На следующее утро они продолжили путь. Лишь вечером кучер направил упряжку через мост маленького города Эльбурга, находившегося на расстоянии целого дня пути от Амстердама. Юлии хотелось есть, она устала и с трудом сдерживала подступающие к глазам слезы. Она не хотела плакать в присутствии дяди.
Переулки становились все ýже, и в меркнущем свете дня Юлия увидела многочисленные дома, построенные очень близко друг к другу. Казалось, что архитектор, спроектировавший этот город, старался разместить как можно больше домов на ограниченном пространстве. Может быть, при других обстоятельствах эта теснота показалась бы девочке уютной, теперь же действовала на нее угнетающе и лишь ухудшила ее настроение, заставив нервничать. Карета еще несколько раз повернула, прежде чем наконец остановилась перед внушительным зданием.
В то время как Юлия нерешительно выбиралась из кареты вслед за своим дядей, открылся главный вход и навстречу прибывшим вышла высокая худая дама. Желудок Юлии судорожно сжался.
– Mijnheer[2] Ванденберг, я очень рада вас видеть. Надеюсь, что ваша поездка была приятной, – сказала дама и вежливо поклонилась, прежде чем бросить взгляд на Юлию, которая смущенно стояла рядом со своим дядей. – Ты, должно быть, Джульетта? – В голосе женщины не было даже намека на теплоту. И вообще, она производила впечатление особы очень строгой и не терпящей возражений. – Меня зовут Анна Бюхнер. Я директор.
Она окинула Юлию быстрым оценивающим взглядом. Девочка робко сделала книксен перед женщиной, а та снова обратилась к ее дяде:
– Прошу вас, заходите. Мы вкратце обсудим остальное. Джульетта! – Женщина хлопнула в ладоши, и в дверях тут же появилась девушка в униформе прислуги. – Мерль проводит тебя в твою комнату, а я попозже зайду за тобой.
Юлия последовала за служанкой в дом. Мерль вела ее по скудно освещенным и, казалось, бесконечным коридорам. Наконец девушка остановилась перед одной из дверей и открыла ее. Почтительно поклонившись Юлии, Мерль сказала:
– Ванденберг, вот ваша комната.
Девушка пропустила Юлию в комнату и вслед за ней проскользнула туда. Служанка зажгла маленькую масляную лампу на столе, а затем так же тихо выскользнула в дверь и исчезла в коридоре.
Юлия с любопытством осмотрелась по сторонам. Учитывая размеры здания, комната казалась крохотной. Вдоль стен стояли кровать и шкаф, посередине – стол с двумя стульями, а стол для умывания находился в углу за дверью. У Юлии забрезжила надежда: две кровати! Казалось, ни одна из них пока не занята, но, может быть, она будет жить здесь с соседкой?
Девочка подошла к узкому окну и бросила взгляд на внутренний двор, где между маленькими грядками были проложены посыпанные крупным песком, ухоженные дорожки. «Как в монастырском саду», – невольно пришло ей в голову. Юлия присела на край кровати, не зная, что же ей теперь делать. Не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Девочке было холодно, однако в комнате не было печки. Юлия очень устала.
Простыни на кровати были влажными. Девочка боролась с желанием несмотря ни на что прямо в одежде упасть на кровать и с головой укрыться одеялом.
Юлия, опустив голову, задумчиво рассматривала вытертые половицы. Через эту комнату явно прошло бесчисленное множество маленьких ног. Неужели другие девочки поначалу тоже чувствовали себя такими же одинокими, как она сейчас? Все здесь казалось ей мрачным. Лишь с большим трудом Юлии удалось сдержать подступавшие к глазам слезы. «Ты должна быть сильной», – повторяла ей Марит. И мама, наверное, тоже хотела бы, чтобы она была такой.
Прошла целая вечность, а за Юлией так никто и не пришел. Девочка выскользнула в коридор и подошла к одному из окон. Оттуда ей была видна улица перед школой. Карета ее дяди стояла у главного входа в здание, еле различимая в призрачном свете. От теплых лошадиных тел вверх поднимались облака пара и смешивались с ночным туманом. Затем из двери вышел Вильгельм Ванденберг. Он сел в карету и уехал, даже не обернувшись.
Объединенное королевство Нидерландов. Суринам. 1858–1859 гг. Эльбург. Амстердам. Плантация Хеегенхут
Юлия с письмом в руке бежала по коридорам пансиона. По лестнице вверх, за угол и вдоль еще одного коридора. За это время она досконально изучила здание. Юлия жила здесь вот уже более восьми лет. Но только три года назад, со времени вступления фрау Конинг в должность директора пансиона и с того момента, как почти одновременно с этим событием в ее комнате поселилась София, девочка стала чувствовать себя относительно хорошо. Пансион стал ей домом, однако все же это был не родной дом.
