— И меня не будут использовать как пешку.
Он рассмеялся, на самом деле рассмеялся: — Рождение в этом мире диктует, что ты пешка. Ты была пешкой своего отца. Он использовал тебя, чтобы получить больше власти и денег. Но теперь ты моя пешка. И я могу играть с тобой, как захочу, жена.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы разочарования, но я моргнула, пытаясь сдержать их. Ты можешь поплакать дома, когда останешься одна, сказала я себе. Не здесь и не перед ним.
— Вы все монстры, — сказала я.
— И ты тоже. — Алессандро мурлыкал.
— Нет, — я покачала головой. — Я пытаюсь выжить. Ты делаешь это... ты делаешь это ради удовольствия. Вот что делает тебя монстром.
Мускул на его челюсти дернулся: — Может быть, я и монстр, но также и твой муж. Тебе стоит помнить об этом.
Я тихо рассмеялась, игнорируя инстинкты выживания, которые умоляли, умоляли меня заткнуться: — Ты подстрекаешь меня реагировать, снять маску. Но как только я это делаю, и ты видишь что-то, что тебе не нравится, ты говоришь мне надеть ее обратно, — я отвернулась от него. — Может быть, ты не настолько проницателен, как думаешь.
— Может быть. — мрачно сказал Алессандро позади меня.
Остаток пути до дома прошел в молчании.
Последние дни февраля были теплыми, и большую их часть я провела с Беатрис и Еленой.
Если у кого-то из них и возникали подозрения по поводу того, сколько много времени я провожу с ними, они об этом не говорили.
Мы сидели на кухне Беатрис, Елена и я у стойки, пока Беатрис готовила. Запах ингредиентов вызывал у меня тошноту, но я ее подавила.
Тарантино жили в великолепном таунхаусе в городе, о котором я всегда мечтала. Когда Беатрис только въехала в дом, он был холодным и простым, но за несколько месяцев ее замужества дом ожил под ее присмотром. Теперь здесь цвели красивые растения, а стены и полки украшали фотографии близких людей.
Я подумала о холодном пентхаусе, в который мне предстояло вернуться. Возможно, я уже целый месяц была женой, но пентхаус не изменился из-за меня.
— Мой дядя говорит, что он ведет переговоры с Фальконе, — возмутилась Елена. Она уставилась на свой чай с пустым выражением лица. — Очевидно, женитьба на девушке из Наряда будет очень выгодной.
Фальконе были небольшой семьей, проживавшей в Нью-Йорке. Поскольку Нью-Йорк делили несколько семей, связи между ними были крайне важны для того, чтобы не разразилась кровавая война. Но если бы за вами стояла чикагская группировка, то, вероятно, ваши позиции в Нью-Йорке были бы более прочными.
И если конфликт разгорится, у вас будет больше шансов на победу, чем у всех остальных.
— Пока ничего не известно. — я попытался успокоить ее. Я хотела глотнуть чая, но он пах слишком сладко, и я отставила его.
Елена подняла на меня свои зеленые глаза, не впечатленная моими попытками утешить ее.
— Нью-Йорк не так уж плох, Елена. — сказала Беатрис, пока ставила пирог в духовку. Она тоже пыталась успокоить Елену. Чтобы она не наделала глупостей.
— Шоппинг действительно хорош, — предложила я.
Елена помрачнела: — Я буду одна. Замужем за мудаком.
Я не смогла сдержать улыбку: — Я уверена, что этот мудак составит тебе отличную компанию.
— Если бы я только была такой же смешной, как ты, София, — сарказм стекал с ее тона. — И я сомневаюсь, что ты хороший кандидат для поддержки брака по расчету.
Она меня раскусила: — Мой брак в порядке, — сказала я пренебрежительно. Боже, есть ли у Беатрис какое-нибудь средство против тошноты? Я чувствовала, что меня вот-вот вырвет: — Беатрис — идеальный кандидат. Пьетро ее обожает.
Беатрис слегка покраснела: — Мы хорошо относимся друг к другу, — она утешительно посмотрела на Елену. — Просто честно и открыто поговори с ним о браке. Мужчины не хотят возвращаться домой к конфликтам.
Елена закатила глаза: — Да, у меня будет открытый разговор с боссом семьи Фальконе. Уверена, он будет рад узнать, что у женщин есть мысли и чувства.
