Араминта Холл - Всё или ничего

Интересно, подумал Кристиан, может быть, это и есть любовь. Твердое знание, что кто-то присматривает за тобой, что есть где-то там, в море тел, человек, который понимает, что ты имел в виду и почему это сказал. Кто не боится на тебя накричать, кто любит тебя достаточно сильно, чтобы, не жалея сил, пытаться тебя изменить. Кристиан вспомнил один из немногих случаев, когда он был груб с матерью, женщиной, которая была настолько стальной, что казалась холодной. Почему ты постоянно ко мне придираешься, пытаешься меня достать, спросил он, когда ему, наверное, было лет одиннадцать. И ее ответ поразил его. Она повернулась от плиты, щеки разрумянились от пара, глаза увлажнились. Я придираюсь к тебе, потому что очень тебя люблю. Мне будет проще простого позволить тебе жевать с открытым ртом и не говорить спасибо, потому что тогда мы не будем ссориться и в моей жизни будет тишь и благодать. Но я говорю все это, чтобы помочь тебе в мире, где людей, которые едят с открытым ртом или забывают поблагодарить, не очень любят. Он не был уверен, что Рут все еще настолько хорошо к нему относилась.

Кристиан знал, что хочет нравиться, хочет, чтобы его любило как можно больше людей, но главное и самое важное – Рут и его дети. Однако так трудно отказаться от всего остального, смириться, что больше никогда ничего не сможешь себе позволить.

Вокруг него вились идеи, которые он пока не мог ухватить, но ощущал их присутствие. Затем, через два дня после того, как она ушла от него из парка, позвонила Сара. Она была на грани слез и попросила встретиться с ней после работы, и он не мог отказать, потому что всего два дня назад просил ее о таком же. И снова вода из озера залила его, только на этот раз он сидел за своим столом. Вскоре она накрыла его с головой.

Он позвонил Рут на работу и предупредил, что Джайлз попросил заменить его на одном скучном мероприятии. Ладно, сказала Рут, а что, ты думаешь, нам подарить Хэлу на день рождения? Не знаю я, ответил Кристиан. Я бы особенно не заморачивался, он еще слишком маленький, к тому же получит кучу подарков от остальных. Вот это да, заметила Рут, слишком занят, чтобы подумать о подарке для сына. Ты присутствовать-то сможешь, в смысле, у тебя вдруг не окажется какого-нибудь важного собрания, на котором тебе обязательно надо быть, потому что, естественно, ты такая значительная фигура?.. И тут она повесила трубку, а Кристиан не рискнул ей перезвонить.

Когда он появился, Сара сидела на улице перед пабом, на этот раз совершенно безликим, где они никогда раньше не бывали. Ему показалось, что он заметил одну из подруг Рут за соседним столиком, и его сердце подпрыгнуло в груди, как взбесившийся кролик. Он вошел внутрь, чтобы купить выпивку, стараясь не думать о Саре, шмыгающей носом за их столиком.

– Тебе дать? – спросила она, трясущейся рукой прикуривая сигарету.

Кристиан отрицательно покачал головой.

– Мне жаль, что я в прошлый раз столько наговорила, – сказала Сара. – Не знаю, что это на меня нашло. Иногда ты меня злишь. Мне только хотелось, чтобы ты почувствовал себя в моей шкуре.

– Пожалуйста, не извиняйся. Дело в том, что вы обе, и ты, и Рут, слишком хороши для меня.

Сара глубоко затянулась.

– Вообще-то я тебя не виню. В смысле, что ты мог сделать – бросить жену на сносях?

– Я мог изначально не ввязываться в такую историю. Мы должны были быть осторожнее. Я должен был быть осторожнее.

– Потому что тогда ты бы смог уйти?

– Нет. Нет, я совсем не то хотел сказать.

– Тогда что это было?

Кто-нибудь должен его выручить.

– Что – это?

– Мы. То есть чем я была для тебя? Скажи честно, не стесняйся. Просто дешевой подстилкой?

Слова заставили его физически отшатнуться, как будто она его ударила.

– Все было не так просто, Сара. Я начал эту историю с тобой, вовсе не собираясь бросать Рут, но все зашло куда дальше, чем следовало. Черт, честно, я не знаю.

– Почему же ты выбрал Рут? – Она сказала это так прямо, что ему сначала показалось, будто он ослышался.

– О господи! – Ему так хотелось сбежать, что даже ноги под столом сводило.

– Нет, Кристиан, теперь Господь тебе не поможет, – сказала Сара, зрачки которой сузились до половины их нормальной величины. Кристиан даже подумал, что, может быть, она помешалась. Он решил, что, чем быстрее ответит, тем скорее сможет уйти.

