского мастерства только ради того, чтобы остаться на восточном побережье и иметь возможность ездить в Нью-Йорк, если ее отцу, который болен рассеянным склерозом, вдруг понадобится помощь.
Иногда я опасаюсь, что Голливуд сожрет ее живьем, однако Элли сильна в той же степени, что и нежна, к тому же она амбициозна, так что если кто-нибудь и способен осуществить свои мечты, так это Элли.
– Сейчас почищу зубы, и можно ехать. – Я иду к двери. – Ты свободна сегодня вечером? До шести я занимаюсь с Гарретом, а потом мы могли бы посмотреть «Безумцев»
Она мотает головой.
– Я ужинаю с Шоном. Наверное, я сегодня останусь у него ночевать.
Мои губы трогает улыбка.
– Значит, у вас, ребята, опять все серьезно, да? – За время учебы в колледже Элли и Шон трижды расставались, но потом снова бросались в объятия друг друга.
– Наверное, – не отрицает Элли, идя вслед за мной. – Мы оба повзрослели после последнего разрыва. Но о будущем я не думаю. Нам хорошо вместе в настоящий момент, и мне этого достаточно. – Она подмигивает. – Да и секс у нас, не побоюсь этого слова, фантастический.
Я выдаю еще одну улыбку, но в глубине души задаюсь вопросом, а каково это? Иметь фантастический секс?
В моей сексуальной жизни никогда не было солнечного света, радуги и сияющих звезд. В ней были только страх и гнев, а еще годы психотерапии. Когда же я все-таки нашла в себе силы попробовать заняться сексом, все получилось не так, как я хотела. Через два года после изнасилования я спала с одним первокурсником, с которым познакомилась в кофейне в Филадельфии, когда навещала тетку. Мы провели вместе все лето, но секс у нас был какой-то неуклюжий и напрочь лишенный страсти. Я думала, что мы не подходим друг другу, потому что не было «химии»… пока то же самое не случилось с Девоном.
У нас с Девоном было столько «химии», что от нас аж искры летели. Я встречалась с ним восемь месяцев, меня безумно влекло к нему, но, как я ни старалась, я так и не смогла преодолеть… ладно, назовем вещи своими именами. Свою сексуальную дисфункцию.
Я не смогла с ним достичь оргазма.
Мне унизительно даже думать об этом. И еще более унизительно вспоминать, каким разочарованием это стало для Девона. Он пытался помочь мне, честное слово, изо всех сил. И дело вовсе не в том, что я вообще не могу испытывать оргазм. Могу, причем запросто, но в одиночестве. Просто я не могла испытать его с Девоном. В конечном итоге он устал: уж больно тяжелая ему выпала задача, а результатов не было.
И он бросил меня.
Я его не осуждаю. Наверное, это сильный удар по мужскому самолюбию, когда твоя девушка не получает удовольствия от секса с тобой.
– Эй, ты побелела как полотно. – Озабоченный голос Элли возвращает меня в настоящее. – Что с тобой?
– Все в порядке, – успокаиваю я ее. – Извини, задумалась.
В ее голубых глазах появляется сочувственное выражение.
– Ты и в самом деле сильно расстроилась из-за того, что не увидишься с родителями на День Благодарения, да?
Я с радостью хватаюсь за предлог, который она сама же мне и подсказала, и энергично киваю.
– Как ты говоришь: все дерьмово. – Я заставляю себя пожать плечами. – Зато я увижусь с ними на Рождество. По крайней мере, хоть что-то.
– Это не что-то, а много, – твердо говорит Элли. – Быстрее наводи красоту. Когда вернешься, тебя будет ждать кофе.
– Ух ты, да из тебя получится лучшая жена на свете.
Элли весело улыбается.
– А за это я плюну тебе в чашку.
Гаррет
Ханна появляется около пяти. На ней парка с меховым капюшоном и ярко-красные перчатки. В последний раз, когда я смотрел в окно, не было ни малейшего намека на снег, поэтому сейчас я гадаю, а не заснул ли я случайно и не проспал ли снежную бурю.
– Ты прилетела сюда с Аляски? – спрашиваю я, когда она расстегивает куртку.
