Взяв Еву за руку, быстрым шагом я повлек ее к нашей машине. Я твердо решил трахнуть ее прямо сейчас на заднем сидении. Машина находилась на неосвещенной стоянке довольно далеко от дороги. Я открыл заднюю дверцу и впихнул в салон покорную Еву. Захлопнув за собой дверь, я спешно высвободил из лифчика ее груди и яростно покусал их. Затем устремился под платье, где и на этот раз все было открыто и свободно для доступа. Я не собирался более выжидать, опасаясь новой ошибки. Быстро расстегнув брюки, я навалился на партнершу… и буквально разрыдался. Едва я извлек «его» на свет, как он безнадежно сник в последнем конвульсивном толчке.
– Невероятно! Слушай, ты начинаешь меня пугать… После всего, что было! Так все обошлось или нет?
– Слушай дальше… Как ты сам понимаешь, я был раздавлен… безусловный провал. Ева, как умела, утешала меня, но ничто могло меня воодушевить. Я не знал, что делать. Вернувшись домой, я налил себе двойной скотч, потом еще один, и отправился спать. В понедельник утром, не почувствовав никаких изменений, я расстался с моей нежной подругой. Я был жалок. На работе, в 13 часов, моя секретарша сообщила мне, что меня хочет видеть мадам Лемье. Мадам Лемье? Я не был знаком ни с какой Мадам Лемье. Я попросил секретаршу проводить ее в мой кабинет. Я с трудом узнал ее… Хотя она часто так одевалась: зауженный в талии костюм, атласная блузка, высокие каблуки, шелковые чулки. Но сейчас ее лицо скрывалось под большой шляпой с вуалью. Казалось, что она сошла со страниц «Пари Матч» или какого-нибудь другого модного журнала. Когда секретарша вышла, Ева плотно затворила за ней дверь. В ответ на мое изумление она призналась, что оказалась поблизости и решила меня проведать. Она положила ногу на ногу, так что юбка поднялась, обнажив кружевную кромку чулка. Я был заворожен зрелищем ножки, словно во вторую кожу, затянутой в шелк. На Еве также был пояс для чулок с подвязками того же цвета, и она забавлялась тем, что поочередно оттягивала и отпускала резинки. Положив ногу на мой стол и опершись на него каблуком, она представила мне доказательства того, что окончательно утвердилась в привычке не носить под одеждой трусиков. Я судорожно сглотнул, догадываясь, к чему она клонит. Она взяла валявшуюся у меня на столе авторучку и стала забавляться, просовывая ее под ажурную кромку чулок, показывая мне, как легко будет их снять. Затем авторучка в ее пальцах стала выписывать затейливые фигуры в коротко подстриженных лобковых волосах, то обводя по контуру набухшие губы, то осторожно проникая внутрь, чтобы через мгновение появиться влажно блестящей. С нарочитой рассеянностью она облизала кончик авторучки, который за секунду до этого был в ней, и спросила меня, удалась ли ей эта попытка соблазнения. Я взглянул на свои брюки, с удовлетворением отметил появление маленького бугорка на причинном месте и лукаво улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ и, раньше чем я смог ей помешать, забралась на мой рабочий стол и задрала на себе юбку. Встав на четвереньки и опершись на стол руками и коленями, она приблизила свое восхитительное сокровище к моему лицу. Продолжая сеанс эксгибиционизма, я схватил со стола все ту же авторучку, и медленно и нежно ввел в нее. Ее устье находилось на уровне моих глаз, что позволяло мне во всех деталях видеть его складочки и то, как погружаемый мной предмет приближает ее к наслаждению. Я осмелел и ускорил движения. Ева застонала, и ее рука двинулась навстречу моему орудию страсти, направляя его к жаждущей наслаждения чувствительной точке. Я наблюдал ее сладкие муки, завороженный этим простым движением, которое совершал. Я был буквально загипнотизирован зрелищем и не сразу заметил свою теперь уже абсолютно полную эрекцию. Когда ее уже нельзя было игнорировать, я заставил Еву спуститься со стола. Повернув ее спиной к себе, я заставил ее лечь животом на стол и с вожделением завладел ее ягодицами. Я терся о ее божественное тело, готовясь к победоносному вторжению.
– Прямо на столе!
– Прямо на столе… В моем кабинете нет окон и полная звукоизоляция. Я целовал ее шею, плечи, расстегнул блузку, освобождая ее груди, сжимая пальцами соски. Я чувствовал такое облегчение! На этот раз у меня получалось! Если придется заниматься любовью только в рабочем кабинете, ну что же, я был готов и на это!