— Могло быть и хуже, — сказала я, проглотив свой дискомфорт. — Он мог быть Солдатом. По крайней мере, у тебя есть Босс. — Елена выглядела так, будто собиралась дать мне пощечину.
Я подняла руки в знак капитуляции: — Я просто пытаюсь разрядить обстановку. Не обращай на меня внимания.
Беатрис сказала что-то еще, но я не расслышала. Я пыталась отгородиться от запаха кухни. Может, я чем-то заболела?
Мягкая рука коснулась моего плеча: — Эй, София, ты в порядке?
Я посмотрела на обеспокоенное лицо Беатрис. Елена тоже нахмурилась.
Я слабо улыбнулась: — Прости, я просто чувствую себя немного не в своей тарелке. Вы не возражаете, если я схожу в туалет?
— Конечно, нет. Иди. Он прямо по коридору.
Беатрис и Елена смотрели, как я выхожу из кухни. Избавление от запахов заставило меня чувствовать себя немного лучше. У меня было такое головокружение, что я могла бы улететь в космос.
В туалете я попытался вызвать рвоту. Иногда нужно просто вырвать, чтобы почувствовать себя лучше, но ничего не выходило. Тогда я сдалась и стянула трусики, чтобы сходить в туалет.
Я нахмурилась, глядя на свои трусики: — Что это... — Я наклонилась ближе к ним и резко утянула воздух.
Маленькие капельки крови покрывали ткань.
Я немного успокоилась, что не больна и это всего лишь симптомы ПМС, но под этим облегчением скрывалось тошнотворное чувство страха. Я не была беременна. Алессандро снова придется уложить меня в постель. Надеюсь, мы просто сделаем ЭКО, подумала я.
Слова Беатрис неожиданно пришли мне на ум. Тебе просто нужно открыто и честно поговорить с ним о браке.
Но мой брак не был таким, как у Беатрис. В данный момент мы с Алессандро едва могли выносить друг друга. Я избегала его как чумы, даже не ужинала с ним. Обычно я просто ставила его тарелку в холодильник, положив сверху небольшую записку. Затем я исчезала в своей комнате со своей тарелкой.
Я не знала, почему именно я избегаю его. Иногда мне казалось, что это потому, что я боюсь, что он накажет меня за грубость, а иногда я не могла смириться с мыслью, что он будет отдаляться от меня.
Я посмотрела вниз на пятно и вздохнула.
Когда я вернулась на кухню, Беатрис и Елена бросили на меня любопытные взгляды.
— Тебе лучше? — спросила Беатрис.
Я улыбнулась ей, сглатывая тошноту: — Да. Но ты не против, если я одолжу прокладку?
— О, конечно, — она вышла из кухни и поднялась наверх.
Елена посмотрела на меня: — У тебя месячные?
— Да, — я смотрела в окно на прекрасный сад Беатрис. Весной, когда все растения расцветали, это было потрясающее зрелище. — У меня начались месячные.
— Мне жаль, — сказала Елена. Что еще можно было сказать?
В этот момент вернулась Беатрис и дала мне прокладку. Я снова скрылась в ванной. Когда я снова вышла, никто из них не заговорил об этом.
Мы поговорили о возможном будущем Елены, а затем перешли к более легким темам. Нина Дженовезе устраивала обед для дам и пригласила нас всех. Мы обсуждали, что нам надеть и приведет ли Кьяра ди Тралья свою милую внучку.
В конце концов, мне пришлось вернуться домой. Беатрис никогда бы не сказала мне, что я засиделась, но я знала, что у нее есть дела.
Оскуро ждал возле дома и, увидев меня, кивнул в знак приветствия. При всей его вежливости, вы бы никогда не подумали, что он слышал, как мы с Алессандро ссорились прошлой ночью, но мы не очень-то тихо сидели на заднем сиденье машины. Я почувствовала легкое смущение, но постаралась не обращать на это внимания.
Я уверена, что у Оскуро есть заботы поважнее, чем твой брак, сказала я себе.
По дороге домой я была нехарактерно молчалива, и Оскуро бросал на меня обеспокоенные взгляды, но не требовал объяснений.
Когда мы приехали, в пентхаусе пахло чистящими средствами. Фрикаделька ждал у двери и радостно тявкнул, когда я вошла в квартиру. Я взяла его на руки и прижала к груди, чтобы почесать.
