– О да, конечно! – вскричала Геро. – Наверняка так оно и есть! Это самая трогательная история, которую я когда-либо слышала! О, Шерри, это ты? Входи же, умоляю тебя, и взгляни, чем Изабелла одарила дорогого Джорджа!
– Привет, Джордж! – поздоровался его светлость, входя в комнату. – Боже мой, Котенок, в хорошенькую же историю ты меня только что втравила!
Его жена, прыснув от смеха, заявила:
– Я знаю. Ах, если бы ты видел выражение своего лица! Но давай забудем об этом! Ты только взгляни!
Виконт с отвращением уставился на розу.
– Ну, и какой смысл хранить бутон? – осведомился он. – Цветок завял. Не вижу в этом ничего восхитительного.
– Но, Шерри, ты ничего не понимаешь! Изабелла подарила его Джорджу вчера вечером!
– Неужели? – его светлость явно не желал понимать намеков. – Боже мой, ну и кокетка!
Лорд Ротем вскочил на ноги, и в груди его мгновенно вскипела ярость. Геро, к этому времени уже хорошо знакомая с его выходками, пронзительно вскрикнула:
– Джордж, если вы сейчас вызовете Шерри на дуэль, я не стану приглашать Изабеллу на прогулку с нами!
Лорд замер, сжимая кулаки.
– Шерри! – зловещим тоном проговорил он. – Возьми свои слова обратно!
– Будь я проклят, если сделаю это, – отозвался виконт. – Ты не можешь вызвать меня на дуэль в моем собственном доме. Дьявольски дурной тон! Кроме того, Несравненная и в самом деле кокетка! Ну и что? Ставлю пятьсот фунтов, она сделала это специально, чтобы заставить Северна ревновать. Только не говори мне, будто его там не было. Тебе не удастся обмануть меня, мальчик мой!
– Если бы я думал, что… – начал Джордж, убирая прядь волос со лба.
– Она не может быть такой жестокой! – с негодованием заявила Геро. – Не слушайте его, Джордж!
– Если бы я думал, – сказал Ротем, – если бы я полагал, что вчера она бессердечно флиртовала со мной, то я… я бы раздавил эту розу каблуком!
– Ни к чему пачкать наш новый ковер, – заявил виконт. – Лучше выброси ее в окно.
– Шерри, не понимаю, как ты можешь быть таким бесчувственным! – с упреком воскликнула Геро.
– Да будь я проклят, что он собирается делать с ней? – поинтересовался Шерри. – Мужчина не может носить в кармане увядшие лепестки розы! Да вы только взгляните на нее!
Кажется, подобная точка зрения обескуражила Джорджа.
– Полагаю, совсем скоро она осыплется окончательно, – безутешно заметил он.
– Нет-нет, в этом нет ни малейшей нужды! – заверила его Геро. – Вложите ее между страниц книги, и тогда она сохранит форму. Шерри, Джордж приглашает нас вместе посмотреть на взлет воздушного шара! Мы возьмем с собой Изабеллу, если она согласится. Ты ведь тоже хочешь поехать, не так ли?
– Для чего? Чтобы посмотреть на чертов воздушный шар?! – воскликнул Шерри. – Нет, конечно, никуда я не поеду!
– Но, Шерри, если ты откажешься составить нам компанию, у нас ничего не выйдет!
– Будь я проклят, если нарочно выставлю себя на посмешище! Джорджу хочется выглядеть влюбленным олухом, и это его личное дело! Но впутать в историю меня ему не удастся!
Геро уже собралась возразить виконту, как вдруг сообразила: Шерри ведь тоже входил в число поклонников Несравненной. Она подумала, что он пытается скрыть естественное нежелание провести целый день в обществе девушки, отвергшей его притязания, поэтому леди Шерингем тактично отказалась от дальнейших препирательств. Она предложила Джорджу пригласить мистера Фейкенхема четвертым в их компанию. Джордж поначалу было согласился, но потом вспомнил, что Ферди тоже числился воздыхателем мисс Милбурн, и заявил, будто полагает, что Ферди не интересуется воздушными шарами, а вместо него он приведет своего друга, Алджернона Гамли. При этих словах виконт рассмеялся самым неподобающим образом, однако отказался пояснить причину своей неожиданной веселости. Джордж с некоторой чопорностью уверил Геро: мистер Гамли – крайне добродушный малый, после чего откланялся, бережно унося с собой розу.
Геро уселась за письменный стол, чтобы составить надлежащее письмо для Изабеллы. Шерри сказал:
– Ну и тип же этот Джордж! Увядшие розы и взлет воздушного шара! Ты не поверишь, но еще двенадцать месяцев назад, до того как на глаза ему попалась Изабелла, он был совершенно другим человеком. Я готов поклясться, она вознамерилась выйти замуж за Северна – если сумеет заполучить его! Знаешь, в клубах на это заключают пари.
– Ох, Шерри! – ответила Геро, оборачиваясь, чтобы взглянуть на виконта. – Не может же она быть настолько бессердечной, чтобы дарить ему цветы, если сердце ее остается равнодушным к его страданиям!
– Много ты знаешь об этом! – заявил его светлость. – Да она самая бессердечная девчонка, которую я когда-либо встречал! Ты только вспомни, как она обошлась со мной!