Эта мысль, однако, имела фатальное последствие, и мой член тут же принял свой, отныне ставший для него обычным, увядший вид. Ева резко поднялась, быстро оправила на себе одежду, открыла дверь кабинета и сухо бросив: «Спасибо и на том, господин Буавер!» – поспешно вышла, оставив дверь нараспашку и меня со спущенными до колен брюками.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Не думаю. Но полагаю, что это уже ничего не добавило бы к моему унижению… Я был уничтожен! Тем не менее, Ева возобновляла попытки в течение еще более трех месяцев. Это ни к чему не приводило, но я всегда буду ей за это благодарен. Она испробовала все: разнообразную возбуждающую одежду, эротические аксессуары, порнофильмы один круче другого. Наконец она сдалась. Она стала отдаляться от меня, пока оба мы не признали окончательно, что последствия необратимы и никакого улучшения не наблюдается.
В конце концов с грустью и сожалением мы расстались. Я не имел никакого морального права просить ее потерпеть еще и помочь мне. То, что со мной произошло, казалось непоправимым. Она обвинила меня в трусости, поскольку я отказывался обратиться к врачу. Но я не считал себя больным! Ведь перед тем как перейти к действию, у меня все прекрасно вставало! А дальше – стыдно вспомнить! В момент возбуждения я испытывал блаженное подрагивание, набухание члена, но сразу вслед за этим давление падало и все шло насмарку. Исключено, чтобы я рассказал об этом врачу! Речь шла о моей мужской силе! И если я не мог более удовлетворять мою подругу, как это было до недавнего времени, ну что же, стало быть, такова судьба. Мне предстояло самому как-то избавиться от этого недуга.
День ото дня я становился все мрачнее, друзья попытались успокоить меня. Они признались, что были не совсем точны, говоря о «почти каждом дне» или «четырех или пяти разах в неделю». Сильвен даже доверился мне, сказав, что «когда у него в голове только работа и дети, такая пассивность в общем обычна… Но хоть изредка у него еще встает!» После этого я решил больше ни с кем об этом не говорить. В дальнейшем я стал буквально загибаться. Один скотч, который я позволял себе раньше после особенно напряженного дня, превратился в пять или шесть за вечер. Иногда я пил даже в обеденный перерыв. Я плохо спал, пытаясь понять, что же произошло и за что я так «наказан».
– Я тебя понимаю… На твоем месте многие скатились бы еще ниже!
– Еще чуть-чуть и, думаю, я бы пропал. На двести пятьдесят третий день я принял решение больше об этом не думать. Как человек, которому ампутировали ногу, в какой-то момент должен заставить себя не думать о ней. Я ненавидел свой член всей душой. Я больше не разговаривал с ним и не смотрел на него. Я был обижен на него, как ребенок. Так продолжалось два дня. На третий, чувствуя себя все хуже, я дошел до того, что позвонил Еве, чтобы попросить ее меня утешить. Вначале она отнеслась к моей просьбе довольно холодно. Но я уверил ее, что действительно нуждаюсь в ней и употребил все свое обаяние, чтобы убедить ее. Проблема моя по-прежнему не решена, заметил я, но мне необходимо, чтобы меня выслушали и отнеслись по-дружески. Перед такой обезоруживающей искренностью она сдалась.
Я не видел ее с момента нашего разрыва. Меланхолично вспоминая изящество ее фигуры, я думал, насколько она красива и женственна. Думал о ее чуткости. Она действительно все испробовала… Мне повезло, что я встретил такую женщину. Правда, несмотря на все ее усилия, чем больше она была, как говорится, «секси», тем сильнее мой член сопротивлялся ей. Чем больше она пыталась ободрить меня, тем больше я ее разочаровывал. Я был многим ей обязан и потому должен был говорить с ней уважительно, рассыпаясь в извинениях.
– Обычно покорность хорошо срабатывает в отношениях с женщинами…
– Послушай, это была уже не покорность, это было отчаяние!
Итак, с тревогой я позвонил в ее дверь, и когда она мне открыла, я был повергнут в шок ее внешним видом, На ней был старый заляпанный краской домашний халат. Волосы собраны на макушке, откуда неряшливыми прядями спадали на лицо и глаза. Вид у нее был ужасный! Не накрашенная, в дырявых чулках и вдобавок – в этом мешковатом халате, скрывавшем ее восхитительные формы… С беспокойством я спросил, не случилось ли чего. Но еще до того, как она ответила, я ощутил в своих брюках первое за многие месяцы серьезное движение. «Не может быть, – усомнился я, – она выглядит, как пугало!» Но я не ошибался! Украдкой я взглянул вниз и не поверил своим глазам: мой стоячий член уже настолько отвердел, что образовал небольшой купол в брюках! Ева последовала за моим взглядом и от удивления широко раскрыла глаза. То, что она увидела, побудило ее срочно впустить меня. Она беспокоилась о том, какое впечатление это могло произвести на соседей…