– Нет. – Ханна вздыхает. – Я надела зимнюю куртку, потому что не могу найти другую. Наверное, я ее забыла здесь. – Она оглядывает мою комнату. – Нет, не здесь. Гм. Надеюсь, не в репетиционной. Я знаю одну девчонку с первого курса, которая с радостью ее стырит. А мне нравилась та куртка.
Я хмыкаю.
– А как ты объяснишь перчатки?
– Руки замерзли. – Она хитро смотрит на меня. – А ты как объяснишь пузырь со льдом?
Я соображаю, что все еще прижимаю пузырь со льдом к тому месту, куда в меня врезалась туша Грэга Бракстона. Ушиб зверски болит, и Ханна охает, когда я поднимаю футболку и показываю ей синяк размером с кулак.
– Боже! Это случилось на игре?
– Угу. – Я сползаю с кровати и бреду к письменному столу за учебниками по этике. – В команде Сент-Энтони есть свой собственный Невероятный Халк. Ему нравится окучивать нас.
– Просто не верится, что ты добровольно жертвуешь своим телом, – удивленно говорит она. – Неужели оно стоит того?
– Стоит. Поверь мне, пара царапин да синяков – это ничто по сравнению с радостью скользить по льду. – Я внимательно оглядываю ее с ног до головы. – А ты умеешь кататься?
– Вообще-то нет. Ну, я катаюсь на коньках. Но обычно катание ограничивалось кругами вдоль бортика. Мне никогда не доводилось держать в руках клюшку или бить по шайбе.
– Ты думаешь, это и есть хоккей? – ухмыляюсь я. – Гоняться с клюшкой за шайбой?
– Естественно, нет. Я знаю, что в хоккее нужны и другие навыки, что это очень напряженная игра, за ней интересно наблюдать.
– Интересно в нее играть.
Она устраивается на краешке кровати и склоняет голову набок.
– Ты всегда хотел играть? – с любопытством спрашивает она. – Или это отец пихнул тебя в хоккей?
Я застываю.
– Почему ты так решила?
Ханна пожимает плечами.
– Кто-то говорил мне, что твой отец – звезда хоккея. Я знаю, что очень многие родители хотят, чтобы дети шли по их стопам.
Я напрягаюсь настолько сильно, что у меня деревенеют плечи. Удивительно, что она заговорила о моем отце только сейчас – сомневаюсь, что в Брайаре есть хоть один человек, который не знает, что я сын Фила Грэхема, – но еще более удивительна ее проницательность. Никто никогда не спрашивал у меня, нравится ли мне играть в хоккей. Все считают, что я должен по определению любить хоккей только потому, что в него играл мой отец.
– Отец пихнул, – признаюсь я. Мой голос звучит сердито. – Кататься я научился еще до того, как пошел в первый класс. Но продолжаю играть потому, что люблю этот вид спорта.
– Это хорошо, – тихо говорит Ханна. – Думаю, это важно, заниматься тем, что тебе нравится.
Я опасаюсь, что она начнет задавать вопросы об отце, поэтому откашливаюсь и заговариваю на другую тему:
– Итак, с какого философа начнем, с Гоббса или с Локка?
– Выбирай сам. Оба чудовищно скучные.
Я хмыкаю.
– Уэллси, ты просто вдохновляешь меня.
Но она права. Следующий час я провожу в жесточайших муках, и не только из-за отупляюще нудных теорий. Я дико голоден, потому что проспал обед. Однако я отказываюсь заканчивать урок, пока не усвою материал. Когда я готовился к экзамену, то концентрировался лишь на основных вопросах, Ханна же заставляет меня изучать все тонкости. Еще она заставляет меня своими словами пересказывать каждую теорию, что, должен признать, позволяет мне лучше уяснить всю ту заумную чушь, что мы изучаем.
После того как мы продираемся через лекции по этим двум философам, Ханна устраивает мне контрольный опрос по материалу, что мы изучали несколько дней назад. Убедившись, что я все усвоил, она захлопывает буклет и удовлетворенно кивает.
Ознакомительная версия.