– Да, – согласилась Геро, понурив голову. – Разумеется, с тобой она обошлась крайне жестоко. Прости меня за то, что я уговаривала тебя поехать сегодня с нами. Я забыла, что это должно причинять тебе боль.
– Причинять мне боль? – повторил Шерри. – О… ах да! Именно так! Совсем запамятовал. Ты долго еще собираешься писать свои письма, или мы все-таки поедем на Гросвенор-сквер?
Геро заверила его светлость, что будет готова через четверть часа, после чего он ушел, чтобы отдать распоряжение по конюшне, а она дописала записку и передала ее пажу, дабы тот лично доставил ее адресату.
Визит ко вдовствующей миледи успехом не увенчался. Они застали ее лежащей на софе; занавески в комнате были полуопущены, а на коленях у нее многозначительно покоился томик «Раздумья среди могил»[31]. Невестку она приветствовала с содроганием, а сына обняла с нежностью матери, выражающей бессловесное сочувствие жертве жестокой и несправедливой судьбы. Высказанное Шерри предложение ввести Геро в высший свет немедленно стало толчком к проявлению самых пугающих симптомов. Мать не сомневалась в том, что пошатнувшееся здоровье не позволит ей нанести визит в особняк на Хаф-Мун-стрит; прямая же просьба Шерри вернуть фамильные изумруды вызвала у нее поток дорогих сердцу воспоминаний, вследствие чего ей пришлось прибегнуть к нюхательным солям и промокнуть платочком уголки совершенно сухих глаз.
– Но вы же не носите их, мадам! – запротестовал Шерри. – Проклятье, вы же сами говорили, что зеленый вам не идет, и умоляли отца подарить вам бриллиантовый гарнитур вместо изумрудного! Кроме того, вам прекрасно известно, они принадлежат мне – и всегда принадлежали, по крайней мере после смерти отца!
– Увы, какой ты бесчувственный! – дрожащим голосом изрекла родительница виконта. – Те самые драгоценные камни, что твой дорогой папочка застегнул у меня на шее, когда мы только поженились…
– Чего не было, того не было, – возразил Шерри. – В то время был еще жив мой дед, и, более того, отцу пришлось чертовски постараться, чтобы убедить бабушку отдать их после того, как старик скончался! Да-да, мадам, а вы, закатив очередную истерику, заявили, что она не имеет на них никаких прав! Я помню все так хорошо, словно это происходило вчера.
Заметив, что вдова намерена вот-вот упасть в обморок, Геро поспешно сказала, мол, наденет изумруды только после смерти свекрови. Но заявление это оказалось очень неудачным, поскольку дало возможность вдове ответить: теперь она не сомневается в том, что сын и невестка только и ждут этого дня. Она добавила, что ждать им осталось недолго, чем привела Шерри в неописуемое раздражение; виконт начал настаивать, что если изумруды не будут доставлены к нему домой в течение недели, то он прикажет старому Дичлингу самому забрать их.
– Быть может, – вопросила вдовствующая миледи, на щеках которой заиграл румянец гнева, – ты потребуешь от меня прислать твоей жене и жемчуга́, и бриллиантовые клипсы?
– Да, клянусь богом, потребую! – заявил Шерри. – Я рад, что вы напомнили мне о них: они очень пойдут Геро!
– Шерри, прошу тебя, не надо! – прошептала девушка.
– Вздор! Жемчуга́ всегда передаются в моей семье новобрачным: в этом нет ничего нового! – отрезал Шерри. – Но идем! Если ты намерена отправиться в экспедицию с Джорджем, то нам уже пора уходить!
Мысль о том, что она угодила в яму, которую сама же и вырыла, настолько ошеломила вдовушку, что она едва нашла в себе силы слабым голосом проститься с ними. Геро сделала реверанс, словно и впрямь оставалась школьницей из пансиона; виконт запечатлел небрежный поцелуй на протянутой ему дрожащей руке; оба удалились с чувством огромного облегчения, как люди, по меткому выражению Шерри, прошедшие через несколько кругов ада.
Письмо с вежливым ответом Изабеллы, принимающей любезное приглашение Геро, ожидало их на высоком столике с тонкими ножками, стоявшем в проходе, что исполнял роль переднего холла в доме на Хаф-Мун-стрит. А в три часа пополудни прибыл Джордж вместе со своим другом, мистером Гамли. Одного взгляда на этого джентльмена Геро хватило, чтобы понять, почему при упоминании его имени с Шерри случился припадок грубого смеха: он был явно выбран за полное отсутствие какого-либо обаяния и привлекательности, олицетворяя собой ходячий кошмар для представительниц слабого пола. Это был совершенно невзрачный молодой человек, и, хотя Джордж тихим голосом уверил Геро: если он преодолеет свою стеснительность, то вполне способен поддерживать разговор, мистер Гамли так сильно заикался, пытаясь изредка сказать несколько фраз, что для слушателей его попытки казались куда более невыносимыми, чем для него самого. Однако, судя по его виду, он получил глубокое, пусть и бессловесное, удовольствие от представления, коему стал свидетелем, и даже сумел сообщить Геро при расставании, что прекрасно провел время.