– Я выбрал Рут, потому что она моя жена, к тому же она вот-вот должна была родить, и… – Он не знал, стоит ли продолжать, но что-то в этой молодой девушке, сидящей напротив него и оценивающей его отношения с женой, его разозлило. – И потому что я ее люблю. Знаешь, мы иногда ссоримся и часто не понимаем друг друга, но я действительно ее люблю. – И эти слова, согретые его дыханием, сразу же утешили Кристиана, укрепили его веру в правильность выбора. Но Сара выглядела потрясенной. Кристиан испугался, что разбил ей сердце. – Прости, ты сама спросила, вот тебе правда.

– Да ты не узнаешь правду, даже если она грохнется тебе на голову, Кристиан. Ты хоть иногда обо мне думал?

– Конечно. Именно поэтому я и позвонил. Я никогда не смогу уверить тебя, как мне жаль, что все так случилось. Да и какой теперь смысл?

Сара взяла свой стакан, и на мгновение Кристиану показалось, что она швырнет им в него. Он уже видел, как стакан вылетает из ее руки, и чувствовал, как мелкие осколки стекла впиваются в лицо. И как он объяснит это Рут? Но она снова поставила стакан на стол, даже не отпила ни глотка.

– Смысл в том, что теперь моя очередь.

– Твоя очередь? Твоя очередь на что?

– Не притворяйся дураком. Моя очередь на тебя.

Кристиану показалось, что он попал в какую-то параллельную реальность, где люди играют жизнями друг друга, как будто те – фигуры на шахматной доске. Но Сара, похоже, говорила серьезно.

– У тебя был шанс, Кристиан. Я убила своего ребенка ради тебя. На этот раз ты так легко не отделаешься.

– От чего не отделаюсь? Мы же ничего не делали.

– Да уж, и Рут обязательно в это поверит.

У него голова шла кругом, перед глазами плыло.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что игра закончена. Еще раз она тебя не простит.

– Подожди, давай все проясним. Ты полагаешь, что можешь шантажом заставить меня остаться с тобой? Очень здоровый способ начинать отношения.

Сару рассмешили его слова, и на этот раз она определенно показалась ему сумасшедшей.

– Здоровый способ? Да уж, лучше не придумаешь.

Мигрень у Кристиана бывала примерно раз в год, и он всегда чувствовал ее приближение – пот начинал струиться по спине, в глазах принимались мелькать вспышки. Ему необходимо было немедленно укрыться в темной комнате и лежать, приняв сильные боле утоляющие, которые снимут только самую малость этой боли, такой сильной, что он боялся, она его прикончит.

– Мне надо идти, – сказал он. – Это все бред, и мне надо домой. – Он встал, и Сара схватила его за ногу:

– Пожалуйста, не оставляй меня. Поедем ко мне сегодня. Только на одну ночь. Я совсем не имела в виду то, что только что наговорила. Насчет рассказать Рут.

Скоро его начнет тошнить.

– Сара, мне нужно уйти. Я плохо себя чувствую. Мы поговорим потом, где-нибудь на неделе. Обещаю.

– Правда? И ты позвонишь мне завтра?

Тиски вокруг головы сжались, выдавливая мозг и посылая стрелы боли в плечи.

– Да, обязательно. – Шатаясь, он вышел из паба, благодарный за освобождение, не в состоянии сосредоточиться ни на чем, кроме необходимости добраться до дома. Ему удалось остановить такси и там, на заднем сиденье, считать минуты до того, когда ему может стать немного легче.

Агата заказала продукты у «Теско», что сильно облегчало закупки, а Рут сообщила ей свой пароль. Она никогда не покупала ничего, что не пригодилось бы семье. Некоторые няньки брали гель для душа специально для себя или не отказывали себе в любимом печенье и других подобных мелочах, но Агата никогда не позволяла себе красть.

За исключением того случая, но это было вызвано необходимостью, так что не могло считаться воровством. С точки зрения Агаты, это была война, а ведь даже поговорка есть: на войне и в любви все средства хороши. Так что речь тогда шла о выживании.

Агате было четырнадцать лет, когда она поняла, что должна избавиться от мерзостей дяди Гарри и безразличия семьи – или она умрет либо убьет кого-нибудь. Так или иначе, с ее жизнью будет покончено, что казалось несправедливым, если вспомнить, что она-то не делала ничего плохого. К тому времени она уже поняла, что то, чем Гарри занимается с ней, неправильно и плохо. И плохо не только потому, что она потом болела, это было неправильно в глазах закона. Почему-то она так и не смогла донести это до Гарри. Правда, их встречи стали значительно менее регулярными, иногда они не виделись месяцами. Но как только он оставался с ней наедине, тут же раздевал ее и делал больно. Среди других причин, по которым Агата себя ненавидела, было то, что она ни разу не набросилась на него, не велела ему отвязаться и не пригрозила сообщить в полицию. Он постоянно делал ее бессловесной и бессильной, каждый такой раз возвращал ее назад, к первому разу, и в течение тех минут, пока это длилось, она снова становилась трясущейся девятилетней девочкой, думающей, что, возможно, все это еще один ужасный этап взросления.