Госпожа Конинг взяла на себя руководство пансионом после того, как ее предшественница, которая когда-то принимала Юлию, после многочисленных скандалов вынуждена была уволиться. Увольнение госпожи Бюхнер стало для Юлии благословением. Новую директрису девочка воспринимала с восхищением и благоговением. Благодаря госпоже Конинг все изменилось – и не в последнюю очередь лично для Юлии.
Пансион для девушек «Адмираал ван Кинсберген» был основан много лет назад в стенах бывшего монастыря в качестве дополнения к находившейся также в Эльбурге школе для мальчиков, которая пользовалась чрезвычайно большой популярностью.
Но, несмотря на все ожидания, пансиону для девочек так и не удалось достичь уровня школы для мальчиков. Когда количество учениц перестало увеличиваться, директором пансиона назначили опытного педагога – госпожу Бюхнер. И, действительно, поначалу все шло хорошо. Однако для всех осталось загадкой, что именно в дальнейшем вызвало резкое изменение в настроении этой дамы. Директор Бюхнер через непродолжительное время, еще перед приездом Юлии, впала в религиозный фанатизм, который скорее вредил авторитету школы, чем шел ей на пользу. Все больше и больше семей стало забирать девочек из школы. И так продолжалось до тех пор, пока там не остались только те ученицы, у которых просто не было иного пристанища. Юлия часто спрашивала себя, знал ли ее дядя о том, какой репутацией пользуется эта школа. Конечно, она ни разу не решилась задать этот вопрос. Он просто отдал ее сюда и больше никак о ней не заботился. Дядя следил лишь за тем, чтобы деньги за ее обучение выплачивались вовремя и чтобы один раз в году Юлия приезжала к нему на три недели. Однако этим все и ограничивалось. Семья дяди оставалась для девочки чужой. Непродолжительное пребывание в гостях не привело к установлению доверительных отношений.
Юлия никогда бы не решилась пожаловаться на обстановку в пансионе. И, таким образом, она почти пять лет страдала от многочисленных и всегда одинаковых богослужений в холодной, как погреб, монастырской часовне, которые составляли бóльшую часть ее повседневной жизни, и терпеливо посещала казавшиеся ей бесконечными часы молитв.
Затем, незадолго до того, как школа чуть было окончательно не прекратила свое существование, бразды правления были переданы госпоже Алиде Конинг, и многое в пансионе изменилось. Новая директриса ввела современный учебный план и разрешила своим подопечным регулярно выходить в город. Не говоря уже о новых печках, которые она приказала установить в здании… Ее действия вскоре начали приносить свои плоды: очень быстро в школе стали появляться новые ученицы. И среди них – София. Юлия удивлялась изменениям, которые происходили вокруг. Ей казалось, будто кто-то сначала надолго приостановил время, чтобы затем заставить часы идти быстрее. Всего за несколько недель темные коридоры, по которым гуляли сквозняки, превратились в светлые, теплые, оживленные вестибюли. Юлия как зачарованная прислушивалась к голосам девочек, слышала их тихий смех и видела разноцветные платья. Но тем не менее она была поначалу слишком робкой, чтобы поддаться всеобщему настроению.
Алида Конинг прекрасно разбиралась в людях, и Джульетта Ванденберг поначалу вызывала у нее беспокойство. Девочка была замкнутой. Казалось, она навсегда потеряла интерес к жизни. Это было неудивительно, если учитывать ее историю, а также средневековые нравы, которые раньше царили в этой школе. Алида Конинг приняла мудрое решение: поселить жизнерадостную Софию в комнату к Джульетте. Софии, обладавшей веселым нравом, удалось избавить свою соседку от оков робости. Джульетта постепенно раскрывалась.
В первые годы в Эльбурге Юлия была совершенно одинокой и оставалась наедине со своими детскими заботами и нуждами. Она скорее провалилась бы сквозь землю от стыда, чем доверилась бы кому-нибудь. Тем более что ее бывших соучениц, казавшихся ей очень богобоязненными, похоже, еще не коснулись физиологические изменения. Сама же она давно со стыдом прятала свое тело, становившееся все более женственным. Превращение из ребенка в женщину внушало Юлии страх. А с кем она могла обсудить свои страхи? Ни ее соученицы, ни госпожа Бюхнер не могли бы ей ничем помочь, а в пансионе в то время любые посторонние разговоры, например о моде и тем более о молодых мужчинах, были строжайше запрещены. Когда сюда приехали новые ученицы, перед Юлией внезапно открылся мир юных дам – совершенно новый для нее, увлекательный и одновременно пугающий. Юлия робко пыталась проникнуть в него. И только София раскрыла ей глаза: юные девушки были весьма рады тому, что у них растет грудь. И даже ежемесячный «позор» вдруг стал совершенно нормальным явлением, а не поводом для молитв, тянувшихся целыми днями. Юлия надолго запомнила тот день, когда София отвела ее в сторонку и с бессовестной откровенностью стала говорить с ней об определенных физиологических явлениях. Юлия покраснела как рак, однако София быстро ее успокоила: «Все это совершенно нормально!»
